Александр Бартэн - Всегда тринадцать
— Без меня продолжайте, — распорядился директор.
Пьер-Луи Дезерт сидел в глубоком кресле, но, даже теперь не позволяя себе хоть на миг расслабиться, всем корпусом сохранял упрямый наклон вперед.
— Мы очень польщены, господин Дезерт, тем вниманием, какое вы оказываете нам, — любезно начал директор. — Вероятно, вас интересует история училища?
Дезерт ответил, что, разумеется, от беседы с господином директором ждет многого. Однако сначала хотел бы все увидеть собственными глазами.
— Очень хорошо. Охотно все покажем, — сказал директор и обратился к находившемуся тут же завучу: — Пригласите, пожалуйста, Николая Григорьевича Морева.
Как раз сейчас у него должно закончиться занятие.
Морев появился несколько минут спустя, и директор представил его Дезерту:
— Один из опытнейших наших педагогов, сам в прошлом цирковой артист. Дорогой Николай Григорьевич, я рассчитываю, что вы возьмете на себя труд ознакомить
гостя с училищем. Лучше вас никто не сможет показать.
Сопровождаемый Моревым и переводчиком, Дезерт начал со зрительного зала. Оглядел его придирчиво и прищурился: «Красивый зал. Очень красивый. Источники света расположены удобно, надежная подвеска аппаратуры, вместо опилок кокосовый мат. Разумеется, все это хорошо. Но какой же можно извлечь доход, если зал рассчитан на небольшое, ограниченное число зрителей?» Морев как будто догадался об этих мыслях.
— Мы используем зал лишь для просмотра номеров и для выпускных отчетных представлений, — пояснил он по-французски.
— О! Вы владеете языком?
— В известной степени.
Переводчик, убедившись, что присутствие его необязательно, задержался в зале. Дальнейший осмотр Дезерт и Морев продолжили вдвоем.
Они прошли к соседнему, учебному манежу. Экзамен школьной группы был уже закончен, и то, что сейчас происходило на манеже, могло с непривычки ошеломить. Одновременно, каждый по своей специальности, занимались десятки студентов. Они тренировались и в партере, и в воздухе, совершали балансы, комбинации, прыжки. Они свисали с трапеции, выжимались на кольцах, отбивались от трамплина, снова кидались в разбег, снова переходили в кач. Это происходило одновременно, многошумно, темпераментно, в таком накале, что, кажется, немыслим порядок. На самом же деле все было не так, и Дезерт (смотреть он умел!) без труда обнаружил педагогов, искусно направлявших ход занятий. Внимательно, пристально следили педагоги за своими подопечными. Так бывает: поначалу даже простейшее упражнение дается студенту с усилием. Приходится ждать — терпеливо, боясь вспугнуть. И вдруг — точно вспышка — переход в новое качество. То, что вчера еще казалось неисполнимым, теперь дается легко, радостно. И сразу все по-другому: ликующая вера в себя, в свое тело, его силу, ловкость. Как важно вовремя разглядеть этот назревающий момент, дождаться и закрепить, чтобы затем перейти к всесторонней шлифовке таланта.
И здесь, у этого манежа, Дезерт сохранял чуть прищуренный, оценивающий взгляд. Потом кивнул: «Идемте дальше!» Прошли в соседнюю аудиторию: в ней шел урок танцев, и перед Дезертом — в горделивом полонезе — проплыли юноши и девушки — те, что, придя когда-то в училище утятами, уже успели сделаться лебедями. Затем посетили библиотеку училища. Музей. Медицинский пункт. Заметив по пути буфет, Дезерт пожелал и сюда заглянуть. В большой кастрюле варились сардельки, и, наблюдая, с какой быстротой они поглощаются, импресарио поинтересовался обеспеченностью студентов.
«О! Слишком крупные затраты! — сказал он себе, узнав о системе стипендий. — Здание, оборудование, оплата педагогов да еще стипендии. Слишком крупные затраты, чтобы дело могло стать рентабельным!»
При этом Дезерт почувствовал себя если не весело, то облегченно: он всегда испытывал такое чувство, убеждаясь в своем превосходстве над другими. «Заведение, конечно, любопытное. Но я бы не позволил себе такое безрассудное расходование средств. Хочешь стать артистом — это только тебя касается, тебя и семьи, в которой растешь. Научись, обзаведись номером — тогда и приходи. Я покупатель, я должен видеть готовый товар. Лишь тогда смогу определить цену!»
Теперь, обойдя многие помещения, Дезерт и Морев шли по коридору, огибавшему зрительный зал. Двери учебных аудиторий выходили в коридор.
