Тамаз Годердзишвили - Гномики в табачном дыму
— Шагайте в ногу, шагайте в ногу, — твердил Зураб.
Какой-то мальчик увязался за нами и указывал дорогу.
— Если бы мы и работали так в лад… — сказал Георгий и осекся, сообразив нелепость своих слов.
В больнице женщину положили на каталку и тут же увезли в операционную. Появилась дежурная сестра и стала расспрашивать нас, заполняя больничную карту.
— Фамилия.
— Мшвеладзе, — ответил Георгий.
— Фамилия больной, — улыбнулась медсестра.
— Не знаю.
— Имя?
— Не знаем, — вмешался Зураб.
— Откуда она? Из какой станицы?
— Не знаем, — ответил я.
— Так что же записывать? — развела руками медсестра.
— Завтра приедет ее муж, если успеет собрать урожай, — объяснил Зураб.
Сестра включила свет, и стало видно, что все мы в крови, особенно Зураб. Никогда раньше на мне не было чужой крови. В темноте я не замечал ее, теперь испытывал неприятное ощущение. Зураб опустился на скамью. Присел и я. Георгий вышел закурить.
— Как думаешь, выживет? — спросил Зураб. — У нее проломлен череп. Видно с большой высоты упала.
Во двор больницы влетела машина.
— Еще привезли! — встрепенулась медсестра и поспешила к выходу.
— Нет, это наша машина, — успокоил ее Зураб.
Георгий и Гогия вошли вместе и расположились рядом с нами.
Из операционной вышла медсестра, забежала в соседнюю комнату за какими-то ампулами. Потом в операционную занесли кислородную подушку. Мы переглянулись. Не знаю почему, но мне кажется, что кислородную подушку дают умирающим.
— Видно, плохи дела, — предположил Гогия.
Прошло много времени, прежде чем из операционной вышел хирург, совсем молодой парень. Халат на нем был забрызган кровью. Он направился прямо к нам, на ходу снимая маску и вытирая с лица пот.
— Вы ее доставили?
— Выживет? — вопросом же ответил Гогия.
Хирург устало сел в широкое кресло и закинул ногу за ногу. Потом долго-долго тер левой рукой лицо.
— Очень упрямая женщина, — сказал он наконец. Руки у него дрожали.
— Крепкая женщина, — возразил Гогия.
— Очень упрямая женщина, — повторил хирург и посмотрел на свои дрожащие руки.
— Мы можем уйти? — спросил Георгий.
— Молодцы, ребята, привезли бы чуть позже, плохо бы кончилось, — сказал хирург.
Мы поблагодарили его, попрощались и вышли из приемного покоя.
Еле отыскали дорогу к нашей станице. Свет фар прорезал тьму, освещая нам слякотный путь, и терялся в пространстве. Упершись локтями в колени, я попробовал расслабиться. От усталости перед глазами плясали красные точки. От голода сводило живот.
— Давай жми быстрей! — взмолился Георгий и обернулся ко мне. — Дома, наверное, вкусный обед ждет.
— Если застанем Тинико живой, — добавил Зураб.
— С ума, верно, сходит, бедняжка! — заметил Георгий.
Когда показался наш дом, Гогия посигналил. На веранду выскочила Тинико. Сынишка хозяйки тоже узнал звук нашей машины и открыл ворота.
Мы еле вышли из машины. Все четверо падали с ног. Зураб обхватил Гогию за плечи, и они, шатаясь, поднялись по лестнице. Никогда еще не возвращались мы из маршрута так тихо. Тинико, заметив кровь на наших одеждах, кинулась к Зурабу.
— Ой, Зурико, что с тобой, родной? Что случилось?
— Не бойся, ничего не случилось! Ничего! — успокоил ее Зураб.
Тинико так обнимала Зураба, словно они были одни в комнате. Зураб самый прямой и самый смелый среди нас, я понимаю ее, но сейчас было не время… Я повалился на спальный мешок и закрыл глаза.
— Вставай, друг! — толкнул меня Гогия.
Утро было серое, тучи привычно скрывали солнце. Нудно моросило. Ветер то в одну сторону гнал легкие белесые дождинки, то в другую.
Георгий был уже выбрит и разглядывал раскрытую на столе карту. Зураб что-то напевал про себя — случай неслыханный. Я протер глаза и стал делать зарядку.
— Сегодня обязательно надо осмотреть обнажения, — сказал Георгий.
— Пока не зарядил дождь! — добавил Зураб.
— Я сегодня не смогу ехать с вами, предстоит большая стирка, — Тинико побросала нашу одежду в широкое корыто.
— В маршрут мы с Георгием пойдем. Вполне справимся вдвоем, — решил я.
Зураб улыбнулся. Тинико залилась краской и вышла из комнаты.
Зураб проводил нас.
— Что делать, раз не хотите брать меня с собой! — сказал он и напомнил: — На обратном пути навестите жену комбайнера.
