Девушка с хутора - Полиен Николаевич Яковлев
— Поняла,—не выдержав, засмеялась Оля.
Зоя обиделась.
— Чего же ты ржешь, стриженая?
— Да ну тебя,—-Оля махнула рукой и побежала в класс.
«Отцу расскажу,—подумала она:—Юхима дома нема...» И опять засмеялась.
В дверях столкнулась с Таисией Афанасьевной.
— Весело?—спросила та.
Оля промолчала.
— Ты вот что: отцу скажи, что пора деньги платить.
— Я скажу,—ответила Оля и пошла в класс.
Она знала, что денег у отца сейчас нет, и с тревогой подумала: «Еще не позволят в школу ходить...»
2. Девушка с хутора
17
IV
Оля собиралась спать. Услышав осторожный стук, она приоткрыла дверь и, всматриваясь в темноту, спросила:
— Кто?
— Я.
Голос раздался так близко, что она невольно вздрогнула.
— Ты? Степа?
— Батька дома?
— А зачем тебе? Напугал...
— Дело есть.
Они молча вошли в сени, оттуда в темную каморку, где пахло кожей и клеем. За каморкой в небольшой, но опрятно прибранной комнате горела лампа. Сюда Оля ввела своего неожиданного гостя.
Степа сел, снял с головы старую облезшую кубанку и задумался. Вдруг неожиданно спросил:
— Большевиков боишься?—И тут же пояснил:—Они кого трогают, а кого и нет.
В дверях звякнула щеколда.
— Папа,—обрадовалась Оля.
Вошел человек среднего роста, слегка сутулый, в темном пиджаке. Черные волосы зачесаны назад, небольшая, такая же черная бородка и еще черней глаза. Весь, как жук. Удивленно посмотрел на Степу.
— Ты что, милый друг?
Степа покосился на Олю, кашлянул и осторожно сказал:
— Яков Алексеевич приказали, чтобы вы сейчас же...
— Ладно. Скажи—приду.
Проводив Степу, отец походил по комнате, повернулся к Оле и внимательно посмотрел на нее. «Уй большая девочка»,—подумал он. Спросил заботливо:
— Что невеселая?
— Так...
— Не волнуйся, я денег достану. А про Москву ты напрасно в школе сказала. Если что хочешь сказать, ты сначала меня спроси. Тут ведь кругом, знаешь, какие люди. Закрой-ка за мной дверь. Туши лампу да спи.
Закрыв за отцом дверь, Оля легла. Последнее время ей не раз приходилось оставаться по ночам одной, но она не боялась, а сегодня почему-то стало не по себе.
Чтобы скорей уснуть, она закрыла глаза и старалась ни о чем не думать, но сон не шел. В комнате, где обычно работал отец, возникали шорохи. Оля отлично знала, что это мыши, а все-таки настороженно прислушивалась...
«Встать разве—лампу зажечь?»—подумала она. И только спустила с кровати ноги, как постучали в дверь.
«Кто бы это?» Она босиком пошла в сени.
— Дома?—вдруг послышался незнакомый голос, и Оля невольно отдернула от задвижки руку. Спросила:
— А кого вам? Папы нет...
— Куда он пошел?
— К Якову Алексеевичу Безридному. А вам зачем?
Но ей не ответили. Она только слышала чьи-то удаляющиеся, шаги и глухой стук калитки. Вернулась в комнату, подумала: «Поздно, а приходят...» Снова забралась в кровать, снова долго не могла уснуть, но, наконец, уснула. Проснулась—было уже совсем светло. Быстро оделась, вынесла во двор. самовар, раздула его и побежала убирать постель. Пришел отец—уставший, взволнованный.
— Ты что так поздно, папа?
Он порылся среди обрезков кожи, выпрямился и сказал:
— Смотри, Оля, если кто спросит, скажи, что я ночевал дома. Понимаешь? Никуда, мол, с вечера не отлучался.
— А тебя спрашивали.
— Кто?
— Не знаю. Я сказала, что ты у Якова Алексеевича.
Отец шагнул к ней:
— Как?!
— А что?—испугалась Оля.
— Эх, ты...—Он взъерошил волосы и зашагал по комнате.
«Теперь понятно,—подумал он,—теперь понятно. Хорошо, что еще так обошлось, а то бы...»
— Слушай, Оля,—сказал он,—ты про меня никогда никому ничего не говори. Слышишь? Ни-че-го. Я тебя раньше не предупредил, а теперь знай. Поняла?
- Поняла. А почему?
— Так надо.
Отец умылся, принес самовар.
— Ну, хозяйничай.
Оля принялась готовить чай. Отец сел за станок, взял колодку с сапогом и набрал по. привычке в рот шпилек. Однако не работал, а все поглядывал в окно. Потом, видимо успокоившись, встал, вынул изо рта шпильки и подошел к Оле.
— Готово, хозяюшка?
— Готово, папа.
— Ну, наливай. Да смотри, в класс не опоздай. И не болтай там чего не надо...
Напоив отца чаем, Оля побежала в школу.
V
Еще перед первым уроком Нюра окружила себя подругами и рассказывала:
— Честное слово, девчата, собаки такой лай подняли! Тетя выглянула из сеней, а ночь темная, ничего не видно. Вдруг слы-
■шит она—у соседей, у Дашки, плетень трещит. Кто-то лезет... Перепрыгнул и ну бежать по нашему двору. Тетя испугалась, дверь на крючок и слушает. Еще кто-то пробежал. Тогда она к окну, а в окно ничего не видно, только слышно, как калитка стукнула. Мы ее на ночь дрючком подпираем. А утром мы вышли во двор, смотрим—дрючок отброшенный, калитка настежь. Тетя— в сарай, в погреб, а там все на месте, никто ничего не тронул. Тетя к соседям, спрашивает дашкину мать: «Что у вас было?», а та говорит: «Ничего не было». «Как же так?—говорит тетя, — собаки лаяли, а вы не слышали». Потом она заглянула к ним через плетень, а там на траве чья-то фуражка лежит. Тетя и говорит.- «Смотрите, это, должно быть, они обронили. Отнесите ее в станичное правление, может, по фуражке и воров найдут». Тут Дашка цапнула ту фуражку и отнесла в хату. Потом тетя еще раз все осмотрела. Нигде ничего не тронуто. Должно быть, собаки* воров спугнули.
— А я бы не побоялась,—похвасталась Леля,—я выскочила бы ло двор и давай кричать.
— Это- днем не страшно. Днем люди и по кладбищу гуляют.
— А я и мертвецов не боюсь.
— Вот уж скажешь тоже,—Зоя замахала на нее руками. — Мертвецов... Да их все боятся.
Оля слушала все эти разговоры молча. Она с тревогой думала: «Вчера ночью у Даши в хате был мой отец... Так неужели же?..»
Мысли ее прервал звонок. Она стала с нетерпением ждать конца уроков. На последней перемене к ней подошла