— Что происходит здесь? — остановился Дезерт, услыхав голоса.
— Экзамен по истории цирка, — ответил Морев. — Вас интересует такой экзамен?
— Меня интересует все!
Вошли. Морев познакомил Дезерта с педагогом, и тот пригласил импресарио сесть к столу, на котором лежали экзаменационные билеты.
Отвечала девушка. В ее билете значился вопрос: цирковое искусство Древнего Рима, — и, видимо, она ответила правильно (педагог утвердительно наклонил голову). Затем перешла ко второму вопросу: характерные черты западноевропейского цирка первой четверти нынешнего века.
В первых же фразах ответа, среди имен, названных девушкой, таких известных, как Кроне, Шуман, Саразани, Дезерт услышал и свое имя.
Девушка продолжала отвечать. Она была очень юной Тоненькая, и брови тоненькие. И веки чуть припухшие — может быть, оттого, что в ночь перед экзаменом мало спала, перечитывала конспект.
Еще раз различив свое имя, Дезерт не удержался иобратился к Мореву:
— Мне интересно, что она сказала. Переведите!
Морев объяснил, что студентка обрисовала основные тенденции.
— Тенденции? Какие именно?
— Видите ли, господин Дезерт, речь шла о цирке капиталистических стран, о том, что творческие интересы отступают в нем на второй план и цирковое искусство принуждено, как и всякий другой товар, подчиняться законам купли-продажи.
— Совершенно верно! Так, и только так! — подтвердил Дезерт. Его по-совиному округлые глаза стали жесткими, даже колючими. И все же заставил себя улыбнуться: — Надеюсь, знания этой девушки получат высокую оценку?
Морев, переглянувшись с педагогом, ответил:
— Вы не ошиблись, господин Дезерт. Мы также считаем, что ответ свидетельствует о хорошем знании предмета!
Покинув аудиторию, двинулись дальше. Из зрительного зала доносились рулады трубы, всплески медных тарелок: там теперь репетировали музыкальные эксцентрики. На повороте столкнулись с королем: он спешил, обеими руками придерживая полы горностаевой мантии, а на голове подпрыгивала золоченая корона. За королем — солдат: ботфорты выше колен, медные плошки-пуговицы, приклеенный картонный нос. Посторонился, по-потешному отдал честь.
— Начинается урок сценического искусства, — объяснил Морев. — Учебный план училища предусматривает всестороннее развитие молодого артиста. Куда же теперь, господин Дезерт? Быть может, вас интересуют приемные испытания?
— Меня интересует все! — упрямо повторил импресарио.
3До сих пор Дезерт не очень жаловал вниманием своего провожатого. Теперь же окинул его испытующим взглядом:
— Если не ошибаюсь, в прошлом вы были артистом, господин…
— Моя фамилия — Морев. Да, я работал многие годы эквилибристом. Однако случилось несчастье: я оступился на репетиции, попортил ногу, и тогда.
— И тогда вас взяли сюда, в училище, — понимающе кивнул Дезерт. Он чуть не добавил: «Вам очень повезло!»
Конечно же повезло! Сколько раз, приглядываясь к артистам, достигшим среднего возраста, Дезерт читал в их глазах затаенный страх. Иначе быть не может, если ты под ударом. Даже если еще сполна владеешь своим телом, и фигуре не изменила стройность, и по-прежнему каждый мускул упруг — все равно ты уже под ударом. Старость, цирковая старость не за горами, а молодые, теснясь у манежа, с волчьей жадностью подстерегают момент, когда ты дрогнешь. Иначе быть не может. Ни жалости, ни пощады цирк не знает. Считай, что тебе повезло, если напоследок сумел устроиться в униформу или на какую-нибудь подсобную закулисную поденщину. Да, цирк никого не щадит, и этому русскому повезло!
Все было готово к началу приемных испытаний. Члены комиссии (целый синклит!) восседали за длинным столом, расположенным в глубине комнаты, а спереди, по обе стороны от широкой ковровой дорожки, дожидались своей судьбы поступающие: по одну сторону девочки, по другую — мальчики. Что касается матерей. Формально они отсутствовали, но, поскольку испытания проводились на первом этаже, матери имели возможность толпиться за окнами и всячески ободрять сквозь стекло — каждая свое чадо. Наконец появился директор. Сразу, еще не заняв председательского места, весело сказал:
— Здравствуйте, ребята!
Ответили громко, но вразброд.
— Что, что такое? — поморщился директор. — А ну-ка, повторим дружнее! Вот так! Совсем другое дело! — И обратился к секретарю приемной комиссии: — Какая явка у нас? Все явились по списку?