Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой. Книга 1
Сергей перевернул страницу.
«18 апреля 1939 года
У нас большой праздник, папу наградили орденом Трудового Красного Знамени. Во дворе комбината был митинг, народу собралось так много, что я с трудом пробился вперед, поближе к трибуне. Директор комбината, Василий Петрович, произнес речь. Он сказал, что Трофим Назарович лучший помощник мастера и гордость всего коллектива. А сегодня в школе меня поздравила учительница, Софья Павловна. Ребята глядели на меня с завистью. Молодец папка! Если бы я не решил твердо стать летчиком, то пошел бы учиться на красильного поммастера.
Все обошлось бы хорошо, если бы не Лешка. Он трус и зазнайка, это все знают. На большой перемене Лешка подошел ко мне и говорит: «Подумаешь, орден Трудового Красного Знамени! Вот мой папа настоящий пролетарий, машинист паровоза, он тяжелые составы водит, имеет орден Ленина и скоро еще получит. А твой отец? Тряпки красит». Как тут стерпеть? «Это мой-то папка тряпки красит?» — спросил я и так поддал Лешке, что у него из носа кровь потекла. Получился скандал, и Софья Павловна опять велела позвать маму в школу. А с Лешкой я все равно посчитаюсь!..»
Сергей вздохнул и поднял голову. Перед его глазами возник живой образ отца.
Большой, кряжистый, с длинными усищами, Трофим Назарович глядел на людей ласково, словно хотел сказать: «Вы все мои друзья». Любил он пофилософствовать. Зимними вечерами, когда отец, покуривая самокрутку, рисовал матери необыкновенные картины недалекого будущего, Сергей откладывал учебник и прислушивался.
— А самое главное, — говорил отец, — тогда, при коммунизме-то, наша профессия, текстильщиков то есть, в особом почете будет. Все будут хорошо жить, ну и захочется каждому принарядиться, красивое платье надеть, а кто, спрашивается, производит шерсть, шелк, бархат? Ясное дело — мы, текстильщики!
— Опять залетел в облака, — замечала, не отрываясь от шитья, мать. — Послушать тебя — лучше нас на свете и людей не найдешь!
— Почему? Каждый человек хорош на своем месте, а все же при коммунизме мы будем в особом почете.
Иной раз Трофим Назарович вспоминал о прошлом и рассказывал о жизни текстильщиков до революции, о рабочих казармах, артельных харчах, забастовках. Сергею это было не так интересно, ему больше нравились рассказы отца про гражданскую войну. До сих пор над комодом в комнате матери висит фотография: отец в буденовке, в длинной шинели с тремя полосками на груди…
Сергей помнил отца всегда чем-то занятым. То он мастерил табуретку, то чинил крышу, точил матери ножницы. А летом, после работы, часами копался в палисаднике — разводил цветы.
Сергей бережно, с каким-то странным чувством переворачивал одну пожелтевшую страницу дневника за другой, будто все, что там было написано, касалось не его самого, а кого-то другого, будто он заглядывает в чью-то чужую жизнь…
«14 июля 1939 года
Завтра уезжаю в наш фабричный пионерлагерь. Со мной едут многие ребята из нашего класса — Вовка, Милка и Славка…
3 ноября 1939 года
Вот если бы я уже был летчиком, то показал бы белофиннам, что значит нападать на Советский Союз. Танкистом быть тоже неплохо. Натянешь шлем, закроешь люки — и на полном ходу на врага. Стальными гусеницами давить его огневые точки, из пушек и пулеметов расстреливать разбегающихся солдат. Потом на доклад к командиру.
«Товарищ командир! Рапортует танкист Сергей Полетов. Ваш приказ выполнен, путь для пехоты открыт».
А он:
«Молодец, товарищ Полетов! Объявляю вам от имени службы благодарность».
«Служу Советскому Союзу!»
Обидно, что в армию не возьмут. Когда еще подвернется такой случай…
Папа говорит, что белофинны воюют с нами потому, что буржуям не хочется, чтобы мы жили мирно и строили социализм. Ерунда, ничего у них не получится…
12 ноября 1940 года
Учусь играть в шахматы. Замечательная игра. Вчера с папкой сыграли две партии, последнюю чуть было не выиграл — не рассчитал только одного хода. «У тебя складная голова, Серега, быть тебе шахматистом», — сказал отец. Мама почему-то рассердилась: «Хвали, хвали! Он и так от рук отбился, дерется, хулиганит. Ему все нипочем, так зазнался, что даже уроки стал готовить лежа на диване. А характер?.. Не дай бог, упрется — с места не сдвинешь. Еще новую моду завел — спать на голом полу без подушек». Папа улыбнулся, покрутил усы. Это первый признак, что у него хорошее настроение.
Мама не понимает, что будущему летчику нужно быть бесстрашным, нужно закаляться. Потом — какая разница, где я готовлю уроки? Я же учусь «на отлично».
