Борис Ярочкин - Тайга шумит
— Начнем, — шепнул Уральцев и снял с плеч ружье. — Вы, Александр Родионович, подержите собак, а мы утопчем снег, потом подойдете. Пошли, товарищи.
Заневский тронулся последним.
«Неужели им не страшно? — думал он. — Или не показывают вида?.. Стану у кедра, в случае чего, можно за него спрятаться…»
Но Уральцев поставил Заневского не у кедра, а за колодиной, крайним справа.
«Пропал, — подумал Заневский и огляделся. Рядом росли две молоденькие пихты, между ним и берлогой лежала куча валежника. — И спрятаться негде, если сюда пойдет!» — мелькнула мысль.
Уральцев тихонько свистнул, махнул Столетникову рукой, и тот, сдерживая лаек, стал медленно приближаться.
— Почему вы отошли с утоптанного места? — шепотом спросил Заневского Павел. — Плохой же упор для стрельбы!
«Почему же я отошел? — сам себя спросил Заневский и увидел, что все уже вскинули ружья. Быстро шагнув на утоптанный снег, он локтем прижал к себе ложе ружья. — Спокойнее, спокойнее, — шептал он, — только не горячиться и целиться в лопатку».
Столетников спустил со сворок собак и вскинул централку. Лайки, дружно залаяв, ринулись к берлоге. Прошло несколько томительных секунд.
«Почему же не поднимается?» — беспокоился Столетников.
«Скорее, скорее», — мысленно торопил медведя Заневский, чувствуя, как начинают дрожать колени, и, словно послушавшись его, медведь на секунду высунул голову, спрятался, а еще через мгновение выскочил из берлоги.
С треском разлетелся в стороны валежник, снег засыпал собак, медведь вздыбился и секунду стоял на месте, как бы соображая, куда идти, потом шагнул к Столетникову.
Раздалось сразу несколько выстрелов. От боли зверь взревел, но не упал. Он окинул людей бешеным взглядом и бросился вперед, но меткий выстрел Уральцева свалил его на ходу. Пуля попала между глаз.
Столетников сделал было шаг к медведю, но раздался властный окрик Уральцева:
— Сто-ой, еще медведь!
Из берлоги вылезал второй. Он огласил тайгу диким ревом и, преследуемый собаками, бросился между Заневским и колодиной. Выстрелил Верхутин. Зверь, как бы желая узнать, кто нанес ему рану, остановился и оглянулся. Собаки вцепились ему в спину.
«Что же я стою? — подумал Заневский, приходя в себя. Он еще не выстрелил ни разу. — Сейчас он бросится на меня…»
Медведь поднялся на дыбы, стряхнул с себя собак и, подавшись к Заневскому, оскалил пасть.
«Все!.. Пропал!..»
Что было дальше, Заневский не помнил. Он бросил ружье, как только почувствовал сильную отдачу приклада в плечо и, не оглянувшись, побежал к соснам, выхватывая из-за пояса топор. За спиной прогремело несколько выстрелов, потом еще два. И все стихло. Охотники застыли на своих местах, на снегу лежало четыре медведя. Люди еще не пришли в себя, они еще чего-то ждали, не отводя глаз от разоренной берлоги. Собаки, яростно рыча, рвали туши.
— Фу, ты, леший! — вывел всех из оцепенения Уральцев, опуская ружье. — Такого еще не видывал… четверо в одной!
— Вовремя вы отскочили, Михаил Александрович, — сказал Павел. — Еще бы немного, и третий накрыл бы вас…
Теперь заговорили все сразу.
— Вот получилось, — качал головой Верхутин, — я ранил второго, а никто больше не стреляет. Нажимаю на курок, а то забыл вгорячах, что выстрелил уже два раза, и перезарядить не догадаюсь. Хорошо еще, что Михаил Александрович не растерялся и дуплетом ему в ухо. А тут, смотрю, третий бежит…
— А вы, Павел Владимирович, ловко третьего-то свалили: одним выстрелом наповал!
— Медведица с медвежатами, — сказал Николай Уральцев, осматривая добычу, — и пестун, — указал он на убитого Заневским медведя.
«А я и не знал, что на меня третий медведь шел! — удивился Заневский.
Все были довольны результатом охоты.
— Н-да-а, — ухмыльнулся Заневский и посмотрел на медведей, — а что было бы со мной, если бы я один пошел на эту берлогу.
— Плачевно могло дело кончиться, — покачал головой Столетников и улыбнулся.
Солнце подбиралось к зениту.
Лучи, проскальзывая между веток, ложились на снег, и он сверкал бесчисленными сияющими точками. Впереди вспорхнула стайка, рябчиков. Павел на ходу снял ружье и зарядил дробовыми патронами.
— Во-он сидит, — указал ему Заневский на одну из птиц, и почти в эту же секунду Павел выстрелил.
