Александр Золототрубов - Тревожные галсы
— Юлию Герасимовну? Видел как-то. Приятная женщина.
— Да, приятная. Очень. — Савчук тяжело вздохнул. — В сорок первом, тогда еще лейтенант, я как-то на вечере в Доме офицеров познакомился с ней. И... влюбился. По самую макушку. Она тогда вдовой была: муж-моряк погиб на Рыбачьем. Я танцевал с ней. Потом пошел ее провожать. До рассвета просидели на берегу залива. Потом еще встречались. Вернулся как-то с моря уставший, промокший, сдал дежурство на лодке и — к ней. Вместе встречали Новый год... Собирался сделать ей предложение, да, видно, не судьба... — Савчук кашлянул. — Вышла замуж она за Журавлева... А Катя это моя дочь...
Грачев не раз видел эту девушку и вот сейчас вдруг подумал о том, что она очень похожа на Савчука. Такие же большие выразительные глаза, угловатый подбородок. И даже голос — нежный, чуть глуховатый.
— Она похожа на вас, — заметил Петр.
— Кто? — Савчук будто перестал дышать.
— Катя...
— Разве?.. А впрочем, может быть... — Савчук зачем-то снял очки, стал тереть их пальцем. — Я очень любил Юлию. А вот потерял ее...
Савчук устало опустился в кресло. У него даже на лбу выступила испарина. Петр сказал ему то, о чем он и сам не раз думал, особенно, когда рядом видел Катю... Нежданно-негаданно она вошла в его жизнь, и никак он не мог забыть ее светло-розового лица с ямочкой на щеке, ясных глаз. Все чаще и чаще думал о ней Савчук, а порой, едва вспомнит ее, как грустно-щемяще начинало ворочаться в сердце.
Как-то Савчук пришел к Журавлевым, но дома адмирала не оказалось.
— Ночью ушел в море, — сказала Юлия и как бы вскользь заметила: — А ты, Женя, совсем позабыл нас, И Катя вот обижается.
— На меня-то? — улыбнулся Савчук. — Нет, нет, я добрый. Ты же сама не раз говорила, что я добрый? А может, и надо на меня обижаться, а?
Юля хотела что-то ответить, но из своей комнаты вышла Катя. Прихрамывая на правую ногу, она улыбнулась, блеснув ровными зубами.
— Вы? Вот уж сюрприз. — Она подала ему свою тонкую, белую руку. — Ну, добрый вечер! Вы все тут, на море? Мама говорила, что вы соскучились по Москве. А я не верю. Мне бы поехать в гости к вам. — Она коротко вздохнула: — Ох, как я себя не люблю! — неожиданно добавила она, сверкнув глазами.
— Чего так, Катя? — спросил Савчук. — Человек должен себя любить... Да, а что же ко мне не приехала, я же приглашал? Маша будет очень рада. Она у меня добрая, очень добрая. Вот Юля знает...
Савчук глянул на хозяйку и успел заметить на ее лице светлую улыбку.
Завязавшийся за столом разговор был прерван телефонным звонком Журавлева. Юля о чем-то стала говорить с мужем, а Савчук сославшись на то, что его ждут на корабле, распрощался с Катей и ушел.
«Скоро у Кати день рождения, и надо ей что-то подарить», — подумал сейчас Савчук. Но Грачеву об этом он не сказал.
— Ну и погодка, видать, не скоро выйдем в море, — Петр кивнул в сторону островка, где гулко бились волны. Уже неделю лютовал шторм. Волны с шумом обрушивались на берег, густой белой пеной закипали у лобастых камней. Корабли у причала подрагивали, как в приступе лихорадки. Швартовые концы натужно скрипели.
— А какой прогноз на завтра?
— Видимость нулевая, вот что плохо.
— Да, в небесную канцелярию не позвонишь, — взгрустнул Савчук.
— А знаете, Катю я вчера видел, — сказал Петр.
— Приехала? — удивился Савчук. — Я очень любил Юлю, а вот потерял ее, — вновь повторил он.
Мысли уносили его в Полярный, где много лет назад познакомился с Юлей в Доме офицеров. Весь вечер провел с ней, а наутро ушел в море. Почти месяц лодка находилась на позиции, и когда вернулась в базу, Савчук поспешил к Юле. Он не знал, что ей скажет. Он знал одно: там, далеко в море, все мысли были о ней.
Но он ей ничего не смог сказать: дома ее не было. А потом — выход в море. Торпедный залп по фашистскому транспорту. Преследование. Взрывы бомб. Резкий удар о грунт. Кислородное голодание...
Пот липкими каплями бежит по лицу. Соленый пот, въедливый, от него туманятся глаза, и Савчуку то и дело приходится вытирать его платком. Рядом умирал матрос-минер. «Лейтенант, у меня сынишка трех лет. И жена... Умирать не хочется».
Савчук подсел к матросу, стал успокаивать его, говорил, что нельзя расслаблять нервы, не один он в лодке, скоро к ним спустятся водолазы.
«Я вижу сынишку, лейтенант. Вот он мой, Васек... Да ты не бойся воды, сынок, шагай ко мне...»
