Иван Мележ - Пятый день
В это время Шашура с двумя товарищами подтащили к флангу противотанковую пушку. Гитлеровцы бросили ее, когда волна партизан подкатилась к батарее. Шатура, увидев хлопцев, которые стояли возле пушки, не зная, что делать дальше с этой находкой, сразу сообразил, что она очень будет кстати на фланге.
— А ну, давай! — крикнул он, взволнованно обращаясь больше к самому себе, чем к кому-нибудь другому. Он уперся руками в щит пушки и вместе с двумя товарищами покатил ее вперед.
Третий нес снаряды.
Партизаны Зайцева, увидев, что на подмогу пришла «артиллерия», обрадовались.
Однако радость оказалась преждевременной: Шашура попробовал открыть замок, но он не поддавался. "Эх, черт! И снаряды есть и пушка, а стрелять невозможно. Что же замок не открывается? Может, испорчен?" — подумал он, но от пушки не отступился.
Наконец замок поддался. Вставить снаряд было уже проще. Не целясь, подрывник потянул за шнурок. Орудие огненно сверкнуло, подскочило и ухнуло; пополю прокатилось громкое эхо. Шашура даже закричал от удовольствия. Во второй раз Шашура проявил больше выдержки. Закрыв замок, он по огневым отсветам отыскал глазами вражеский пулемет, приказал повернуть пушку и только тогда рванул шнурок. Пулемет продолжал стрелять.
"Не попал. Мимо. Эх, калина-малина…"
К орудию подбежал артиллерист Снегирь. Шашура уступил ему место возле пушки, хотя и с видимой неохотой. Зарядив орудие, Снегирь долго наводил его, поворачивая ствол, и, наконец, выстрелил. После первого же выстрела пулемет затих.
— Слышал, кум, как она гавкает? — торжествующе крикнул артиллерист Шашуре. — А ну, поверни чуть правее… еще немного…
К ним подбежал связной от Ермакова.
— Давайте огоньку, ребята! Больше шума! И не стойте на одном месте, комбриг наказал. Маневрируйте — тут стрельните, там…
Гитлеровцы заметили пушку, стали засыпать ее пулями, — страшно было голову высунуть из-за щита. Шашура готов был ее бросить — пусть она сгорит, сколько с ней хлопот, по Снегирь не сдавался. Он, казалось, ничего не замечал, и можно было быть уверенным, что пока есть хоть один снаряд, пушка не замолчит…
Туровец находился "в воротах", пробитых бригадой, следил за переходом. Через «ворота» проходили семьи партизан: жены, дети, старики. Все они были напуганы страшной пальбой. Кричали от страха дети, крики их смешивались со звуками пулеметной стрельбы. Сверля воздух, с пронзительным свистом над толпой проносились снаряды, разрываясь неподалеку.
В толпе была и Нина. Она несла на руках девочку. Та прислонилась головкой к ее груди, испуганно вздрагивая, как птичка, при каждом близком взрыве.
Два вражеских снаряда попали с гущу толпы. В темноте одна за другой сверкнули багровые вспышки. Люди бросились — кто куда. Часть женщин свернула в сторону. чтобы обойти место пзрыпа, часть Р страхе бросилась назад.
Нину едва не сбили с ног. Многие из шедших сзади, поддавшись панике, тоже поворачивали назад, не понимая, что произошло. Раздавались возгласы: "Нас отрезали!.. Стреляют!" Другие стояли в растерянности, не понимая, что нужно делать, третьи, наиболее настойчивые, пытались пробиться вперед. Движение потока нарушилось. Нельзя было терять ни одной минуты, а люди топтались на месте.
Туровец, как только заметил замешательство, бросился в гущу толпы. Нужно было немедленно погасить страх, вспыхнувший в сердцах сотен встревоженных людей.
— Сто-о-ой! — Его густой, сильный голос потонул в шуме. Только стоявшие вбличи от него услышали его слова. Туровец поднял здоровую руку. Сто-о-ой!
Многие узнали комиссара. Остановились.