Через несколько минут они взяли еще по одному рябчику.
— Пока привезем медведей и суп готов будет, — улыбнулся Павел, протягивая птиц Заневскому, — Отдайте Любови Петровне.
— Зачем же, а себе?
— А мы все к вам придем обедать. Или нельзя?
— Что вы… — смутился Заневский, принимая рябчиков, а через минуту уже обрадовался, что есть повод заговорить с женой.
28
Таня вышла из конторы леспромхоза и остановилась на крыльце. Взгляд ее медленно скользил по добротным сосновым срубам новых четырехквартирных домов, по выкрашенным в зеленый цвет заборчикам штакетника, задерживался на двухэтажном клубе, школе-десятилетке, строящейся на бугре у реки больнице, яслях, детсаде, убегал вдаль — к подернутой синеватой дымкой тайге.
Как изменился поселок Таежный!
Она смотрела и радовалась. Кажется, совсем недавно здесь стояло несколько длинных бараков, да десятка три-четыре домиков, а со всех сторон вплотную подступала тайга. На каждом шагу торчали могильными памятниками пни, ноги путались в валежнике, цеплялись за корни…
Она смотрела на поселок, а в нахлынувших воспоминаниях, воскресая, всплывал день за днем: то она видела себя за раскорчевкой пней, то на строительстве новой конторы и столовой, то воспитательницей в детском саду.
Таня улыбнулась.
— Здравствуйте, тетя Таня! — услышала Русакова несколько детских голосов.
Из школы шла группа ребятишек, ее бывших воспитанников. Она обрадовалась, сбежала с крыльца и, как взрослым, подала им руку. Владик Верхутин важно ответил на рукопожатие и вдруг озорно рассмеялся. Рассмеялась и девушка.
Проводив ребят, Таня медленно направилась к дому.
Темнело. Морозило.
Над тайгой висел ноготок луны. Кое-где уже проступили звезды, яркие и неподвижные. Таня остановилась у дома, постояла несколько минут в раздумье, — в комнату идти не хотелось, — и тихонько побрела к реке. Оттуда доносились веселые крики, смех — там был устроен каток.
Девушка подошла к катку и стала глазами искать Николая.
Уральцев, не замечая ее, катался по кругу, потом его окликнула Зина Воложина, и он, немного помедлив, подъехал к ней.
«Что она ему говорит? — нахмурилась Таня, ревниво следя за ними. — А он под ноги смотрит, словно провинился. Что ей от него надо?.. Ну и пусть говорят, а я уйду!»
Но она не ушла.
И чем дольше Николай стоял около Зины, тем больше нервничала Татьяна. Было обидно стоять одной, казалось, лесорубы поглядывают на нее многозначительно, с усмешкой.
Вот к ней подъехали Верхутин с девушкой и Веселов.
— Нашего полку прибыло! — улыбнулся было Константин, но, вглядевшись в Танино лицо, спросил:
— Ты почему грустная?
— Сама не знаю, — сдержанно ответила Таня и тут же увидела подъезжающего к ней с виноватой улыбкой Николая.
— Танюша, надевай коньки, — сказал Верхутин, — побегаем!
— Спасибо, Гриша, я не хочу кататься. Домой надо идти… Ты пойдешь? — повернулась она к Николаю.
— Да-да… только коньки сдам, подожди.
Таня распрощалась и пошла к поселку. Николай догнал Таню у околицы.
— Почему ушла с катка? Обиделась, что я с Зиной разговаривал?
— Откуда ты взял? — холодно оглядела его девушка. — Просто нет настроения…
«Еще вообразит, что ревную, — мелькнула у нее мысль… и ребята могут обо мне бог знает что подумать…»
Стало неловко, и, чтобы загладить вину, она взяла Николая под руку, заглянула в узкие, чуть раскосые глаза.
— Коленька, не обижайся на меня, — виновато заговорила она. — Я хочу просто побыть с тобой. Знаешь, у меня сегодня такой радостный день, такое чудесное настроение…
— Чудесное? — посмотрел на нее Николай и тут же догадался: — Сдала экзамены?
— Ага, Коленька! — и, внезапно обняв его, чмокнула в нос и звонко расхохоталась.
29
Зина Воложина проснулась под утро от неожиданного толчка в животе. Она открыла глаза, часто заморгала, силясь понять происшедшее.
«Приснилось, наверно», — решила она и сладко зевнула. На стене монотонно тикали ходики. Где-то в углу, за печкой, однообразно и заунывно, тянул свою песенку сверчок, на полу лежали два прямоугольника лунного света.
Зина закрыла глаза и собиралась снова уснуть. И вдруг — опять толчок. Зина моментально села и обхватила живот руками, широко раскрыв глаза.
«Так вот это что! — подумала она. — Мой ребенок…»
