Так начиналась легенда. Лучшие киносценарии - Юрий Маркович Нагибин
Трубников поднялся из-за стола и вместе с Игнатом Захаровичем и Алешкой выходит из правления. Сердюков следует за ними.
– Да за бычка Ваську. Его на бойню хотели гнать, а она заперлась в телятнике, берданку отцову высунула. «Убью, говорит, всякого, кто подойдет». Бригадир сунулся, она как ахнет!
– Бычок этот без дыхания родился, – с улыбкой говорит Игнат Захарович, – она его выходила, ухаживала, как редкая мать за своим дитем.
– Сильна дисциплина у вас в колхозе! – тоном превосходства замечает Сердюков.
Трубников долго, внимательно изучает взглядом Сердюкова.
– Что уставился? Нешто на мне нарисовано?
– Да глупость.
– Вот те на! Опять ты умный выходишь, а я дурак?
– Конечно, надо бы понимать: любовь к делу выше дисциплины.
Они походят к телятнику и застают тут странную картину: из маленького окошка под стрехой торчит ствол берданки, а над ним горят два огромных, яростных девичьих глаза.
По-пластунски, укрываясь за кусточками, неровностями земли, к телятнику ползут длинновязый Коршиков, скотница Прасковья, толстомордый парень Миша Костырев.
Полюбовавшись этим зрелищем, Трубников крикнул:
– Отставить атаку!
«Ползуны» поднялись, отряхивая подолы и брюки, а Трубников направляется к телятнику.
Ствол ружья переместился, целя в грудь председателю.
– Не подходите, дядя Егор, стрелять буду!
– Хватит бузить, выходи.
– Не выйду!.. Не дам Ваську!.. – со слезами кричит девушка. – Я его из соски поила!.. Не подходите!..
– Да уймись ты! Не тронут своего Ваську. Я велю другую животину сдать.
Ствол опустился.
– Правда?.. Не обманете?.. – детским баском говорит Нюрка.
– Слово!
– Тогда я его покамест к себе заберу.
– Валяй.
Дверь сарая распахивается, и с ружьем наперевес выходит Нюрка, стройная, тонкая девушка с загорелыми ногами и гордо поставленной головой. За ней трусит, как собачонка, рыжий бычок со звездочкой на плоском лбу.
– Что, взяли? – с вызовом бросает Нюрка своим преследователям и торжествующе палит в воздух, как бы салютуя своей победе…
Никто и не заметил, как Коршиков оказался на земле. Поднявшись, он желтым пальцем погрозил Нюрке.
– Ты эти ухватки брось – по руководству стрелять!
Трубников оборачивается, ищет кого-то взглядом.
– А где этот… герой? Поучился бы, как надо к колхозному делу относиться.
– А он понял, что убивства не будет, да и убег, – говорит Игнат Захарыч.
Подходят Коршиков и скотница Прасковья.
– Хорошая девушка, – говорит Трубников о Нюрке. – Вот бы ее сюда заведующей.
– Да, не мешало бы омолодить наш комсостав, – говорит Игнат Захарыч. – У нас вон тридцать пять человек десятилетку окончили, а еще никто к месту не определен.
– Опять же – люди с образованием, не то что мы, – встряла Прасковья.
– Ну, не прибедняйся, старая. А вообще я и сам думал, что надо молодых выдвигать. Да вас, чертей, обижать не хотелось. Ждал, когда сами заговорите.
Старики улыбаются – им приятно такое отношение не склонного к чувствительности Трубникова.
– Вот и дело, – подводит итог Игнат Захарыч. – Построишь санаторию – будем в хвойных ваннах плавать.
– И я буду плавать, – встревает Прасковья.
В это время подкатывает запыленный «Москвич» и круто тормозит.
– Егор Иваныч, принимайте гостя! – вылезая из машины, говорит Клягин. – Московский корреспондент.
Трубников сразу мрачнеет.
– Вез бы его в «Маяк».
– У него тема тонкая, – простодушно говорит Клягин. – «Растет благосостояние колхозников».
– A-а! Тогда ему в «Маяке» и делать нечего! – усмехается Трубников.
Подходит корреспондент, дородный, солидный, не первой молодости, здоровается с Трубниковым, проницательно заглядывая ему в глаза.
