Виктор Потанин - Северный ветер
Сергей присел, раскрыл этюдник и приступил к работе. Домой вернулся поздно, опаленный солнцем, усталый, возбужденный увиденным.
Ему хотелось поговорить с Нюрой.
— Где ваша дочка? — спросил он Варвару Михайловну.
Она устало повела рукой:
— У подруг сидит... Опять до полночи.
— А ведь я к вам надолго. Работать в артели буду. Жильцом оставите?
— Знаю, что работать. Живите.
Сергей напился молока и сразу лег спать. Теперь ему хотелось скорее начать работу в камнерезной мастерской.
Утром, проходя через горницу, Сергей увидел Нюру. Присев, она наливала в мраморное блюдечко молоко. Об ее ноги терся пестрый, как яшма, котенок.
Умывшись, Сергей вошел в свою комнату и застал в ней девушку. Она стояла у письменного стола и рассматривала его этюды. Нюра так увлеклась, что даже не слышала шагов Сергея.
Он подождал немного, потом спросил:
— Нравятся?
Девушка вздрогнула, обернулась, и лицо ее посмуглело от прихлынувшей крови.
— Ведь это Егоша? — тихо опросила она, показывая набросок мальчика с темными спутанными волосами и лукавыми карими глазами, сидевшего на камне, выставив острые исцарапанные коленки.
— Егоша?
— Сын сторожихи на каменоломне.
— Тогда Егоша.
— А это сорок пятый километр? — показала она на другой этюд, где были нарисованы полотно железной дороги и опушка, заросшая пылающим иван-чаем. — Ой, как хорошо! И все в один день сделали?
— До хорошего тут далеко. Это только начало. Видите, — протянул Сергей рисунок мраморного карьера, — камни получились мягкие, как из ваты. Не передал твердости. Придется желтой тени подпустить, тогда камни станут тяжелее.
— Какой вы счастливый! — порывисто сказала Нюра. — Так хорошо рисуете!
— Ну-ну, счастливый... — Сергей смутился, вспомнив горячие споры о его работах в художественном училище. — Это вам кажется, что счастливый. Сделано мало, а хорошего еще меньше.
Нюра доверчиво коснулась его руки.
— Пойдемте... Я вам показать хочу...
Он вышел вслед за Нюрой во двор, и она провела его в маленькую баню. В предбаннике стоял небольшой стол, заваленный голубоватым змеевиком, а на полке виднелись фигурки из пластилина и начатые работы на камне.
Заробев, Нюра сняла с полки одну из работ и нерешительно протянула ее Сергею. Группу можно было назвать «Секрет»: девушка шептала подруге на ухо какую-то тайну. Бросались в глаза ошибки композиции, но главное скульптор уже нашел. Трогало очень хорошо выраженное в порывистом повороте фигуры, в выражении лица наивное и нетерпеливое, горячее желание скорее поделиться чем-то важным.
Одобренная интересом, Нюра протянула еще одну фигурку, почти законченную: лиса уносила в зубах петуха. Лиса бежала спокойная, а растрепанный петух отчаянно бился.
Сергей подошел ближе и молча рассматривал работу за работой. Нюра с тревогой следила за выражением его лица.
Погрешности, идущие от недостатка мастерства, а кое-где и от робости, недоверия художника к себе, обнаруживались легко. Все это было естественным и обычным для начинающего. Поражало в работах Нюры другое: живая передача зорко увиденной детали, смелость линий, положений фигур, — за этим виднелось большое будущее скульптора.
Сергей оглянулся, и опять удивила его ясность глаз девушки. Она стояла, опустив руки, и с волнением ждала приговора, сама не решаясь спрашивать.
Сергей сел на скамеечку, а на стол перед собой поставил работы, более других поразившие его, и несколько минут молча смотрел на них. «Вот с кем тут придется работать, — задумался он. — Такие фигурки и в художественном училище понравились бы».
— Давно вы этим увлеклись? — спросил Сергей.
— Даже не помню. Сначала все баловалась, просто мяла глину, а теперь отстать не могу.
— А где-нибудь учились?
— Нет... Старые мастера кое-что показывали.
— А на заводе что делаете?
— Разные фигурки нам присылают — вазочки, зверей. Свои образцы показывали Федору Васильевичу. Да он ничего в камнерезном деле не понимает, все наши образцы поставил в шкаф и запер.
— У вас большие способности, — сказал Сергей. — Надо развивать их.
— Правда? — таким счастливым голосом сказала Нюра, что Сергей невольно обернулся.
Девушка стояла, прижав ладони к разгоревшимся щекам. Сергей почувствовал себя взрослее Нюры не на пять-шесть лет, а значительно больше.
— Да, да, — подтвердил Сергей. — Но это только начало. Вам надо учиться еще очень многому. Поступайте в художественное училище.
