Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том первый
Опустившись на колени в снег, Кожек заплакал и притронулся губами к холодному лобику младенца. Потом поднял мокрое от слез лицо и поглядел на людей.
— Давайте, земляки, схороним его, бросим в могилу по горстке земли, — хрипло сказал Кожек.
Группа бойцов, взяв лопаты, пошла за околицу деревни копать могилы.
Кожек все не мог успокоиться. С возмущением и горечью он спрашивал:
— В чем его вина? В чем? Невинное дитя даже зверь пожалеет.
— Разве они трогали только виноватых? И кто же виноват перед ними? — спросил Картбай, и огонек ненависти вспыхнул в его зрачках. — Или ты думал, что они будут бить так, чтобы не было больно?
...К вечеру батальон двинулся в дальний путь. За деревней на возвышенности его настигли десять грузовых машин с солдатами. Немцы выскочили из машин и, рассыпавшись цепью, пошли в наступление, на ходу стреляя из автоматов.
Мурат привел батальон в боевой порядок, разгруппировал и дал приказ начать отход. Он не хотел сталкиваться с врагом: целью его было вывести колонну под покровом наступающей темноты, войдя в лес, который чернел впереди. Взвод Ержана залег, завязав перестрелку с вражескими автоматчиками.
— Ты сдерживай их и отступай в лес. Там соединимся, — сказал комбат Ержану.
Первая растерянность прошла. Взвод Ержана дрался хорошо. Экономя патроны, бойцы стреляли с точным прицелом, когда фашисты перебегали с места на место или поднимали головы. Ержан послал Борибая связным на правый фланг взвода, а сам побежал на левый фланг, покрикивая: «Спокойней! Стрелять точнее! Беречь патроны!»
За спиной взвода, прикрытые огнем, спешили к лесу бойцы батальона.
Спустя полчаса залегшие немецкие автоматчики получили подкрепление. В сумерках был слышен гул подошедших машин, отрывистые команды. С околицы деревни ударили пушки. Неокопавшимся бойцам грозил большой урон. Неожиданно донесся слух: немцы обходят с левого фланга.
Ержан приказал Картбаю, лежащему рядом с пулеметом:
— Сейчас будем отходить. Ты задержи их. Только не упускай нас из виду.
— И я с ним, товарищ лейтенант, — попросил подползший с другой стороны Кожек.
— Согласен, — сказал Ержан. — Отходите вместе, стреляйте поочередно.
Отступая, взвод наткнулся на фашистов, успевших зайти с тыла. Чтоб не попасть в кольцо, Ержан приказал:
— Идти вправо, не медлить!
Неприятель все сильнее теснил взвод, отрезая ему путь к лесу, в котором скрылся батальон.
VIII
Стемнело. Вспышки автоматного огня обозначали пунктиром линию неприятеля. Зарница, возникшая у околицы деревни, протянулась к востоку и дугой легла на левый фланг. Помня приказ Ержана беречь патроны, бойцы стреляли дружными залпами лишь тогда, когда немцы поднимались в атаку. Три раза откатывался враг. Но с прежним упорством немцы продолжали преследовать взвод. А в это время Картбай и Кожек вели бой с первой группой вражеских солдат.
Увидев темную стену солдат, Кожек взглянул на Картбая. В темноте блеснули его глаза.
— Держи себя в руках, Картбай. Нам, пожалуй, лучше не спешить, — процедил Кожек сквозь зубы. — Пусть они подойдут поближе, собаки! Будем, бить наповал, пусть они больше никогда не встанут, да сгорят могилы их отцов!
— В темноте подпускать их близко — дело опасное. Осторожней! — крикнул Картбай.
— Молчи! Я знаю. Они у меня свое получат, пусть только приблизятся, — ответил Кожек.
Картбай в темноте не мог определить точно расстояние, отделяющее его от наступающего врага. Инстинкт подсказал ему, что наступило время стрелять. По своему обыкновению он прицелился в неясный силуэт правофлангового солдата, с трудом ловя его на мушку. И нажал гашетку ручного пулемета. Пулеметный ствол, изрытая слепящий огонь, затрясся, как живой, медленно разворачиваясь справа налево.
Кожек лежал рядом, стреляя из автомата. Немцы залегли. Со стороны леса доносился треск удалявшейся автоматно-ружейной стрельбы: это отходящий взвод Ержана отбивался от группы фашистов, зашедших с тыла. Прокалывая ночной воздух, как золотые шмели, над Кожеком и Картбаем повизгивали трассирующие пули. Кожек, забыв обо всем на свете, продолжал неистово стрелять.
Картбай, оставив свой пулемет, подполз к Кожеку, рванул за плечо, прокричал в грохоте пальбы:
— Ты с ума сошел, прекрати! Прекрати! Патронов мало!
Кожек не отрывался от автомата, словно руки его примерзли к оружию.
