Борис Изюмский - Море для смелых
— Ну, как ты с ним?
— Он у меня соткан из чистого золота! Это, знаешь, пожизненно!
Леокадия вспомнила давний разговор с Нелькой, «Нашелся бы человек, который перевернул меня с изнанки на лицевую сторону», — сказала тогда Прозоровская. Значит, нашелся.
— А дети?
— Есть! Аж два. OH2 Сашка и Машка. Близнята. Вожу в коляске на два плацкартных места… Люблю до посинения!
— Ну, Нелька, ты молодец!
Лицо у нее теперь, как это ни странно, моложе, чем в студенческие годы. Может быть, потому, что почти не раскрашено? Разве что совсем немного природа подправлена хной и прикосновением карандаша.
— Нель, а у тебя какая фамилия?
— Исконно русская — Пе-тро-ва. Нелли Константиновна.
— Слушай, Нелли Константиновна, пойдем ко мне, — потянула Леокадия Нелли за варежку. — Ну пойдем! Посидим, досыта наговоримся!
— Нет, старая дева, тебе не понять материнских эмоций. Зайдем-ка лучше купим манки, молока и отправимся к Сашке и Машке. Они наверняка уже разевают рты, как галчата.
По дороге к Петровым — они жили недалеко, у театра — Леокадия рассказала о себе и своей работе.
— Усохнешь, — сожалеюще посмотрела на нее Нелли и тыльной частью ладони потерла маленький нос. — Да, между прочим, — воскликнула она, — где-то в Пятиморске живет первая любовь моего придворного художника Иржанова.
Леокадии неприятно было бы вести разговор на эту тему, и она отвела его:.
— Ты помнишь Павлика Громакова из нашей группы?
— А как же! Воин, сменивший меч на орало!
— Так он здесь, на комбинате, инженером…
— Интересно бы увидеть… хотя это мой обер-проработчик.
Леокадия хитренько прищурилась:
— Но ведь было за что?
— Но не до бесчувствия, — возразила Нелли, — уж больно он уставной.
— Ты Иржанова с тех пор не встречала? — словно отплачивая Нелли за бестактный вопрос о подруге Вере, спросила Леокадия.
— Ведать не ведаю, знать не знаю! — возмущенно воскликнула Нелли.
…Сашка и Машка оказались упитанными малышами с круглыми ярко-синими глазами и Нелькиными губами бантиком.
Нелли приготовила им кашу и, кормя, без умолку тараторила, причем чаще всего слышалось: «Саньчик приедет через неделю» «Саньчик любит», «Саньчику предстоит…» Ее холеное лицо разрумянилось, круто завитые локоны отливали бронзой. Вспоминая свою недолгую студенческую жизнь, Нелли даже озорно пропела, притопывая ногой:
В первые минутыБог создал институты,И Адам студентомПервым был.Направо и налевоУхаживал за Евой,И бог его стипендииЛишил.
Потом стала рассказывать о жизни военного городка и опять о своем муже:
— Единственный недостаток Саньчика — дико ревнив. Как-то командир корабля, смазливенький кавторанг, подвез меня на своей машине из города до нашего дома — молчаливая драма. Замполит помог мне ведро воды пронести через двор — молчаливая трагедия: пошел кортик точить. А при чем я, если они поклоняются всеми видами поклонения? Нужны они мне, как рыбке зонтик!
Дальше выяснилось, что Нелли выбрали «по всем швам» в женсовет, и она помогала организовывать детский сад, что она староста драмкружка, окончила курсы кройки и шитья, даже шьет Саньчику кителя, что вся городская торговая сеть — хотя Саньчик бунтует — в ее руках, и если появится хотя бы одна пара туфель новейшего фасона, можно быть спокойной — туфли эти попадут именно на Нелькины ноги.
— В модах век шагает за мной, а не я за ним…
Нелли вызывала у Юрасовой двойственное чувство. Леокадии нравились ее жизнерадостность, смешливость, то, что Нелли обожает своего Саньчика, прямо светится, говоря о нем.
— Вымою Саньчику голову — волосы у него становятся мягкими, пушистыми. Я ему говорю: «Привела тебя к виду, удобному для логарифмирования».
А вот поглощенность Нелли пустяками не находила в Леокадии отклика. Но что сделаешь, если она создана именно из подобно сплава? И все равно с ней, даже вот такой, легко и любопытно.
— Ты где Новый год встречаешь? — поинтересовалась Нелли.
Леокадия очень устала за эти дни и думала посидеть вечером с отцом. Ее приглашали к себе и Верочка Сибирцева, и Громаковы, Лобунцы, но она решила остаться дома.
— И не надейся! — категорически отвергла этот план Нелли. — Пойдешь со мной!
— Куда-а? — испуганно спросила Леокадия.
— Куда поведу! В свет! Со мной не пропадешь!
