Лидия Вакуловская - 200 километров до суда... Четыре повести

— Пожалуйста. Так я вас жду, девочки. Квартира пятнадцать. — И Мира, постукивая каблучками, убежала вверх, оставив на лестнице сладковатый запах духов.

Чтоб не толкаться всем у Миры, решили, что белить будут трое — Катя, Валя и Маша.

Квартира у Полуниных была двухкомнатная, хорошо обставленная, но уж очень запущенная. Потолки почернели, накат выцвел, подоконники облупились.

— Сто раз хотели ремонт делать — и все откладывали. Мне, Валюша, просто повезло с вами! — щебетала Мира, без толку суетясь по комнатам.

— А как же быть с накатом? Оставим стены белыми? — спросила Валя.

— А разве вы накат не делаете? Я думала, вы все умеете, — опечалилась Мира.

— Накат мы делаем, но… — Валя хотела сказать, что с накатом длинная морока, а время уже позднее.

— Прекрасно! — перебила Мира. — Тогда уж и окна покрасим, и двери. Кухню тоже можно маслом покрасить.

Девчонки переглянулись: вот так новость! Одно дело — побелить из краскопульта, другое мазать и красить. Но смелости отказаться у них не хватило.

Управились лишь к утру, Кухню выкрасили, накат навели, полы помыли, мебель расставили по местам. Мира была в восторге. Она оказалась существом, на удивленье, болтливым, и девчонки за ночь все на свете узнали о ней: что Женю своего она не любит, что замуж вышла назло какому-то дирижеру Вите, а теперь ужасно жалеет. Что здесь она умирает со скуки и умрет, если Женя не переведется в ее родной Воронеж, а если не переведется, она бросит его навсегда и уедет. Что детей она не хочет, так как дети связывают руки и орут по ночам. Еще она рассказала тысячу историй о своих соседях — кто с кем ссорится, кто кого к кому ревнует, у кого сколько денег на книжке, кто держит облигации трехпроцентного займа, какие снимает с них выигрыши, и много другой всякой чепухи.

В восемь утра Катя и Валя потащили в соседний подъезд краскопульт и ведра — пора было начинать работу. Шура осталась домывать на кухне полы. Вскоре она прибежала к девчонкам, держа перед собой охапку кульков.

— Вот чего вам принесла! — весело сказала она, стряхнув с рук кульки на широкий подоконник. — Давайте завтракать, я на всю десятку накупила!

Касса у девчонок по-прежнему была общая, деньгами распоряжалась Катя, поэтому она и удивилась:

— Откуда у тебя деньги взялись?

— Мира за ремонт дала! — Шура разворачивала кульки и пакетики с едой. — Мало, конечно, надо было с нее больше спросить. Всю ночь надрывались.

— И ты взяла у нее десять рублей? — ужаснулась Валя.

— А мне стыдно было сказать, что мало. Дала десять — взяла десять.

— Зачем ты вообще брала? — возмутилась Катя.

— А что такого? — растерялась Шура. — Раз она дает, почему не брать.

— Да она свинья! Неси ей это все назад! — Валя стала проворно заворачивать кульки. — Как тебе не стыдно.

Света Кириллова, не участвовавшая в ремонте Мириной квартиры, тоже возмутилась:

— Смешно! Я бы ей эту десятку назад швырнула. Ремонт двухкомнатной по калькуляции семьдесят рублей стоит. Ей из любезности сделали, а она десятку сует.

— Никогда не думала, что ты такая крохоборка! — со свойственной резкостью сказала Катя.

— Да что вы ко мне прицепились? — Шура жалко скривилась. — Чем ничего не получить, хоть это…

Вверху хлопнула чья-то дверь, на лестнице затопали ноги. Девчонки умолкли. Когда мужчина прошел мимо них, Валя негромко сказала:

— Девочки, не надо ругаться. Надо ей просто все вернуть.

— Колбасу нести, что ли? — рассудительно спросила молчавшая до этого Муза Нечипоренко. — Пусть Катя снимет деньги с книжки, а колбасу себе оставим.

Катя сбегала в сберкассу. Но Шура заупрямилась:

— Я одна к ней не пойду, мне теперь стыдно.

Деньги Мире понесли втроем: Катя, Шура и «нейтральная» Муза. Валя не захотела встречаться с Мирой.

Долго стучали, пока приоткрылась дверь. В коридор выглянула заспанная Мира в смятой пижаме.

— Что такое? Я ведь сплю, — не очень-то дружелюбно сказала Мира.

— Возьмите назад ваши деньги, — Катя протянула ей красненькую бумажку.

— А что случилось?.. Вы считаете, мало?.. — Похоже, Мира плохо понимала, чего от нее хотят. — Я могу добавить. Пять рублей, хватит?

— Возьмите свои деньги. Нам, вообще, не нужны… — Катя старалась говорить сурово, но голос получался противным, чуть ли не извиняющимся.

— А-а… Ну, хорошо. Спасибо, — Мира тотчас же взяла деньги. — Ой, как дует! Заходите как-нибудь в гости, — прощебетала она, и дверь захлопнулась.

Два дня Катя не замечала Шуру, а Шура не решалась с ней заговорить. На третий день о ремонте квартиры узнал Свиридов.

— Бессонова, а ну, исповедуйся; как это вы халтурой начали заниматься? — грозно спросил прораб, вызвав в контору всю бригаду на душевную беседу. — У нас пока еще такого безобразия не было.

Валя рассказала, как было дело.

— Другой разговор, — повеселел прораб, выслушав ее. — Оценим работу и пошлем Полунину счет. Полы не красили? Нет? Все равно рублей пятьдесят наберется.

— Иван Иванович, все-таки некрасиво получается, — Валя утратила обычное спокойствие, ей было очень неловко. — Мы ведь сами согласились. Она попросила, мы согласились. Теперь, выходит, вы с них деньги берете. Мы ведь как одолжение… — Валя сама запуталась в ходе своих мыслей.

— Ага, понятно! Тогда вы все квартиры ремонтируйте из одолжения. — Свиридов утратил веселость. — Это я не запрещаю. Но краску давать не могу и зарплату платить тоже. Ясно? Мы еще пока не при коммунизме живем. Когда он будет, тогда — пожалуйста. Тогда каждому за государственный счет все тридцать три удовольствия. А если вы такие добренькие и у вас уже коммунизм, то я эту сумму с вас удержу.

Такое предложение Свиридова девчонок не устраивало: и без того их финансы пели романсы. К тому же они знали своего прораба; раз он решил взыскать с Полуниных за ремонт, значит, взыщет.

Отпуская их домой, Свиридов строжайше приказал больше без его ведома ни в какие переговоры с жильцами насчет покрасок и побелок не вступать.

А еще через день Томка ехидно спросила Валю на кухне:

— Что, Валечка, сознательность сознательностью, а халтура халтурой? Сперва деньги с Полуниной взяли, потом Свиридова на нее с проверкой напустили?

— Откуда это тебе известно? — Валя больно переживала случившееся, и всякий разговор об этом больно задевал ее.

— От самой Полуниной. Она сегодня у нас в цеху платье мерила, рассказывала, как с ней поступили.

— Врунья она и сплетница! — сердито ответила Валя, и ушла из кухни.

Катя тоже чувствовала себя прескверно в связи со всей этой историей. Не выдержав, она сказала Шуре:

— Представь, что было бы, если бы мы деньги ей не вернули. Стыд-позор! Никогда нельзя свое достоинство терять.

— Думаешь, я не понимаю? Я, может, больше всех вас переживаю, — ответила Шура и вдруг расплакалась.

Катя обняла ее, и они помирились.

— Хоть бы скорей уехать отсюда, — вздохнула Катя. — До чего надоело!

…И вот теперь Валя принесла известие, что корабль идет. Может, уже вышел, может, еще выйдет, но, во всяком случае, он скоро будет. Во всяком случае, они скоро уедут.

Вечером девчонки в Валиной комнате на все лады обсуждали предстоящий отъезд. Подсчитали свои финансы, прикинули так и этак. Получалось неплохо: хватит вернуть подъемные, хватит на билеты, да еще останется немного.

— А в Магадане, девочки, сразу в горком комсомола пойдем. Не может быть, чтобы на Чукотке новые города не начинали строить, — фантазировала Валя. — Сразу попросимся туда. Вот увидите, сидеть в Магадане долго не будем. Возьмем направление, и до свидания.

В общем, настроение у девчонок было — лучше не придумаешь. И все пятеро — Валя, Катя, Шура, Муза и Света поклялись никогда не разлучаться.

6

Приход «Витязя» ожидался во второй половине дня.

К этому неопределенному времени, даже раньше этого неопределенного времени, все посельчане явились на пирс: музыканты — на грузовике, пионеры — в автобусе, остальные — пеши.

И когда все собрались, стало ясно, что в Каменном Сердце живет очень много мужчин, преимущественно молодых и неженатых, и очень мало женщин, преимущественно семейных. Молодые, неженатые парни расхаживали по пирсу веселыми компаниями, держали под мышками яркие веники полевых цветов, а семейные женщины прогуливались под ручку с мужьями.

Прошел час, два, три…

Июльское солнце светило вовсю. Море сверкало золотым блеском. Над водой носились белые чайки и черные бакланы, кричали и демонстрировали друг перед другом фигуры высшего пилотажа. Семейные женщины бросали из сумочек в воду поджаристые сухарики, и кукурузные хлопья. Птицы наперегонки кидались за дармовым харчем.