С тревожным ожиданием смотрели на него.
Позади продолжалась неразбериха.
— Куда? Назад? Нельзя назад! Там гитлеровцы, смерть! Вперед, туда! махнул он рукой. — Там ваше спасение! Мы победили! Мы отогнали фрипев! Доро га открыта!..
Неизвестно, слова ли эти или знакомая фигура комиссара, его суровый, решительный взгляд повлияли на людей, но те, — он почувствовал это, — послушались.
— Не мешайте другим! Вперед, пока не поздно… Скорее вперед!.. указал он рукой на дорогу.
И люди подчинились. Они повернули и пошли, сначала нерешительно, потом все смелее. Первыми двинулись те, что стояли ближе к комиссару. К ним, видя, что путь безопасен, присоединились остальные.
А Туровец стоял в толпе, встречал людей, подбадривая, приказывал:
— Не останавливаться!.. Смелей, смелей!
Люди спешили поскорей вырваться из атого пекла. Тот, кто видел Туровца, успокаивался, "Вон Туровец стоит!" Постепенно паника уменьшилась, хотя настроение у всех было попрежнему чревожным.
Шли женщины, дети, старики. Их встрено/кенные лица освещались белым блеском ракет и трепетными отсветами недалеких р. зрывов. Прогромыхало мимо три подводы с цлргизапями. Лошади от грохота взрывов гчдрагивали.
Едва только людской поток прошел через «ворота», Ермаков отдал приказ отводить отряды.
Гитлеровцы заметили этот маневр и попытались преследовать уходящих. Партизанам пришлось отбиваться. Ермаков, чтобы остановить немцев, приказал заминировать дорогу, по которой прошла бригада. Подрывники из отряда Зайцева быстро закопали несколько мин и поспешили вслед за своими. Не успели они пробежать и сотни метров, как услышали позади раскатистые взрывы.
Гитлеровцы остановились.
…Партизаны шли долго: полем, перелеском, лугом, снова полем и снова лугом.
Небо на востоке сначала позеленело, потом порозовело. Одна за другой гасли звезды. Тьма сменилась негустым, легким сумраком, который становился все более прозрачным. Глазу постепенно открывались окружающие просторы все шире расстилалось перед ним поле, за ним тонкой и легкой полоской обозначился лес.
Правее леса, наверно, был луг, над ним сейчас распласталось сизо-белое облако — туман.
Туровец переходил от взвода к взводу.
Он видел рядом знакомые лица партизан.
Они за одну ночь осунулись и почернели.
Люди шли молча, только кое-где слышался тихий разговор. Иногда. Туровец слышал приглушенный смех. Неподалеку он увидел Шашуру, Габдулпна, Кривца, Землякова.
Подрывник шагал вразвалку, озорно посмеиваясь, с увлечением рассказывал что-то соседу. Казались, он забыл ибо всем, что пережил недавно.
"Гитлеровцы еше могут перерезать дорогу и пытаться снова окружить нас или навязать неравный бой, — думал Туровец. — Поэтому нужно быть готовыми ко всему.
Вот что бы ни было, гитлеровцы нас не одолеют".
— Это Сталин прислал самолет, — донеслось до Туровца.
— Известно, Сталин… Ему доложили, что бригада в таком положении… Доложили, значит, в каком месте мы находился… Вот он и прислал… Приказал, чтоб самолет обязательно вылетел…
— А тяжко пришлось бы если бы самолет не прилетел. Сказали бы, например:
погода не летная, нельзя лететь…
— Эх, ты! «Погода»… Болтаешь неведомо что… Сталин никогда своих людей в беде не оставит!..
По мере того как рассветало, у людей прояснялись лица. Оживился разговор, послышался чей-то звонкий беззаботный смех.
Пожилой бородатый мужчина с бронебойкой на плече жадно, с восхищением смотрел вокруг, радуясь, что видит, как и прежде, всю эту красоту. Люди все сильнее начинали ошущать счасгье освобождении, счастье возвращения к жизни.
