Регина Эзера - Невидимый огонь
— Нет. В Купенах. — Пауза. — Вы меня слушаете? Хутор называется Купены.
— А где он находится?
— У механических мастерских. Серый рубленый дом, под шифером. Механические мастерские знаете?
— Как будто бы.
— Это у старой мызы. Мызу-то вы хоть знаете?
— Большие такие деревья на взгорье?..
— Ну, ну! За мостом через Выдрицу. Я звоню с фермы, но у меня здесь мопед. Я приеду раньше. Поторопитесь…
— По эту сторону мастерских или по ту?
— …так мы вас ждем.
— Послушайте, а вы не можете… Алло!
Положили трубку.
Ну, как-нибудь. Она дойдет до Выдрицы, а там увидит…
Окрестность тонула в белесой тьме и в дымке весенней ночи. Строения — и ближние, и дальние — плыли в ней таинственными парусниками и диковинными баржами, все одинаково дымчатые и серые. Редко в каком окне блестел огонь. Сколько может быть времени? Джемма не посмотрела. Одиннадцать? Двенадцать? В воздухе струились мягкие звуки — лениво передаивались собаки, отворялись и затворялись двери. Тянуло горьким влажным духом земли и легким сладким ароматом цветения — все запахи были гораздо острее, чем днем. Не видно было ни прохожих, ни проезжих; курилась земля, в вышине мерцало несколько сонных звезд, и в воздухе дрожал нежный шум — листьев, дождя ли, — который становился тем громче, чем ближе подходила Джемма к еще полноводной Выдрице.
Перейдя через мост, под которым журчала река, она огляделась. Сквозь дымку было видно несколько дворов. Серый, рубленый дом под шифером… Любой из них мог быть рубленым и под шифером. Ночь делала похожими и рубленые постройки и тесовые, и белый кирпич и газобетон, и шифер и жесть. Купены — впереди они или она их уже прошла? Догадались бы хоть выйти навстречу! Но человеку местному это, наверно, казалось так просто: мост, мастерские, парк — где тут заблудиться?.. Вон впереди — парк это или опушка леса? И где тут могут быть мастерские? Днем светлые крыши мастерских блестели на взгорье, видные даже с ветеринарного участка, а сейчас все растаяло в ночной мгле, сквозь которую, белея во тьме, дорога вела к какому-то мутному отсвету.
Она двинулась в ту сторону и набрела на два длинных, как опрокинутые плоскодонки, здания, освещенные одинокой лампочкой. Так, мастерские. Нигде ни души. Она постояла, прислушалась, впрочем не представляя себе, какие звуки могли бы указать ей верное направление. Сквозь тишину доносился лишь еле уловимый плеск воды и очень-очень далекий шум, похожий на глухой тяжелый звон, с каким сюда докатывался преображенный расстоянием гул шоссе, а может быть, и железной дороги. Мигая бортовыми огнями, из-за деревьев вынырнул самолет, ревом мотора вытеснил на миг все прочие шумы, скрылся за вершинами, и опять стали слышны тихие звуки речки.
Джемма прошла еще немного, но кругом были только деревья. Сколько хватало глаз — одни стволы и кроны и переплетенные между собой ветки, протыкающие дымку, еще голые, но уже полные набухших почек. Она, видимо, заблудилась и хотела уже повернуть назад, как заметила серый угол здания.
Это, однако, было не здание, и, подойдя ближе, она увидела, что перед ней ворота кладбища с выгнившими деревянными частями, на месте которых в центре каменного свода тускло светлела большая дыра, как мутный невидящий глаз. Сквозь высокие частые деревья сюда не долетало ни звука, тут царил нерушимый глубокий покой. Но ветреной ночью, подумалось Джемме, здесь, наверно, стоит шум и треск, вой и свист. И она поежилась, как от холода, хоть и сама не понимала причин своего страха — так же как его ощущали, но тоже не могли объяснить и гораздо более мудрые люди. Может быть, в ней заговорил инстинкт самосохранения? Или на нее пахнуло близостью небытия? Или же в этом страхе напомнили о себе вековые предрассудки и суеверья? Каким образом, чем могли обитатели этого немого царства угрожать живым? Разве каждый, кто входил в эти ворота, не возвращался оттуда всегда целым и невредимым? И разве кто-нибудь, кого туда вносили, не смирялся и хоть раз выходил из-за ограды?
Она это знала, как знали это все, однако невольно вздрогнула, почувствовав, что тяжелая застывшая тишина накрывает ее словно крышкой. Хотелось быстрее отсюда выбраться. Хруст гравия и скрип чемоданчика с инструментами эхом отдавались по сторонам дороги, напоминая шаркающие, шлепающие, чиркающие шаги, она не раз оглядывалась, и, хотя ворота издали вновь походили всего лишь на угол серого здания и возле механических мастерских по-прежнему не было ни души, она, достигнув мастерских, вздохнула с облегчением и решила не плутать больше наугад, куда кривая выведет, а зайти на ближайший хутор, где еще горит свет, и спросить дорогу.