— Таскай для Тинико воду! — приказал Георгий, хлопнув его по плечу.
Машина осторожно выехала со двора и понеслась по дороге. Гогия все прибавлял скорость. По крыше опять зашуршал дождь.
— Сверни к реке, быстрей доберемся, — посоветовал Георгий.
— Так и знал, что скажешь это! Что я, хуже тебя знаю свое дело! Не проедет через брод!
— А как же вчера проехала?
— Вчера другое дело! Вчера… — Гогия хотел сказать что-то еще, но Георгий прервал его:
— «Что я, хуже этого гнилушки Гогии?!» «Отараант-вдова», Илья Чавчавадзе.
Но слово «гнилушка» не прозвучало по-старому, и я понял: утратило оно свою силу. Наверное, и Гогия почувствовал это; с усмешкой взглянул на Георгия, потрепал его по плечу и сказал:
— Шутим, начальник?
И мы, все трое, дружно захохотали. Потом Гогия затянул песню.
За окном машины тоскливая картина бездарного художника: серое небо без просвета, зеленая земля без единого цветка и темные извивы слякотной дороги, бесконечно тянущейся перед нами.
1965
ВЫХОДНОЙ ДЕНЬ
Важа Мартирозашвили мой сосед. Мы вместе ходили в детсад, потом в школу. В девятом классе он прокатился по лестничным перилам и… получил «академический» отпуск, отстал от меня на год. Озорной был очень! После школы Важа захотел продолжить учебу в Политехническом институте, но в тот год, на его беду, желающих обладать дипломом автоинженера оказалось слишком много. Три предмета сдал на пять, а физика подвела — вопрос касался четырехтактного двигателя.
— Не повезло мне! — возмущался Важа. — Другим доставалось то, что они знали.
Не сумел он сдать и на следующий год, не попал в институт и при третьей попытке. И отец пристроил его в контору какого-то треста. Позже он работал экспедитором на лимонадном заводе. Короткое время был заведующим закусочной.
— Что делать, приходится заведовать, — пожаловался он мне как-то с несчастным видом.
— Понимаю тебя, но кто-то должен заведовать! — посочувствовал я.
— Чует сердце, скоро «Волгу» выиграю по лотерейному билету.
— Как скоро, не спросил? — усмехнулся я.
— Говорят, очень скоро, — ухмыльнулся Важа, хлопая меня по плечу. — Так что стану все-таки «автоинженером».
Спустя три месяца Важа «выиграл» зеленую «Волгу». В нашем небольшом дворе вырос гараж, а Важа раздобрел, растолстел прямо на глазах.
— Зарядкой надо заниматься, брюшко появилось, — посетовал он как-то.
— Смотри, гантели не поднимай и штангу тоже, силовые упражнения опасны, особенно по утрам, — предостерег я его.
— Что ты говоришь!
— Да-да.
— Ва! — воскликнул он.
Все комнаты нашего дома выходят на общие длинные балконы, нависающие над двориком. Жизнь соседей здесь как на ладони. Но я так и не видел его за зарядкой. Правда, Важа уходит рано — в семь уже на работе, а я встаю в половине восьмого. Единственное утро, когда мы встречаемся — воскресное.
Сегодня как раз воскресенье. Я занимаюсь зарядкой на балконе, Важа моет во дворе машину. Ему помогают мальчишки — они в любом возрасте любят возиться с машиной. Важа доверил им колеса — каждому по одному. Ребята соревнуются — кто вымоет лучше и быстрее. В награду получат конфеты. В машине у Важи всегда имеются конфеты, лежат рядом с небрежно брошенными иностранными журналами. Когда он в настроении, может и прокатить своих помощников на «Волге».
— С утра жарища! — замечает Важа.
— Южный ветер, горячий.
— Почем ты знаешь?
— Бюро прогнозов сообщило.
— Значит, польет дождь, — хохотнул он, глянув на небо. Синева над ним была до того ясной, прозрачной, что казалось сомнительным, есть ли на свете хоть одна тучка.
— И выходной за работой проводишь? — интересуется Важа. Видно, замыслил что-то.
— А чем заняться? Скажи — отложу работу.
— Давай махнем за город! Духота тут.
— Куда поедем?
— Куда хочешь. Посидим где-нибудь в ресторане, кутнем хорошенько.
— Ну нет, неохота умирать.
— Не бойся, не пью, когда за рулем.
— Ладно, едем.
— Собирайся тогда.
Важа выехал на проспект Руставели. За три месяца обладания «Волгой» он успел завязать знакомства с такими же владельцами машин, дельцами, как он, и, проезжая мимо друг друга, они здоровались на особый манер, довольно улыбаясь. «Куда?» — спрашивала рука, не занятая рулем. «Не знаю», — отвечали, передергиваясь, плечи. «Прогуляться немного», — добавляли пальцы. «Вам-то что!» — бормотал мотор, и неслись, шурша, колеса.