– Знакомьтесь, – говорит Клягин.
– Коробков.
– Трубников. Чем могу служить?
Корреспондент тянется за блокнотом.
– Прежде всего меня интересуют ваши соцобязательства и цифры.
– Спрячьте книжечку, поживите у нас, познакомьтесь с хозяйством, с людьми, тогда поговорим.
– Задание оперативное, – значительно говорит корреспондент. – Материал должен быть в субботнем номере.
– Так не пойдет… – начал было Трубников.
– Это задание оттуда… – И вместо положенного слова «сверху» корреспондент тычет пальцем в небеса.
– Понимаешь, Егор Иваныч… – И Клягин тоже указывает перстом вверх.
– Прасковья! – кричит Трубников. – Веди товарища в правление! – И, повернувшись к корреспонденту: – Там вся наша цифирь вывешена…
Гордая поручением Прасковья уводит корреспондента.
Вдоль межи, делящей льняной массив на два поля, идут Трубников и Клягин. В стороне их поджидает «Москвич». Поля резко отличаются одно от другого. На одном лен высок, густ и строен, на другом – низкоросл, редок, да к тому же поклонился земле. Оба поля не бедны сорняками, но на первом идет прополка, там трудятся с полсотни-женщин, на другом ничто не мешает пышному цветению сурепы.
– Убедительно? – спрашивает Трубников – Или дальше пойдем?
Клягин рассеянно покусывает травинку.
– Никакой Америки ты мне не открыл, – говорит он нехотя.
– А я не Колумб, я хозяйственник, и повторяю: надо нам с «Маяком» объединиться.
– Едва ли тебя поддержат, – так же вяло и рассеянно говорит Клягин. – Сердюков о районе думает, а ты, Егор Иваныч, только о своем колхозе. Когда в районе с планом туго, Сердюков все как есть отдает, а из тебя зернышка не вытянешь.
– Опять, что ль, средние цифры? – пренебрежительно бросает Трубников. – Процент натянуть?..
– Да, опять! – вспыхнул Клягин – Ничего другого с нас не спрашивают. Дали – сошло, не дали – мордой об стол!
– Ну, валяйте и меня мордой об стол, только прислушайтесь, только постарайтесь понять, ради чего мы тут бьемся! – настойчиво говорит Трубников. – Мы хотим доказать, что значит материальная заинтересованность колхозников, помноженная на инициативу.
– Ты эти мелкобуржуазные штучки брось, – замахал руками Клягин. – Заинтересованность! Инициатива!..
И он быстро зашагал к «Москвичу».
Большое свежепобеленное здание нового клуба. На окнах следы только что закончившейся малярной работы.
На крыльце, покусывая травинку, тоскует московский корреспондент.
– А я вас жду, жду! – невольно говорит он подошедшему Трубникову.
– Не оценил вашей оперативности, – со скрытой насмешкой отзывается тот. – Как цифры?
– Разбудите хоть ночью, любую назову! – с легкой профессиональной гордостью отвечает Коробков.
– Вам только цифры подавай!..
– Нет, – серьезно говорит Коробков. – Мне как раз хочется понять, что лежит за этими цифрами. – Он вынимает блокнот. – Как вы добились, например, такой высокой оплаты трудодня?
Из клуба на крыльцо, потчуя друг дружку табаком из тавлинок, выходят два плотника в фартуках, волосы подвязаны тесьмой. Вдруг они увидели Трубникова. Разом опустив руки по швам, они делают налево кругом и строевым шагом возвращаются назад. Даже очутившись в зале, они не меняют шага, так потрясла их встреча с председателем, не терпящим праздных перекуров.
– К параду готовитесь? – спрашивает бригадир строителей Маркушев.
– На батьку наткнулись, – очнувшись, ответили плотники.
– Чего он там делает?
– С корреспондентом лясы точит…
– Ну да? Он сроду корреспондентов не уважал!
– Значит, неспроста, – глубокомысленно замечает один из плотников…
– …Отругайте нас, – настойчиво говорит Трубников, – отругайте на все корки, что неправильно укрупнились, что «Маяку» и «Труду» надо объединиться, – громадную пользу принесете!
– Это верно, – соглашается Коробков. – Но
