Петр Замойский - Лапти
— Сто-о-ой… По-ше-е-ол!
Если бы Алексей оглянулся на Дарью, он заметил бы на ее лице тревожно пробегающие тени. То и дело, мельком, взглядывала она на Алексея, видимо, желая спросить его о чем-то важном.
— Алеша!
Медленно повернул он к ней голову.
— Да.
Ты все меня спрашивал, а я тебя хочу спросить.
— О чем?
— Уезжать-то аль раздумал?
Алексей заметно вздрогнул, смутился, потом, глядя в сторону, проговорил:
— Пока…
— Остаешься? — не сдерживая радости, переспросила Дарья.
— …не раздумал, — сухо ответил Алексей.
— А чего же ты прохлаждаешься? Уезжай.
— Ишь ты! Тебе что, очень хочется спровадить меня? Это Лобачев своих лошадей с бубенчиками предлагал, только уезжай скорей. Вот дождусь, чем кончится все дело с артелью, и тогда…
— Что? — приостановилась Дарья.
Из-под ног ее пулей выметнулся жаворонок и утонул в выси неподвижной точкой.
— Вот что…
Быстро оглянувшись, вынул записную книжку, развернул ее, и на землю упала аккуратно сложенная бумага.
— Читай, — поднял Алексей. — Только никому болтать не смей. Могу это и не посылать.
— Я не из болтливых, — дрожащими руками развертывая бумагу, ответила Дарья.
Округлыми буквами было выведено:
В бюро ячейки ВКП(б)
Окрстроя и в местком строителей № 3.
Товарищеское письмо
Дорогие друзья. Как известно, срок отпуска моего кончился и меня ждет работа. Но как быть дальше, я не знаю и прошу вашего совета. При отъезде вы мне очень наказывали, чтобы отпуск свой я провел полезно. Так я и сделал, но полезный отпуск вышел затяжной. Вместе с коммунистами своего села, которые пока еще очень слабы, вместе с комсомольцами, беднотой и частью середняков затеяли мы артель организовать. Дело это оказалось нелегким. Подробности описывать не буду, только скажу, что классовая борьба в деревне не так проста, как ее многие представляют. Лубочные кулаки есть, верно. Но они на виду. Есть другие кулаки: тощие телом, но жадные духом. Эти кулаки читают газеты, выписывают журналы, а декреты знают назубок. Борьба тяжелая и в то же время страшно интересная. Поэтому я и задержался и, наверное, еще задержусь. Сейчас идем отрезать артели землю, а земля отрезается спорная. Дело в том, что кулаки тут свое «товарищество» хотели организовать, но мы их вовремя сумели раскрыть. Борьбы впереди много.
Теперь вот еще о чем я хочу просить вашего совета. Здесь верстах в трех от нашего села протекает река под названием Левин Дол. Готовя в техникум дипломную работу по гидравлике, я темой взял нашу реку, о чем заранее сговорился с преподавателями. И что в результате выяснилось? По моим подсчетам мощность воды нашей реки равняется 70–75 лошадиным силам. У меня мелькнула мысль: а что, не попробовать ли построить на этой реке бетонную плотину, вальцовую мельницу с перспективой на установку динамомашины, да электрифицировать окружающие деревни. Очень заманчивая вещь! И жутко и радостно от этой мысли. Планы, чертежи и даже сметы втихомолку составлены, но никому об этом всерьез не говорил. Решил ждать вашего совета. Прошу вас обсудить мое письмо и скажите, бросать ли мне тут работу и ехать, или вы отпуск продлите, так сказать, прикомандируете меня сюда. Кстати, не утаю. Меня вкатили уже в члены артели и избрали временно председателем. Народ подобрался подходящий, но пока идут «дела малые». Главное, земля здесь — стопроцентный чернозем, а обработка — из рук вон. Потому и досадно. Если дадите отпуск или командировку, то поддерживайте со мной связь, Я как подотчетный со своей стороны буду описывать вам все, что здесь будет происходить.
Жду инструкций.
С комприветом А. Столяров
— Как? — нетерпеливо спросил Алексей, когда Дарья дочитала письмо.
— А кто ее знает, — неопределенно ответила она и покраснела.
— Отпустят?
— Хоть отпустят, ты все равно убежишь.
Алексей взял у нее письмо, намереваясь его изорвать.
— Пущу-ка я свое сочиненье по ветру.
Дарья испуганно схватила его за руку.
— С ума ты сошел! Ну-ка, дай мне.
— Зачем?
— Сама пошлю.
— Ладно! — засмеялся Алексей. — Пусть у меня полежит. Пойдем к мужикам… Слышишь, галдят.
Издали действительно доносился галдеж. Среди всех выкриков выделялся горластый голос Митеньки. Когда Алексей с Дарьей подошли к землеустроителям, то увидели, что Митенька, став ногой на ленту, исступленно кричал:
— Не дам мерить, не дам отрезать! Режьте меня, а землю не дам!
Возбужденный, со сверкающими глазами, сухой и страшный, он то и дело сыпал матерщиной.