Савчук понял, что минер бредит, и хотел было позвать доктора из соседнего отсека, но не успел. Матрос крепко схватил его за плечи, что-то беззвучно зашептал и тут же стих. Его глаза были открыты, но он уже не дышал.
Потом Савчуку вспомнился госпиталь в Полярном, где Юля работала медицинской сестрой. Савчук тогда был без сознания, а когда пришел в себя, то увидел ее грустное лицо и черные бархатные глаза.
— Ожил! — она ущипнула его за нос. — Значит, все будет в порядке.
Подводная лодка, душный отсек, выход на поверхность и долгое плавание в море — все это куда-то исчезло, и перед глазами стояла она, Юля.
— Ты глазастая, — сказал он.
Вскоре Савчука выписали, и Юля пригласила его к себе. На стене висела в рамке фотокарточка моряка. Савчук встал и подошел ближе. Лицо у моряка суровое, во взгляде печаль.
— Это Гриша, мой муж, — сказала Юля и тяжело вздохнула: — Погиб на катере.
Он рассказал Юле о том, как затонула лодка, как выбрался из глубины через торпедный аппарат, как плавал в море.
— Судьба, значит, у тебя такая, — грустно сказала Юля.
Савчук выздоровел, окреп, и его снова назначили на подводную лодку. Когда корабль возвращался в базу, он спешил к Юле. Однажды лодка долго находилась в море. Вернулись ночью. До утра надо было пополнить запасы и снова — в море. Савчук забежал к Юле. Однако дома ее не оказалось. Забеспокоился: где она, что с ней? Решил, что она на работе, и бегом направился к высокой, крутой сопке, у подножия которой стоял госпиталь. К его огорчению, дежурная сестра сказала, что Юля там больше не работает.
— Давно ушла?
— С неделю... — Сестра помедлила, потом добавила: — Кажется, она уехала к матери в Архангельск.
Потом оказалось, что это не так. Никуда Юля не уезжала — она перешла работать в санчасть к катерникам.
При встрече ему захотелось сказать что-то заветное и доброе, но он не нашел нужных слов, а обнял ее, стал жадно целовать. Она шептала:
— Ох и глупенький ты, ох и глупенький...
Утром, когда уходил на корабль, она спросила:
— Ты придешь?
— Приду. И скоро приду...
Но Савчук пришел не скоро — в походе лодка наскочила на вражескую мину. Ей разворотило корму. Раненых моряков, в том числе и Савчука, доставили в госпиталь. Он долго не приходил в сознание, многие дни находился на грани смерти. Но молодой организм не сдался. А потом — операция. Перед этим написал Юле, чтобы приехала, но письмо вернулось обратно — Юля куда-то уехала. Затерялась... В Полярный он вернулся через два года. Узнал, что Юля в городе, и, записав ее адрес, поспешил к ней. Он не шел, а бежал к Юле. У него было такое чувство, словно он навсегда потерял ее. Было уже темно, и он часто спотыкался, пробираясь лощиной, густо заросшей можжевельником. На сопке замаячил беленький домик. В окнах горел свет.
У дома он встретил знакомую медсестру, которая работала вместе с Юлей.
— Боже, откуда ты? — воскликнула она, удивленная этой неожиданной встречей.
— С того света, — улыбнулся Савчук.
— К Юле?
— Ага.
— Как же так?.. Ведь она... она вышла замуж...
У Савчука обожгло сердце.
— Ей сказали, что твоя лодка погибла...
«Нет, я не пойду к ней, — кипело у него в груди. — Я не пойду...»
И все же, когда лодка вернулась с моря, Савчук решил зайти к Юле, чтобы объясниться. Это был тяжкий для него день. Юля встретила его холодно, сказала:
— Я уже все знаю... — Она перевела дыхание. — Поздно, Женя... У меня есть муж.
— Ты даже успела родить детей! — вырвалось у него.
Побледнев, она тихо сказала:
— Дочь... дочь — это твоя, а сын его. А теперь — уходи. Мужа я не брошу. Ты сам виноват, мог бы и раньше найти меня. И Кате — ни слова, чтоб не знала она, что ты ее отец...
...Да, это было давно, очень давно. Савчук закрыл глаза. Теперь ему вспомнилась прошлогодняя встреча с Катей. Она щурит глаза от солнца. «А правда, что у человека жизнь может сгореть в сердце, хотя он и живой?» — спрашивает Катя. Он ласково трогает ее за косы. «Может быть такое. Только почему ты об этом подумала?» Она грустно вздохнула: «У моей подруги отец погиб в море, так она все плачет и говорит, что жизнь в ее сердце угасла...» Он сказал, что жить ее подружке надо ради погибшего отца...
Савчук открыл глаза.
«Катя обидится, если не приду, — подумал он сейчас. — Я должен быть у нее на дне рождения».
Савчук надел пальто и сошел на берег. Море серебрилось в свете луны, оно дремало, утомившись от непрерывных штормов.
Журавлевы жили неподалеку от берега, и Савчук уже через несколько минут поднимался на третий этаж. Дверь квартиры была приоткрыта, и он отчетливо услышал голос Журавлева:
