Ухожу, не прощаюсь... - Михаил Андреевич Чванов
Как им объяснить теперь, что еще на год придется отложить их семейное путешествие.
Жена, конечно, повздыхает, повздыхает — и поймет. А вот ребятишки? Они уже разработали лодочный маршрут. И они должны понять. Они-то, ребятишки, поймут, а вот как жена?.. Жалко ее, бедную. Но что теперь делать? Должен же кто-то пройти эту проклятую стену. Должен. Конечно, рано или поздно ее пройдут и без тебя, но все-таки… Это долг перед памятью Саши…
5
Южное лето было в самом зените, но уже начинало вянуть и тяготилось этим и торопилось наверстать упущенное, как женщина в ее возрасте, — в его зное появилась какая-то томительная печаль и поспешность. Шла последняя декада августа, и Мария Евгеньевна с каждым днем все чаще и тревожней думала о том, что подходит конец месяца, нервничала, когда по какой-нибудь причине запаздывала со съемок, в гостинице первым делом интересовалась у коридорной, не спрашивал ли ее кто.
Она заметила, что после этой встречи стала играть лучше, уверенней, эта встреча дала ей что-то важное, что-то обострила, появилась уверенность и вообще в жизни. Появилась какая-то надежда. «Погоди, что за надежда?»— усмехнулась она про себя. Ну не надежда, уверенность. И не уверенность. Но что же? Ну, бог с ним, этому не найдешь имени, но что-то появилось. Просто знакомство? Нет, гораздо глубже, ведь они понимали друг друга с полуслова, даже с полувзгляда. И в то же время ничего — ни даже адреса, ни даже обещания встречи. Просто: «Может быть, встретимся». И в то же время она знала, что это «может быть» стоит больше многих клятв и обещаний, потому что между ними была какая-то странная и немного страшноватая общность.
И чем ближе подходили последние дни августа, тем больше волновалась, смеялась над собой и снова волновалась. У дежурного по этажу оставляла записки: на случай, если задержится на съемках и он не застанет ее, — и каждый раз, возвращаясь со съемок и увидев нетронутую записку, приходила в плохое настроение.
И вот пришло первое сентября. И с ним какая-то пустота, словно ее обманули. Словно над ней надсмеялись.
Но почему обманули, почему надсмеялись? Ведь ничего и не было.
Ну, случайная встреча, ну, поужинали вместе. Ну, понимали друг друга с полуслова! Ну и что? У каждого своя жизнь, и он давно забыл о ней. Но эта странная и немного страшноватая общность? Нет, не мог он просто так забыть свое обещание заехать. Почему-то она знала, что он не такой. Но тогда почему же он не заехал?
Дни летели. Прошла половина сентября, пошли дожди. Принесли прежнюю усталость, ощущение приближающейся старости. Ее хвалили на съемках, она сама знала, что у нее хорошо получается, на ходу по-своему перестраивала целые куски сценария, и сценарист, и режиссер соглашались с ней, — они не знали, а она знала, что у нее получается хорошо только потому, что она играла саму себя. Каждый день звонила домой: дочь пошла в первый класс, это принесло много радости и тревог, но неприятное чувство, словно ее обманули, не проходило. Хотя никакого обмана не было, да и вообще ничего не было. Ведь в такие встречи можно верить лишь в пятнадцать лет. Но почему же все-таки это неприятное чувство, словно тебя обманули?
Вернувшись в Москву, она несколько раз порывалась позвонить в Федерацию альпинизма СССР, там наверняка знали его адрес, взять и позвонить, — просто из любопытства, непринужденно так, на правах знакомой: как, мол, завершилась экспедиция? Но каждый раз останавливала себя: он сам мог бы позвонить, если тогда по какой-нибудь причине не смог заехать. Тем более, что дал слово найти ее. Не давал? Сказал, чтобы просто что-то сказать на прощание? Нет. Он человек дела и слова, это она знает. Если бы посчитал нужным, давно бы позвонил. Значит забыл.
Не знает адреса? Ерунда! Он знает театр, в котором она работает. Мог бы узнать адрес и на киностудии.
Прошел год. Незаметно — в суете, в неудовлетворенности собой. О той встрече она старалась больше не вспоминать — не то чтобы было больно, с чего быть больно-то, ведь ничего и не было, — но всегда, если все-таки вспоминала, приходило неприятное чувство, словно тебя обманули.
Прошел еще год. Она вышла замуж. Он был инженер-строитель, они жили в одном доме. Первый раз он делал ей предложение через три месяца после смерти мужа. Она удивилась и, разумеется, отказала. Он не обиделся, сказал, что всегда будет ждать ее руки, если она когда-нибудь посчитает это необходимым.
При встречах с ним она всегда чувствовала неловкость, боялась, что он снова затеет тот разговор, но он лишь почтительно кланялся, и она была ему благодарна за это. Но однажды, когда она перед каким-то праздником шла домой, вся увешанная покупками, он решительно отобрал у нее часть сеток, донес их до двери, стеснительно остановился у порога, ей показалось неудобным оставлять его за дверью, пригласила его зайти, он познакомился с дочерью, а через два месяца, приехав с гастролей, она обнаружила, что они все трое — мать, дочь и он, — души. друг в друге не чают, ходят друг к другу в гости, мало того, они тайком от нее полмесяца жили у него на даче.
«Старая история с троянским конем, — печально усмехнулась она про себя. — Жители еще не подозревают, а город, оказывается, уже давно занят неприятелем, проникнувшим в него хитростью».
Это ее очень задело, она обиделась на мать и на дочь и попыталась возмутиться, но у нее ничего не получилось, сначала она просто растерялась, а потом время было упущено: как только она приехала, он перестал к ним заходить и избегал встреч, мать с дочерью из-за этого стали кукситься на нее и тайком продолжали ходить к нему в. гости. Глубоко обиженная, она с запозданием собралась высказать ему, хотя бы то, что он балует дочь, но, оказалось, что дочь в ее отсутствие он не баловал, а просто помогал ей учить английский, в котором она была слаба, приучал ее ежедневно делать зарядку и обтирание, и та стала меньше болеть ангиной, полы в квартире перестали скрипеть, а краны— течь, мать впервые за многие годы за лето набрала грибов и ягод.
Словом, город давно был занят неприятелем, и не просто занят, а его жители переметнулись на сторону неприятеля и были очарованы им, и если бы она попыталась выдворить его за пределы своего маленького государства, то еще неизвестно, на чью сторону они