— Ежели хотите мерить, то межой по верху, а тут не-ет, не дам! Опчество наказ мне дало…
Подойдя к Митеньке, старший приказал:
— Сойди с ленты!
— Не сойду. Не-ет. Лягу, а не сойду. Бейте в меня кол, бейте в мою голову, бейте…
И, к удивлению всех, брякнулся на землю, распластал руки и взвыл истошным голосом:
— Ма-атушка, земли-ица-а, не дам!.. Не дам в тебя колышки забивать! Не уступлю, родна-ая! Ком-му! Кто к тебе в хозяева прише-ол? Арте-ель! Гольтепа. Не-ет! Не отдам тебя баш на баш! Пущай отрезают десятину за полторы.
Старший кивнул мужикам на Митеньку:
— Стащите этого черта.
Увидев подошедшего Алексея, Митенька набросился на него:
— Он! Он! Черт тебя принес! Уезжай! От греха уезжай! От всего мира говорю: не уедешь — свяжем, отвезем.
Алексей изумленно смотрел на Митеньку, который, схватив ленту, цепко держал ее в своих жилистых руках. Казалось, он готов был рвать эту металлическую змею, грызть зубами на мелкие части. Алексей сел перед Митенькой на корточки и спросил:
— Что? Земля заела? Ты ртом ее хватай, ртом.
— Уйди-и! — заревел Митенька, брызгая слюной. — Уйди!..
— И в самом деле, уйди, — посоветовала Дарья. — Видишь, вся харя у него от злости позеленела.
Митенька набросился на Дарью:
— А ты что тут хвостом виляешь? Сгинь с моих глаз!
— Тьфу! — плюнула Дарья. — Прямо дело, кобель ты! Чтобы громом тебя разразило!
Афонька, улучив минуту, когда Митенька в запальчивости чуть приподнялся, так дернул за ленту, что она тяжелой ручкой ударила того в грудь.
— Ах, ты!.. — разозлился Митенька, вскочил и налетел на Афоньку.
— Легче! — подставил тот ему кулак величиной с кувалду. — Сразу в тесто превращу. Ты шутки-то шути, да оглядывайся. Больно гожи вы с моим хозяином! К себе в товарищество записали. А в святцы глядели?
— Обдиралы вы, обдиралы! — заорал Митенька, когда ленту снова потянули по полю. — Я ваши действия обжалую в земельный суд.
— На то ты и облакат. Полное тебе право. Только сейчас уж лучше не мешай нам проект в натуру переносить, — заметил старший.
У самого Левина Дола внезапно вместе с ветром хлынул дождь.
Все побежали в обносы, наскоро мастерили в углах крестцов навесы. Алексей с Дарьей и комсомольцем-землеустроителем уселись в самый крайний крестец. Дарья, измокшая от дождя, заботливо укрывала Алексея снопами. Комсомолец удивленно посмотрел сначала на нее, потом на Алексея и спрятал улыбку под сноп.
Дождь хлестал густым косяком, гулко щелкая по жнивью и рябя воду в Левином Долу. Ветер шумел в кустах ивняка, сгибая их до самой воды. Даже лошади и те воротили морды. Только один Митенька совершенно недвижимо замер на высокой меже. С него текли ручьи, рубаха облегла тощее тело, обозначив жесткие ребра, бороденка сжалась, но он, словно наперекор всей стихии, всему этому бешеному ливню, молнии и грому, все стоял не шелохнувшись.
— Вот это че-ерт! — удивленно воскликнул старший. — Глядите-ка, хоть бы что.
— Ему на пользу, — отозвался Афонька. — Небось теперь вода-то шипит на нем.
Дождь прошел, проветрило, и снова началась отрезка земли. Митенька, махнув на все рукой, не оглядываясь, ушел.
Горячее солнце осушило землю. Загремели телеги, поехали за снопами.
Землеустроители и мужики решили пойти обедать.
… В риге Лобачева, мимо гумна которого шли, стучала веялка. Сам он стоял в дверях, рядом с Митенькой, и молча смотрел на проходивших землеустроителей. Увидев батрака Афоньку, распалился:
— Ты что же, черт тебя разорви, аль в самом деле подрядился с ними ходить? Марш овес насыпать!
— Погоди, хозяин, дай чуток вздохнуть, — насмешливо отозвался Афонька.
— Вот я тебе вздохну, погодь!
И, сощурив глаза на Алексея с Дарьей, натужно добавил:
— Им, чертям, только ведь делов-то…
В риге веялку вертели поденщицы.
Равномерно и настойчиво ударяясь о края рамы, сита вопрошающе твердили:
К-куда п-пойдешь,К-кому ск-кажешь…К-куда п-пойдешь,К-кому ск-кажешь…
Райком партии назначил Алексея уполномоченным по хлебозаготовкам. Петька был рад этому. Он после конференции комсомола, на которой его избрали членом райкома, зашел к секретарю партии и порекомендовал Алексея в уполномоченные.
