Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 3
— Как родного сына прошу. — Кузьма встал. — Сжалься!
— А зачем тебе конь, дедусь? — Красивый мужчина прошелся от стола к окну и обратно. — Нормально мыслящему человеку понять сие просто невозможно! Ну зачем тебе конь?
— Чтоб ездить. Без коня как же?
— Ездить, дедусь, надобно на машине. Прогресс! Цивилизация!
— Так ведь привычка. Сколько годов при коне и в седле.
— Несовременно, и очень. Подумай сам. Что нужно коню? Во-первых, сено ему нужно? Нужно. Во-вторых, зерно нужно? Нужно.
— Это само собой. И сено и зерно. Как полагается.
— А где взять? Ни сена, ни зерна колхоз не даст. На рынке, как сам знаешь, фураж не продается. А конь не машина, он просит есть и пить даже тогда, когда стоит без дела, и просит каждый день, и утром и вечером. Подумал об этом?
— Корма добуду. Был бы конь.
— Странный ты человек, дедусь. Самый типичный осколок старого казачества. — Красивый мужчина еще внимательнее посмотрел на Кузьму. — Это же ты не коня просишь, а сам себе хомут на шею натягиваешь. Допустим, станешь частным коневладельцем. Зачем же на старости лет отравлять себе жизнь? Этот твой Кузьма Крючков может заболеть. Где возьмешь ветврача? И конюшня ему нужна. А налоги на тягловую единицу? Эх, дедусь, дедусь… — Красивый мужчина подошел к окну, посмотрел на стоявшего у крыльца коня под седлом. — Это и есть Кузьма Крючков?
— Он самый.
— И хоть бы лошадь-то была видная, а то какая-то замученная кляча.
— Староват, верно, а так, в ходу, ничего, идеть исправно.
— Просто никудышный конек! — Красивый мужчина отвернулся и даже сплюнул. — Не будем, дедусь, романтиками, а будем реалистами. Согласен ли ты, что кубанское казачество как таковое свое отжило? В наши дни никаких сословных различий между советскими людьми нету. И они не нужны. Согласись также и с тем, что того, былого казачества тоже нету. Иногда, верно, проблески старого, всякие там кубанки, башлыки, бурки появляются в кино или на спектакле. И то редко. В реальной жизни тех, старинных казаков, какие без коня не могли жить, уже не встретишь. И никто об этом не жалеет. Всему свое время!
— Это-то так, только я насчет коня! — перебил Кузьма. — Оградите от Ивана.
— Так спрашивается: чего ради тебе, дедусь, рядиться в старинную одежонку и гарцевать на коне? — Красивый мужчина говорил и сам слушал свой голос. — Оригинальности ради? Так, а? Все, дескать, живут без коня, а у меня конь? Или для того тебе нужна эта кляча, чтобы приезжие киношники радовались и гоняли тебя по площади? Решительно не могу понять.
— Отдайте мне коня, — умолял Кузьма. — Вам конь в тягость, а мне в радость. Милостью прошу, сынок, пожалей старика.
— Ладно, пожалею, раз так сильно укоренилось в тебе это казачество. — Красивый мужчина взял телефонную трубку. — Дайте мне Казакова… Казаков? Ты, Иван Иванович? Вот что, Иван Иванович… Посылаю к тебе одного конника, заядлого казака. Нет, конечно, живой, настоящий. Но ежели говорить откровенно, немножко странным он мне показался. Да, да, и с конем, и при полной казачьей амуниции. Именно, именно Кузьма Крючков! А ты-то откуда знаешь? Необыкновенная кличка! Да и сам конник потешный! Сидит в нем какой-то сильно застаревший казачий дух. И как этот дух мог в нем сохраниться, понять не могу… Ну, так ты слушай, Иван Иванович. Надо пожалеть старика. Видал ли этого Кузьму Крючкова? Кляча, а не конь… Надо отдать старику, надо… Ну, будь здоров! — Положил трубку и к Кузьме: — Все в порядке, дедусь! Считай, что ты уже на собственном коне! Иди к Ивану Ивановичу Казакову. Тут недалеко, через площадь. Дом под железной крышей. Широкие двери. Ну, жму руку, дедусь! «Милый, милый, смешной дуралей…» Эх ты, казачина! Жить без коня не можешь! Чудак!
И точно так же, как при встрече, горячо пожал и потрепал руку Кузьмы. Выйдя на крыльцо, наш табунщик облегченно вздохнул. «И этот сам не можеть решить, — думал он. — Говорил так сладко и так складно, а послал к какому-то Ивану Ивановичу Казакову».