— Нет, нет, я буду дома…
— Ты где живешь?
— На Морской, семнадцать.
— Ясно. Я не прощаюсь.
В девять тридцать вечера Нелли разыскала квартиру Юрасовых. Алексей Павлович, с недоумением поглядев на молодую красивую даму, сказал, что дочка в интернате.
Нелли решительно зашагала туда, извлекла Леокадию из зала, где та была с детьми у елки, и сердито заявила, что это черт знает что, и в конце концов имеет Лешка право на кусочек личной жизни, хотя бы в новогоднюю ночь.
— Я с родителями Саньчика иду встречать Новый год к директору комбината, он — товарищ свекра… Уже звонила к Альзиным, они будут рады тебя видеть…
— Да, Альзиных я очень люблю, — заколебалась Леокадия.
— Тем более! Пошли.
Если бы знала Юрасова, как повернет ее жизнь этот вечер, может быть, она и не пошла бы к Альзиным. А может, помчалась стремглав. Кто ведает? Но сейчас она ответила, что надо сначала заглянуть домой, и пусть папа решит — каково ему сидеть в одиночестве.
Алексей Павлович даже повеселел, услышав о предложении Нелли:
— Ты пойди, доченька. Не стариковать же тебе с нами. А я посижу у Самсоныча — там собирается кое-кто из партизан…
Леокадия все так же неохотно надела черное шерстяное платье, нитку белых бус. Нелли чуть не силой подвела ей своим карандашом брови, своей помадой — губы и торжественно «повела в свет».
У Альзиных Леокадию встретили радостными возгласами. Изабелла Семеновна расцеловала ее:
— Вот хорошо, что пришла.
Здесь уже были Валентина Ивановна с мужем; еще более похорошевший, с густыми, почти сросшимися на переносице бровями Мигун; Аллочка, сидевшая нахохлившись, поодаль от него, как видно, пребывала в дурном настроении.
Они уже года четыре как поженились. Алла работала лаборанткой в научно-исследовательском институте у Валентины Ивановны.
Андрей Дмитриевич Мигун — главным инженером комбината… Дом Мигунов — полная чаша, но какой-то холодный, без души.
Леокадия старалась реже бывать у них: тяжело приходить туда где в воздухе висят отчужденность и ссора. Алла что-то недоговаривает, смотрит на подругу жалкими, виноватыми глазами.
Вот тебе и «догнала счастье», как проповедовала когда-то! Все на свете затмили высокий рост и соболиные брови.
В углу дивана Леокадия увидела смуглолицего мужчину лет тридцати пяти, с огромными глазами под бровями вразлет, отчего взгляд казался диковатым. Темные жесткие волосы слегка серебрились на висках.
Мужчина поднялся навстречу Леокадии: высокий, спортивного склада, в черном, подступающем к самому подбородку свитере. «Что за пуританский наряд?» — иронически подумала Юрасова.
Он протянул Леокадии руку с сильными, но щадящими пальцами.
— Куприянов…
Леокадия, торопливо отобрав руку, забыла назвать себя и отошла к Альзину; он стал рассказывать ей о теплицах комбината — новом своем увлечении.
— Вы еще узнаете, Лешенька, силу гидропоники! Уже сейчас она дает рабочим круглый год помидоры и огурцы…
Когда все уселись за праздничный стол, то по правую руку от Леокадии оказался Куприянов, по левую — Григорий Захарович, Нелли — напротив. Леокадия, немного отодвинувшись от Куприянова; мысленно взмолилась, чтобы этот человек не оказался тривиальным ухажером с дежурным набором комплиментов и любезностей. Но он видно, вовсе не был предрасположен к ним, сидел, спокойно поглядывая на всех, и только спросил, как ее величать.
Она вспыхнула, решив, что это намек на недавнюю ее неловкость, хотела ответить колкостью, но сдержалась и назвала имя.
— Львиное сердце? — удивленно произнес Куприянов.
Она поглядела, не понимая.
— По латыни Леокадия — «Львиное сердце».
— Да что вы?
— Оно у вас действительно такое? — добро улыбнувшись, спросил он.
— Правду сказать, я его совсем не знаю. — Леокадия тут же пс досадовала на себя за такой ответ незнакомому человеку.
— Алексей Михайлович, — обратился Альзин к Куприянову, интересно, что советовал ваш Гиппократ по поводу проблемы нянечек?
— А что советовал ваш академик Вернадский, — в тон ему ответил Куприянов, — по поводу необходимости химику строить самом себе корпуса?
Альзин вздохнул притворно:
— Тяжкая доля… Но зато сделаешь уже все как надо!
— О! Какие великатесы и заисканные блюда! — воскликнула Нелли, оглядев стол. И уже с напускным ужасом: — Такое обилие может любого вогнать в инфаркт!
