Виталий Закруткин - Сотворение мира
Оформив все, что было нужно, в имперском управлении безопасности, быстро купив дорогой штатский костюм, несколько сорочек, плащ и кепи, Конрад Риге вернулся в свою холостяцкую квартиру на Кёпеникерштрассе, поужинал и долго сидел в глубокой задумчивости. «А что будет, если меня в этой самой Испании пристукнут? — мелькнула у него неожиданная мысль. — Ведь там идет война. Конечно, мне не обязательно лезть под пули и глупо рисковать. Но на войне как на войне. Задание у меня секретное, а если я отправлюсь к праотцам, то, выходит, об этой невозместимой для человечества потере никто не узнает».
Так, иронизируя над собой, он все же пришел к выводу, что в течение отпущенного ему времени до отплытия парохода он должен съездить в Мюнхен и хоть немного побыть с единственным оставшимся в живых родственником, двоюродным братом Юргеном Раухом. Вместе с престарелым отцом и глухонемой сестрой Христиной Юрген Раух в 1920 году уехал из России, где у них было небольшое имение. Раухи поселились в Мюнхене, там Юрген женился на Ингеборг фон Курбах, окончил военное училище и по службе, благодаря протекции влиятельного тестя, подвигался довольно быстро: в минувшем 1935 году получил звание подполковника, командовал разведывательным батальоном горнострелковой дивизии.
С первых дней приезда семьи Рауха в Германию Конрад стал помогать медлительному, застенчивому «русскому кузену», как он, посмеиваясь, называл Юргена. Он уговорил двоюродного брата вступить в национал-социалистскую партию, с готовностью уступил ему на время свою любовницу, познакомил и почти насильно женил на Ингеборг фон Курбах.
«Кто-кто, а Юрген должен знать о моей поездке в Испанию, — подумал Конрад, — ему можно довериться вполне, он умеет держать язык за зубами. Да и мне будет скучновато без этого меланхоличного увальня».
Ночным поездом Конрад Риге выехал из Берлина в Мюнхен.
Супруги Раух встретили его радушно. После обильного завтрака Конрад с недоумением спросил:
— А почему отсутствует моя драгоценная кузина? Уж не вышла ли она замуж?
Юрген смущенно посмотрел на жену.
— Видишь ли, в последние месяцы Христина чувствовала себя все хуже и хуже. Мы с Ингеборг вынуждены были обратиться к известным врачам, а те поместили ее в психиатрическую больницу.
— В общем, сплавили мою ненаглядную кузину, — усмехнулся Конрад. — Ну что ж. У каждого своя судьба.
— Пусть судьба Христины тебя не волнует, — сказала Ингеборг. — Как только ей станет лучше, мы возьмем ее к себе. Она нам не мешает. А сейчас я предлагаю побродить по старому городу, ведь ты давно не был в Мюнхене…
Они вышли втроем, погуляли по парку, осмотрели старинную Петерскирхе, часа полтора посидели в баре, наслаждаясь прохладным пивом. Пенистое пиво подавалось в огромных кружках из толстого стекла. Кружки были испещрены изречениями, восхваляющими пьяниц и чревоугодников.
— Мюнхенское пиво — это, пожалуй, единственное, с чем мне жаль расставаться, — сказал Конрад и тотчас же поправился: — Разумеется, по вас, дорогие друзья, я буду скучать больше, чем по пиву.
— Что это ты заговорил о расставании? — удивился Юрген. — Уезжать собираешься?
— Да. И очень далеко. — Конрад нахмурился, повертел в руках тяжелую кружку. — Но об этом не здесь. Давайте возвращаться домой.
Дома он рассказал о вызове к Гиммлеру и о необходимости ехать в Испанию.
— Судя по всему, там сейчас развертываются сражения не только между испанцами, — говорил Конрад. — В Испанию направляются наши самолеты, танки, пушки, самые опытные офицеры. Кроме того, под командованием поднявших мятеж испанских генералов сражаются отборные войска, в том числе свирепые, как звери, марокканские солдаты. Они готовы кинуться за генералом Франко в огонь и воду. А что у республики? Всякая голытьба — каменщики, шахтеры, студенты. По своим политическим взглядам они тянут в разные стороны. Оружия у них очень мало, а генералов почти нет…
— Однако рядом с республиканцами в Испании будут большевики, русские коммунисты. Они их не оставят безоружными, — сказал Юрген.
Конрад вскочил, резко ударил рукой по столу:
— Чепуха! Оружие в Испанию русские смогут доставлять только пароходами. Наши подводные лодки будут торпедировать их транспорты, все до одного.