Отвязал поводья и повел через площадь успевшего задремать Кузьму Крючкова. Шел и думал о рассуждениях красивого мужчины: «Не могу понять, почему сам он не мог помочь, почему отправил к какому-то Ивану Ивановичу? И кто он, этот Казаков? Тоже, наверное, будет расспрашивать и рассказывать, а потом пошлеть еще к кому-то…»
Глава 6
Так, задумавшись, Кузьма не спеша пересек площадь и вдруг остановился. На дверях того дома, куда ему надлежало войти, увидел вывеску. На светлом стекло темнели три буквы: РОМ. Вот и загадка! Что собой означало это РОМ? Сердце чуяло, что в этих трех буквах было для Кузьмы что-то неприятное. К тому же он увидел, как из дверей, на которых красовалась вывеска, вышли два милиционера. Кузьму они не заметили только потому, что куда-то спешили и сразу же свернули в переулок. Затем к зданию с вывеской РОМ на мотоцикле подкатил милиционер, так похожий на Ивана, что у Кузьмы от страха выступила испарина на лбу. Похожий на Ивана милиционер тоже торопился и потому только не увидел Кузьму. У дверей поставил мотоцикл и, придерживая ладонью планшетку, быстрыми шагами прошел к двери. «Не иначе тут помещается милиция, — со страхом подумал Кузьма. — Вот я и влипну…»
Желая убедиться в достоверности своей догадки, Кузьма остановил прохожего и спросил:
— Добрый человек, а скажи, какая это будет учреждения?
— Не умеешь читать, папаша? Да?
— Умею, а не разберу, что оно такое, РОМ.
— Районный отдел милиции! Соображать надо, папаша!
— А скажи, будь ласка, кто будеть Казаков Иван Иванович?
— Не знаешь Казакова? Да ты что? Собрался побывать у Казакова? Не советую…
И прохожий, как-то странно улыбнувшись табунщику, ушел. Кузьма, не долго думая, вмиг очутился в седле. Дернул поводья, ударил коня каблуками, стеганул плетью. С места хотел пуститься вскачь и не смог. Опозорился Кузьма Крючков. У крыльца так застоялся, что Кузьма, сидя в седле, теперь никакими усилиями не мог придать резвость своему тезке. Оглядываясь по сторонам, Кузьма вынужден был ехать шагом, нарочито насвистывая и делая вид, что и спешить-то ему некуда. И только за станицей, усиленно работая плетью и ногами, все же сумел развеселить Кузьму Крючкова, и тот полетел таким стремительным наметом, что пыль из-под копыт закурчавилась на дороге.
В Весленеевскую Кузьма въехал под покровом темноты. Мог бы приехать и засветло, но боялся встречи с Иваном. Нарочно до ночи пробыл в лесу. Попас коня, сам полежал под деревом, поспал, отдохнул.
На краю Весленеевской стояла хатенка под сопревшим и почерневшим камышом. Жизнь Кузьма, считай, прожил, а своей хаты так и не нажил. Это неказистое строение принадлежало Аннушке, его молодой жене. Прожили они вместе много лет. Жили мирно, хорошо жили. Кузьма помогал Аннушке, Аннушка Кузьме. Вдвоем им жить было легче.
Как всегда, так и на этот раз Аннушка встретила Кузьму приветливо. Взяла из его рук повод, отвела коня под навес. Сама расседлала — умела это делать не хуже Кузьмы. В ясли положила охапку сена. Вернулась в хату и спросила:
— Что так задержался, Кузя? Кажись, и табуна теперь у тебя нету, а все одно дома не живешь?
— Ездил в район. На племянника жаловался.
— И пожаловался?
— Не довелось.
— А тебя Иван разыскивал, — сообщила Аннушка. — Три раза прилетал на своем бегунке. Спрашивал, где ты. Ночуешь ли дома?
— И что ответила?
— Говорю, что дома ты вовсе не бываешь.
— Молодец, Аннушка.
— Не зажигая света, Кузьма поведал Аннушке о своей неудачной поездке в район. О том, что его снимали для кино, умолчал. Обнял жену и сказал:
— Готовь, Аннушка, сухарики.
— Аль в тюрьму пойдешь? — испугалась Аннушка.
— До тюрьмы еще далеко, — ответил Кузьма. — Завтра, Аннушка, поеду к Алексею. Ежели и брат не подсобить, тогда махну в Москву. Попробую пробиться аж до Семена Михайловича Буденного. Тот и коней и конников обожаеть.
— Далеко-то до Буденного.
— Как-нибудь пробьюсь.
— К брату-то на чем поедешь?
— На коне. На чем же еще ехать?
— Дорога-то дальняя. Где оно, море-то?
— Отыщу! У меня имеется нюх на путя-дороги, — похвастался Кузьма. — Когда, бывало, в разведку ходил, то и не такие укромные места отыскивал. Мой глаз на любую местность сильно наметан.
— Долго-то придется ехать.
— А мне и не к спеху. Найдется что в дорогу, Аннушка?
— Сухари есть. А другого ничего нету. Одними сухарями не проживешь.
— Как-нибудь. Белый свет не без добрых людей.
— Возьми рубашку и шаровары, те, что поновее, — советовала Аннушка. — Бельишко тоже. Приедешь к брату, переоденешься в чистое.
— Ладно. А деньжата найдутся?
— Какие-то рублики есть. Возьми.
— А ты как же?
— Перебьюсь. Только у брата, Кузя, не засиживайся.
