Когда зацветут тюльпаны - Юрий Владимирович Пермяков
— Я покажу тебе, как командовать Пашей, которого когда-то называли Клещом. Век будешь помнить Панечку Клеща… Я не таких…
Он не договорил. Алексей стремительно шагнул к нему, и вкладывая в руку всю тяжесть своего тела, нанес Клещу удар в подбородок.
— Ой! — вскрикнул Панечка и, зажимая лицо руками, отлетел к печке. Алексей подошел к нему, вырвал нож, отбросил.
— Ну, что, Панечка Клещ, может, еще разок? — спросил он, приподняв Павла за ворот рубахи. — Или хватит?..
И больше Алексей ничего не помнил. Страшный удар по затылку обрушился на него, словно с потолка. Он бросил Клеща, выпрямился и круто повернулся.
— Никуленко?!. — беззвучно закричал он. — Ты что?!
Никуленко замахнулся снова.
Глава девятая
1
Вачнадзе проснулся от телефонного звонка. Не открывая глаз, протянул руку к тумбочке, на которой стоял телефон, и поднял трубку. Борясь со сном, сказал в трубку недовольным голосом:
— Да! Вачнадзе слушает.
— Лазарь Ильич, — послышался в трубке тревожный юношеский голос, — это говорит дежурный радист Юрьев.
— Я слушаю.
— Только что принял радиограмму из Соленой Балки.
— Так, так… Дальше. — Вачнадзе приподнялся на локте.
— Ничего не могу понять, Лазарь Ильич… — Голос Юрьева на мгновенье умолк. — Ничего не понимаю… Мастер Кедрин лежит раненый… Сообщают о каком-то покушении.
Вачнадзе, отбросив одеяло, вскочил с постели и закричал:
— Товарищ Юрьев! Радиограмму несите немедленно ко мне! Слышите, немедленно! И никому ни слова о ней…
— Хорошо, Лазарь Ильич.
— Дежурная машина где?
— Здесь, Лазарь Ильич.
— Садись на нее — и ко мне!
Вачнадзе бросил трубку и заметался по спальне в поисках одежды. В темноте наткнулся на стул и с грохотом свалил его, больно ударившись коленом. Морщась от боли, щелкнул выключателем. Под зеленым абажуром вспыхнул яркий свет и залил комнату, окрашивая предметы в бледно-зеленые тона.
Проснулась Раиса. Щуря от света большие черные глаза, спросила:
— Что-нибудь случилось, Лазарь?
— Да. Помоги мне, пожалуйста, собраться. Не помню, куда я сунул вчера носки…
— Они на кухне. Ты можешь мне сказать, что случилось?
— Пока нет. Но дело очень серьезное. Получена радиограмма. Я прошу тебя собраться и сходить к Галине Александровне… Пусть она идет прямо в контору — я буду там.
— Хорошо, Лазарь.
— Скажи ей, что экстренное совещание и больше ничего. Ни слова.
— Хорошо, я так и сделаю.
— Поторопись, пожалуйста.
Когда Раиса ушла, Вачнадзе позвонил Гурьеву. Гурьев ответил неожиданно быстро.
— Спишь? — спросил его Вачнадзе.
— Нет, еще не ложился. Читал.
— Плохо! Нужно было отдохнуть… Эх, дорогой, нехорошо!..
— Ты чего вздыхаешь? Я бодр и свеж, как всегда.
— Бодр и свеж, — передразнил его Вачнадзе. — Давай-ка собирайся и — в контору…
— Ты серьезно?
— Очень серьезно, Никита. Итак, жду.
В дверь постучали. Вачнадзе открыл. Весь запорошенный снегом вошел радист Юрьев.
— Ну и погода, Лазарь Ильич, — ничего не видно… Доброе утро.
— Доброе утро. Где радиограмма?
— Вот, — протянул ему Юрьев сложенный вчетверо лист бумаги.
Вачнадзе схватил листок и бросился к свету. Пробежал первую строчку, и руки у него задрожали. Закрыл глаза. С усилием заставил себя читать дальше.