Она так и сделала — в беловатой мгле недалеко от речки наметила себе светящийся прямоугольник окна, к которому вел обсаженный деревьями прогон, и направилась туда. С приближением стал различим бледный свет еще в одном окне, как бывает, когда дверь в соседнюю комнату осталась открытой. И это второе, белесое окно казалось очень уютным и теплым, сонным и домашним, оно излучало полную, тихую гармонию с плодоносной тишиною весенней ночи, в которой струились привычные грубые запахи сельских дворов, говоря о близости людей и животных: пахло сеном и хлевом, вспаханной землей и дымом. От построек веяло дыханием жизни, и теперь, после блужданий в царстве смерти, Джемму охватило надежное и спокойное чувство общности всего живого.
Но тишину вдруг разорвал пронзительный лай. Прогоном навстречу ей со всех ног неслась собака. Джемма остановилась. Скрипнула дверь, раздался злой женский голос. Отзывал он собаку? Или науськивал? Не понять. Пес в слепой ярости гавкал на Джемму захлебываясь, а женщина орала без перестану. На собаку? Или на Джемму? Она постояла, не решаясь приблизиться к дому и надеясь, что, может быть, женщина выйдет навстречу. Она даже ее окликнула. Но это не возымело действия: женщина знай вопила, а пес надрывался. Неужто придется в самом деле уйти? Выждав еще немного, Джемма нехотя повернула назад, вдруг почувствовав себя очень усталой и ко всему безразличной. Вышла на дорогу. Так. А дальше?
Но она не успела ничего придумать — на повороте большака полыхнули фары и на мосту через речку загремел мотоцикл. Она выбежала навстречу и подняла руку.
— Вы не можете мне показать, где тут Купены?
В ответ раздался хмельной смешок.
— Ну, что я говорил? Не сказал ли я вам, что мы еще встретимся и вы будете спрашивать у меня дорогу?
— Так вы тот самый…
— Тот самый тип и шалопай Ингус, точно! Садитесь сзади — домчу с ветерком. Со мной вы не пропадете.
— Я с вами не поеду.
— А почему?
— Все потому же — вы опять пьяны.
— Вот это дает, сильна! А только никто еще не видел, чтобы Ингус не стоял на ногах. Я…
— Некогда мне болтать с вами, понятно? Меня ждут.
— Ну-ну, кто же это вас ждет?
Во дворе снова поднялся крик:
— Куси, Джек, куси! Возьми ее! Хватай!
Джемма с опаской туда посмотрела.
— Какая-то бешеная старуха! Я хотела спросить дорогу, а она…
— Это вы в точку — и правда бешеная. Но это бы еще полбеды. Самое паршивое то, что она — моя персональная теща!
— Да ну!
— Точно!
Пес надвигался, не переставая лаять, пока мужчина не прикрикнул:
— Джека, совести у тебя нет!
И собака, будто устыдившись, смолкла, однако женщина не унималась.
— Ингус, сейчас же домой! — вопила она так, что вместо Джека загавкали соседские псы, но мужчина не обращал на крик никакого внимания.
— Так кто же это, девушка, вас ждет с медовым пряником?.. А, догадываюсь. Только почему в Купенах, вот вопрос.
— Так уж и догадываетесь — у меня вызов.
— Наконец дошло. Но чтобы хорошенькая девица в такую чудную весеннюю ночь моталась впотьмах ради какой-то буренки? Если б ради залетки! — и он снова засмеялся.
А женщина, направляясь к ним, кричала:
— Суки эти девки! Я сразу углядела — так и крутится у дороги, так и топчется, ждет-поджидает, так и зыркает по сторонам… Ну, думаю, не иначе как сговорились. Так и есть — катит! И сразу шу-шу-шу… Что ты на нем виснешь, паскуда? Что вы бегаете за ним задравши хвост? Вот огрею поганой метлой — клочья полетят…
— Не слушайте ее. Драться она не дерется, а берет глоткой, — примирительно сказал Ингус, вынул пачку сигарет и протянул Джемме.
— Не курю, — отказалась она. — И вообще…
— Небось читаете «Здоровье»?
— Читаю.
— А я не читаю, — мирно отозвался Ингус и закурил.
— Ах ты шлюха! — блажила тем временем женщина. — Являются всякие потаскухи и уводят мужей у законных жен!
— Что она на меня взъелась? — спросила Джемма уже со слезами. — У меня срочный вызов, а я…
— Чего же вы сразу не сказали, что срочный?
— Как это не сказала?.. Вы… вы отвратительный человек! — сорвалась на крик и Джемма, по-женски выливая обиду и горечь, свое невезенье на голову первого встречного, на голову Ингуса. — Все вы отвратительные!