— А что при этом станут делать Англия и Франция? — язвительно сказал Юрген. — Неужели вы думаете, что им нужна сильная Германия?
— Леон Блюм и Чемберлен спят и видят разгром и уничтожение советского строя в России, — сказал Конрад. — Они считают это главной своей задачей. Но разгромить Советскую Россию, и это они понимают, можно, лишь столкнув ее с Германией, очень сильной Германией.
У Раухов Конрад Риге прожил почти неделю. Днем, пока супруги были на службе, он бродил по городу, часами сидел в пивных барах, наслаждаясь бездельем. Две ночи решил провести у своей бывшей любовницы Герты, которую в свое время любезно предоставил Юргену Рауху. Конрад знал, что из всех кратковременных поклонников Герта всегда предпочитала его, Конрада Риге, крепкого, неунывающего парня. Однако уже на вторую ночь, как это всегда бывало, Герта надоела ему. В ней все было давно знакомо и давно перестало волновать Конрада. Он простился с Гертой, с Раухами, несколько суток пьянствовал в Ростоке со своими новыми друзьями, а в указанный срок сел на пароход и на три года покинул Германию.
3В это же время неожиданное для своих родных решение принял Роман Ставров… Окончив рабфак на Дальнем Востоке, он уехал в Ленинград, поступил в политехнический институт, но потом вдруг сменил его на военное училище, о чем не сообщил никому. И вот теперь, опять-таки не написав родным ни строчки, решил вместе с начальником училища отправиться в Испанию. Начальник училища Ермаков, один из заслуженных командиров Красной Армии, не сразу согласился взять его с собой. Однако Роман Ставров нравился ему веселым своим характером, правдивостью, и он упросил кого следует, заявив, что курсант Ставров будет его адъютантом.
Так повернулась судьба Романа. Так же как все другие добровольцы-коммунисты, он перед отъездом в Испанию сдал в училище свой партийный билет, документы, все, что связывало его с родной землей. Ему было досрочно присвоено звание лейтенанта. Там, на родной земле, он так же, как все, оставил даже свое имя, и теперь товарищи называли его Романо Гарсиа Росос, что, впрочем, никого не могло обмануть, так как по-испански он знал не более сотни слов, которым его срочно обучили в поезде две женщины-переводчицы. Яков Степанович Ермаков именовался теперь Жаком Жерну, хотя французский язык он знал нисколько не лучше, чем его адъютант — испанский.
— Дорогой мой комарадо Росос, ты со своим обличьем можешь сойти за испанца, — ухмыляясь говорил новоиспеченный Жак Жерну, — нос у тебя ястребиный, кожа смуглая, усишки черные, весь ты худущий, будто под испанским солнцем от рождения жарился, а вот я, братец мой, никак не похож на француза. Лучше бы уж голландцем прикинулся или немцем.
— У французов тоже есть рыжие и толстоносые, — отшучивался Роман, — так что вы, Яков Степанович, можете появиться в Мадриде как незаконный внук Александра Дюма.
В вагоне кроме них было еще немало таких же «испанцев», «французов», «немцев», «итальянцев». Их можно было отличить по новехоньким темным костюмам, сидящим не очень ладно, по одинаковым галстукам, полученным, видимо, на одном и том же складе, а самое главное — по наигранному оживлению, за которым наметанный глаз сразу бы разглядел тщательно скрываемую настороженность.
Поезд, в котором ехали советские добровольцы, уже миновал польские земли и остановился на границе Германии.
— Ну, милый мой дон Романо Гарсиа Росос, тут надо держать ухо востро, — мрачно сказал Ермаков. — Гитлер не очень жаждет нашего появления в Испании. Это не в его интересах. Так что, когда пограничники станут проверять документы, нам лучше держать язык за зубами, не то они сразу разберутся, какие мы испанцы и французы.
Однако вопреки предположениям Ермакова немецкие пограничники — хмурые, немногословные парни — довольно быстро прошли по вагонам, так же быстро просмотрели паспорта и удалились. Поезд пошел дальше, к границам Франции.
Пассажиры вагона постепенно перезнакомились друг с другом, и Роман убедился в том, что все они военные, командиры Красной Армии, чего не могли скрыть их гражданские костюмы и до смешного благозвучные иностранные имена. Все они были добровольцы. Оставили на Родине семьи, все, что было им дорого, и теперь ехали туда, в Испанию, чтобы с оружием в руках отстаивать там республику.
Роман часами стоял у окна, всматривался в незнакомые города и селения, думал о том, что предстоит ему увидеть и испытать на испанской земле. Он не раскаивался в своем решении, но именно здесь, за границей, понял, что такое тоска по Родине и близким.