— Брат в армии, — почему-то виновато ответила Нюра, — вернется через полтора года. Маму оставить нельзя, видели, какая она старенькая. А вот вернется брат, обязательно поеду учиться. Он мне так и пишет...
— Ах, так... Это правильно... Но работать с камнем продолжайте. И я постараюсь вам помочь...
— Вы говорите, продолжайте. — И в голосе девушки зазвучала горькая обида. — А на заводе и слушать не хотят. У нас камнерезный цех был, пятнадцать человек работало. И все своей охотой пошли. Мастера нам помогали. А теперь цех закрыли, а нас всех на плиты поставили.
— Какие плиты?
— Мраморные. Делаем плиты большие и маленькие: большие — для всяких электрических машин, электростанций, а маленькие — для квартирных щитков. Платят за них хорошо, вот Федор Васильевич и закрыл камнерезный цех. Сначала сказал, что только на три месяца, потерпеть уговаривал, а позавчера объявил,что камнерезного цеха больше не будет. Всех камнерезов в цех послал. Плиты шлифуем.
— Это же неправильно.
— Мы ему тоже так говорили. А разве нашего председателя Федора Васильевича переспоришь? «Вы, говорит, своих кошек и мышек успеете сделать. А нам нужно, говорит, о выгодных работах думать. Пусть в других артелях фигурки делают».
— Что же, убедить его нельзя?
— А он никого слушать не хочет. С ним дядя Кузьма разговаривал. Он и его не слушает.
— Дядя Кузьма? Кто такой?
— О, — девушка ласково улыбнулась, — самый старый у нас мастер. Теперь он на пенсии, зрение плохое, не работает. А как важный заказ придет, обязательно дядю Кузьму зовут. Камнерезный цех был — он о пенсии не думал, всем нам помогал. Федор Васильевич даже на него кричит.
— А вы и сдались? — поддразнил Сергей. — Страшнее вашего Федора Васильевича и зверя нет? Руки опустили?
— Я не опустила, — возразила пылко Нюра.
— Как же не опустили... Поставили вас на плиты, цех закрыли, а вы в слезы. Слышал я, как вы вчера ночью плакали. Заступиться за себя не могли?
— Напрасно вы так думаете. Мы, если хотите знать...
Сзади кто-то кашлянул. Сергей обернулся и увидел Варвару Михайловну. Она стояла в дверях, заслоняя свет, и лица ее не было видно. Наверно, она слышала часть разговора.
— Способная к камню у вас дочь, — сказал Сергей. — Но учиться ей надо.
— Учиться она пойдет, — ответила мать. — А вот ты сейчас ей да другим помоги. Поговори с нашим руководством, растолкуй им: неправильно они делают.
— Мне помогать не надо, — самолюбиво возразила Нюра.
— А ты помолчи, не мешай.
Сергей заметил на полке гроздь рябиновых ягод с желтыми листочками, похожую на ту, что лежала в комнате на письменном столе.
— Бросили? — опросил он.
— Эту? Эту бросила. Принесла домой веточку, и так захотелось сделать ее. Показала дяде Кузьме. Он говорит: «Начинай» — и сургучную яшму подарил. И никак не получалось. Сколько я их переделала!
С улицы девичий голос позвал:
— Нюра! Идешь?
— Ой, опаздываю, — встрепенулась Нюра. — Сейчас, Дуся! Вы сегодня на завод пойдете? — спросила она Сергея.
— Непременно.
— Посмотрите наши работы. Они все в шкафу у Федора Васильевича стоят.
Она кивнула головой и исчезла.
— Помогите доченьке, — доверительно попросила Варвара Михайловна. — Слезы у нее не сохнут. А нам с Федором Васильевичем говорить — что воду толочь, брызги летят, а толку никакого.
— Для этого и приехал, Варвара Михайловна. Прислали меня в камнерезный художником.
...Низкий кирпичный корпус завода стоял на краю поселка. Это был самый удивительный завод из тех, какие приходилось когда-либо видеть Сергею: без обязательных кирпичных труб и шапки дыма над ними, без подъездных путей. Зато к заводу тянулись электропровода, и во дворе стояла подстанция, огороженная забором с колючей проволокой, а на столбах висели устрашающие таблички с черепом и двумя скрещенными костями.
Федора Васильевича не было в конторе, и Сергей пошел на завод искать его.
В главном цехе слышались плеск воды и назойливое шипение, словно где-то из неисправной магистрали вырывался сжатый воздух. Тихо гудели электромоторы. Несколько параллельных металлических пластин, скрепленных вместе, двигались равномерно взад и вперед, перетирая мраморный блок и разрезая его на плиты одинаковой толщины.
В соседнем отделении на стенах и на полу лежала тонкая, как на мельницах пыль. Мужчины в запорошенных комбинезонах вращающимися электрическими наждачными кругами шлифовали мраморные плиты, а рядом с ними женщины заравнивали острые кромки плит. Среди молодых работниц Сергей увидел Нюру, в платочке, повязанном по самые глаза.