— Обожди, Картбай! Не мешай! — произнес он, весь дрожа, отталкивая плечом товарища. Картбай понял, что Кожек не уйдет отсюда по своей воле.
— Сейчас же идем! Встать! — в бешенстве заорал Картбай. — Забыл приказ командира?!
Кожек отпустил приклад автомата и молча вскочил на ноги. Он побежал к лесу. Отдаленная перестрелка доносилась откуда-то слева. Картбай понял, что дорога между ними и взводом отрезана. Основные силы фашистов, видимо, продолжали следовать по пятам их взвода, за Кожеком и Картбаем охотилась лишь небольшая группа.
Не успели они отойти на двадцать-тридцать шагов, как немцы открыли по ним огонь. Картбай и Кожек бросились наземь, снова завязалась перестрелка. Положение осложнилось. Картбай видел, что им далеко не уйти: немцы наседали.
«Задумавший нырнуть не отвернется от воды», — говорят казахи. Как бы перепугался человек, идущий в глухой степи, если бы издали в него выстрелил кто-нибудь! Человек же, живущий непрерывно под градом пуль, способен на время забыть, что эти пули могут убить его.
Чем сложнее складывалась обстановка, тем все меньше Картбай ощущал непосредственную опасность, да и некогда было думать о ней: он был занят одной мыслью — любым способом оторваться от врага, обмануть его каким-нибудь ловким маневром.
Его осенила дерзкая мысль. Приказав Кожеку не отставать от него ни на шаг, отстреливаясь, он стал отходить к левой окраине деревни. В какое-то мгновение, когда фашисты отпрянули, он крикнул: «Держись со мной!» и юркнул за крайнюю избу. Спрятавшись за баней, Картбай отдышался. Теперь он заметил, что фашистов, преследующих их, стало меньше, очевидно, многие продвинулись вперед. Замолчавший пулемет сбил неприятеля с толку; теперь им пришлось, как говорится, шарить на пустом месте.
Тем временем Картбай и Кожек достигли деревенской околицы и укрылись за стеной ближней избы.
— Гляди-ка, подходят, что делать? — шепотом спросил Кожек, держа автомат наготове.
Группа немецких автоматчиков, потеряв в ночи след советских солдат, возвращалась в деревню. Осторожно выглянув из-за угла бани, Картбай увидел в нескольких шагах от себя двух солдат, разгружавших подводы возле крыльца.
В темноте было трудно различить, что на подводах: ящики или мешки. Четверо фашистов, только что вернувшихся в деревню, шли по направлению к дому, за которым прятались Картбай и Кожек. Когда немецкие солдаты зашли в избу, Картбай повернулся к Кожеку.
— Не отставай от меня! Ни звука! Пошли! — прошептал он ему на ухо.
Кожек согласно кивнул головой. Они обогнули дом, в котором только что скрылись фашисты. На улице было пустынно. И вдруг с противоположной стороны улицы кто-то окликнул их по-немецки. Но Картбай и Кожек продолжали спокойно шагать своим путем, словно ничего не слышали. С трудом они сдерживались, чтобы не оглянуться.
Окрик не повторился, должно быть, немец вначале признал в Картбае и Кожеке своих приятелей, а потом решил, что ошибся, и пошел прочь.
Ержану не удалось оторваться от наседавшего противника. Не помогла и темнота наступившей ночи. Немцы окончательно сбили взвод с прямого пути к батальону. Превосходящие силы врага наседали, не давая передышки.
Ержан установил такой порядок: когда отступает одно отделение — другое залегает и отстреливается, прикрывая огнем отходящих бойцов. Затем отделения менялись местами.
Но были минуты, когда порядок нарушался: под напором врага пятился весь взвод. Зеленин и Ержан в такие минуты с трудом сдерживали солдат. Ержан расстрелял уже один диск автомата. Пули свистели совсем низко. Одна из них взбила фонтанчик снега у его ног. «Так и убить могут», — подумал Ержан. Но вот что удивительно: он не испугался этой мысли. То впереди, то сбоку пули взрывали снег, а Ержан спокойно отклонялся от них — так, словно бы в него бросали снежками. Смерть потеряла над ним свою грозную, устрашающую власть. Да, Ержан больше не боялся смерти. Позднее, задумываясь над этим своим неестественным состоянием, он удивлялся: отчего это так бывает — чем большей опасности подвергается человек, тем меньше он испытывает страха?
На чистом снегу вразброс чернели бугорками фигуры вражеских солдат. Эти темные пятна время от времени вспыхивали золотистыми огоньками выстрелов. Немцы перебегали с места на место.
И вот они опять поднялись в рост и бросились вперед. Ержан крикнул, что было сил:
— Огонь!
Плотно прижимая приклад автомата к плечу и старательно прицеливаясь, Ержан сеял смерть. Важно было нащупать плотный ряд во вражеской цепи и стрелять короткими очередями, посылая по пять-шесть пуль.