18 апреля 1941 года
Организовали футбольную команду, ребята избрали меня капитаном. Я играю левого крайнего. Пока тренируемся, обязательно будем участвовать в соревнованиях юношеских команд нашего района, а там… Не буду забегать вперед. Как говорит папа, поживем — увидим.
20 мая 1941 года
С Милкой готовили уроки. По математике у нее тройка. Не пойму — почему девчонкам не дается математика?..
22 мая 1941 года
Вчера забежала к нам Колькина мама и устроила целый скандал. «Уймите, говорит, вашего Сережку: от него всей округе житья не стало, иначе я пойду к участковому. Он моему таких синяков насадил, что у парня глаза вовсе закрылись. Пришлось в аптеку бегать за примочкой».
Хорошо, что папки не было дома, иначе досталось бы мне на орехи. Мама опять расплакалась и давай ругаться: «Из-за тебя стыдно стало соседям в глаза смотреть. Не пойму — в кого ты вышел таким сорванцом?»
Конечно, мамку немного жалко, она у нас хорошая, добрая, но любит вмешиваться в мужские дела, и, как говорит папа, глаза у нее на мокром месте, чуть что — в слезовую. Колька просто слюнтяй и трус, сам лезет, а чуть что — к матери жаловаться. Был бой с ребятами с соседней улицы. Все было готово, я выстроил наш отряд, разделил ребят на роты, по пять человек, назначил командиров и послал вперед разведчиков. Тут Колька предлагает обойти врага и напасть с тыла. «Что мы, по-твоему, разбойники, чтобы нападать из-за угла?» — спрашиваю. Он настаивает на своем и еще орет: «Важна победа, а как она достигается, не важно. Времена кулачных боев прошли, у тебя, Сережка, шкура толстая, потому ты любишь лезть вперед и красоваться». Смотрю, кое-кто из ребят соглашается с Колькой. Тут я крикнул на них: «Разговорчики в строю!» — подошел к Кольке и поддал ему, чтобы не забывался и знал свое место. Что тут такого?»
…В то памятное воскресенье отец и мать пришли на стадион посмотреть игру. Вся школа сидела на первых скамьях. Когда он на тридцатой минуте забил первый гол, Милочка вскочила и, хлопая в ладоши, громко закричала:
— Сережка! Сережка!..
Они одержали победу над командой 370-й школы с внушительным счетом 4:1 и завоевали право участвовать в финальных играх.
Дома отец, щуря глаза и хитро улыбаясь, сказал:
— Оказывается, ты не только головой, но и ногами умеешь работать! Только смотри, Серега, чтобы весь твой ум в ноги не ушел, — тогда плохо тебе, брат, придется: одними ногами не проживешь.
По всему было видно, что и мать была довольна, хотя и молчала…
После обеда пришла Милочка. Вдвоем отправились в парк. Сергей хорошо помнил, с каким жаром доказывала Милочка, что для человека важнее всего дружба.
— Вот мы с тобой кончим школу, у каждого будет свое дело, а разве мы сможем быть друг без друга? Да никогда! — говорила она горячо и убежденно.
Наступил вечер, свежий, прохладный вечер весны. Говорить больше не хотелось. Мыслей тоже не было, — какое-то непонятное, но прекрасное оцепенение овладело ими. Долго сидели они на скамейке молча, чувствуя себя необыкновенно, по-новому близкими друг другу…
Хорошее было время!..
2А вот еще запись:
«22 июня 1941 года
Утром по радио передавали, что немецкие фашисты без объявления войны напали на нас, бомбили мирные города. Мама заплакала, а папа быстро оделся и пошел на фабрику.
Красноармейцы целый день разносили повестки, многие наши соседи уже пошли с вещами на сборный пункт. Мы с Вовкой решили пойти завтра в военкомат и записаться добровольцами. Интересно, пятнадцатилетних примут или нет? Мне еще нет полных пятнадцати, но это не важно, не будут же придираться из-за нескольких месяцев, когда человек идет защищать родину! Сперва хотели уговорить Милку, чтобы и она пошла с нами, а потом передумали. Как-никак она девчонка, к тому же слабенькая, ей трудно будет на войне…
23 июня 1941 года
Папа получил повестку, он командир запаса, Завтра ему являться на сборный пункт…»
За окном, в ветках облетевших берез, шумел холодный осенний ветер, занавески вздувало, словно паруса, через открытую форточку в комнату влетали капли косого дождя. Сергей, погруженный в воспоминания, ничего не замечал. Мысленно он перенесся в тот далекий знойный июньский день, когда, сидя у открытого окна, он ждал возвращения отца. С той поры прошло восемь лет, за это время над миром пронеслись неслыханные события. Ему тоже пришлось много пережить — и плохого и хорошего. Подробности событий тех дней, даже самые незначительные, так глубоко врезались в память, что иногда кажется, будто все это произошло вчера.