«…в два часа ночи нового года тяжело ранен буровой мастер Алексей Константинович Кедрин…»
Вачнадзе опустился на стул. Листок выпал из рук и с шорохом заскользил к полу. Юрьев подошел и поднял его, растерянно поглядывая на директора.
— Читай дальше, Юрьев, — попросил Вачнадзе.
Юрьев прокашлялся и начал читать:
«Покушение на жизнь Кедрина сделали бывший заключенный тракторист Павел Клещов и бурильщик Григорий Никуленко…»
Юрьев остановился и посмотрел на Вачнадзе.
— Читай, — приказал Вачнадзе.
— Все, — тихо ответил Юрьев. — Просят врача.
Вачнадзе поднялся.
— Подай мне пальто, пожалуйста, — наконец попросил он Юрьева, безмолвно стоящего рядом. — Оно там… на вешалке… и поедем в контору…
…Вачнадзе смотрел через ветровое стекло машины вперед. Бьются, крутятся снежные вихри, закрыли собой весь свет, даже дороги не видно. Где-то рядом стоят дома, но они пропали за белой мутью, и не верится, что они стоят где-то здесь рядом, всего в нескольких шагах… Что делать? Что предпринять?..
2
— Раечка… ты?!. Проходи же, садись! — Галина стояла босая, в длинной ночной сорочке, прижав обнаженные до плеч руки к груди. Из-за двери тянуло ледяным холодком, струйками растекавшимся по полу комнаты. Галина с тревогой смотрела на Раису и, хотя пригласила ее пройти сесть, сама стояла, не двигаясь с места.
Раиса развязала пуховую шаль, варежкой сбила с нее снег, поправила на голове прическу. И молчала. Да и что она могла сказать, когда сама не знала ничего о причине, заставившей Лазаря послать ее к Галине в такую шальную погоду.
— Чего же ты молчишь, Раечка? Что, наконец, случилось?
Раечка рассердилась.
— А я откуда знаю, что случилось? Лазарь сказал: иди — и я пошла… Ох, ну и люди же!..
К кому относилось последнее замечание, Галина не поняла, но почему вдруг стало так тревожно на сердце?
— Велел тебе передать, чтоб ты не задерживалась и шла в контору, — продолжала Раечка. — Говорит — серьезно…
Большие черные глаза Раечки, влажные и блестящие, слабо мерцали в предутренних сумерках, и Галина, сколько ни всматривалась, не могла рассмотреть их выражения.
— Но что же все-таки случилось? Расскажи, Раисочка, очень… очень прошу!
И Раиса рассказала о том, как раздался неожиданный телефонный звонок («Сколько раз я говорила Лазарю, чтоб он убрал телефон из спальни, не слушается!») и Лазарь, чертыхаясь, метался по комнате и в темноте свалил стул, как он искал носки, которые сам же оставил на кухне, и наконец поднял ее с постели и отправил с поручением к Галине.
— Это в такую-то погоду, — говорила Раиса, облизывая пухлые губы. — Никогда я не видела своего Лазаря таким… Да, забыла, он что-то говорил про радиограмму…
— Из Соленой Балки? — быстро спросила Галина и замерла.
— Нет, про Соленую Балку он не говорил… Он был такой взволнованный!
Но Галина уже не слушала Раису. Она торопливо натянула чулки, платье, не попадая руками в рукава, стала надевать шубу…
Настя с ребенком на руках молча стояла в дверях спальни, слушала разговор двух женщин и тревожно поглядывала то на одну, то на другую. Не зря жена директора пришла за Галиной в такую рань, да еще в такую погоду. А вдруг там, в неведомой Соленой Балке, случилась беда?
— До свидания, Настенька, — подошла к ней Галина. — Извини, потревожили мы вас…
Настя вцепилась в рукав ее шубки.
— Галюша, родная, — зашептала она, горячо дыша в лицо Галины. — Не к добру это… Чует мое сердце — ох, не к добру!.. Не оставляй меня одну,
