Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

— Ишь ты, какой серьезный! — Надя не стала дольше испытывать Витькин характер, сняла платье, положила его рядом с костюмом отца, придавив обломком известняка, и почти без плеска нырнула в воду.

Юрка Тризна сложил руки рупором и закричал что было мочи:

— Надя! Надя-а-а!

Далеко-далеко разбежалось, раскатилось, затихая: «А-а!»

На островах, лежавших в огромной заводи за мысом, мычали коровы, где-то там тарахтела моторка: не то рыбаки выплывали, не то колхозники с островных пастбищ, доставлявшие каждое утро бидоны парного молока в дом отдыха. Но никто не отозвался на призыв Юрия.

— На той стороне твоя Надя, — ворчливо сообщил Витька, выводя к мосткам большого окуня, упруго рулившего хвостом.

— Ты бы его сачком подцепил! — сочувственно посоветовал Юрка.

— Без тебя знаю. Да нету его, сачка-то… — бросил мальчик, со страхом следивший за усилиями рыбы сорваться с тонкой напряженной лесы. — Ведь на чем держится! Крючок — только цыплят водить. Ушел! И леску оборвал!

Каштан, развалившийся на нагретых солнцем мостках, услышав громкие возгласы хозяина, вскочил, готовый принять участие в любых затеях.

— Иди ты-ы! — с жгучей досадой в голосе сказал ему Витька, достал из воды кукан с нанизанной рыбешкой и, подхватив удочки, пошел на берег.

— Почему ты уходишь? Клюет ведь!

— Клюет! Он теперь с этой леской мотает знаешь где? Другие за ним брызнули.

— Ты разве видел, как они брызнули?

— Видеть нечего! Так известно.

И Витька поплелся среди развалов известняка к береговому уступу, где стояло несколько домиков, окруженных липами и могучими дубами, подпиравшими верхние ярусы леса, росшего по всей крутизне мыса, который гляделся в воду, точно неприступный темный замок. Каштан тоже с явной неохотой, вихляясь, взбирался следом за мальчиком, тычась ему под колени.

Куда исчезла Надя? Юрка со школьной скамьи был влюблен в нее и очень много огорчений пережил из-за ее равнодушия. Ведь они оба, по его искреннему убеждению, были уже не молоды. Другие в их годы детей растят, а у них отношения ну никак не налаживаются! Мама Танечка не раз предлагала свое содействие в сватовстве, но только смущала и сердила Юрку.

— Не хватало еще такого унижения! Незачем тащить старые пережитки в сегодняшний день. Мы должны сами решить этот серьезный и деликатный вопрос.

Спокойно широкое течение Камы. Большой остров напротив дачи Дроновых совсем сливается с противоположным берегом. Под кудрявым ивняком на узкой кромке песка виднеются лодки и крошечные фигурки полураздетых людей. Кое-где у самой воды курятся сизые дымки: может быть, чайник кипит или уха в котелке.

Юрка устал кричать, сел на мостках и нетерпеливо ждет. Хотя бы удочка была — все-таки легче скоротать время.

А Надя то брассом, то саженками уже плыла обратно с той стороны. Неподалеку от нее разрезал волну, поднятую прошедшим катером, Дронов. Девушка собиралась поговорить с отцом о заводе, о работе, но вспомнилось другое, и движения ее замедлились.

Она опрокинулась на спину, чуть поводя в воде кистями рук, отдыхая, посмотрела в нежно-голубое утреннее небо. Крутая волна, набежавшая от встречного судна, приподняла ее, сильно качнула, хлестнув в лицо. Надя легко перевернулась и, стоя, вернее, повиснув столбиком в воде, громко сказала:

— Знаешь, папа, я познакомилась с одним человеком. Собственно говоря, мы знакомы с детства, играли вместе, потом встречались уже комсомольцами, но то почти забылось. И вот будто впервые встретились…

— Кто это? — живо полюбопытствовал Дронов. Он чувствовал себя в речном просторе, как рыба, и от души наслаждался ласковой свежестью воды, каждым своим движением, но слова дочери заставили его насторожиться. — С кем ты познакомилась?

— С Ахмадшой Низамовым.

— Сыном Яруллы? Я его давно что-то не видал, а Яруллу встречаю: то на пленумах, то на совещаниях. Замечательный человек: Герой Труда, депутат Верховного Совета. С достоинством носит золотую звездочку и орден Ленина.

— Как вы все мерите, папа! Ну герой, ну депутат, а дома-то он какой? Дома, может быть, вовсе и не замечательный?

— А это для тебя очень важно? — В голосе отца послышалась лукавая нотка.

— Да нет… Просто так.

Выбравшись на мостки, Надя весело поздоровалась с Юркой, отжала волосы и надела платье прямо на мокрый купальник.

— Ты знаешь, на кого будешь похожа, когда мы доедем до новостройки? — Юрка взглянул на облепившее ее платье. — Тут немыслимая пылища — так и хлещет волнами.

— Я успею переодеться. Мы с папой арендовали «виллу» под берегом, этот славный домичек у воды. Так что приглашаем тебя на чашку чая.

— Есть возможность взять Надю к нам в цех контрольно-измерительных приборов, — сказал Юрка Дронову, поднимаясь за ним по трапу на террасу дачи. — Как ты думаешь? — обратился он к Наде, уже разжигавшей примус на скамейке, служившей кухонным столом. — Опыт у тебя есть, и у нас очень интересно. Если захочешь, можешь поступить в заочную аспирантуру: мы связаны почти со всеми научно-исследовательскими институтами. Хотя я считаю, что эти диссертации — тормоз в развитии техники. — Мальчишески свежее лицо Юрки выразило самоуверенность работяги, все постигшего в жизни. — Инженеры должны на практике осуществлять свои идеи, а не погружаться в потоки бумаг, гонясь за учеными званиями.

Борис Барков тоже привык осуществлять свои идеи на практике и поэтому на предложение перебраться в Камск, о котором был наслышан, откликнулся немедленно.

— Я думаю, вы не пожалеете о переводе, — сказал Груздев, глядя на крупного человека с широким лицом и круглыми покатыми плечами, стоявшего перед ним с чемоданом в руке.

Явился он из грозового прошлого, хотя ничего похожего на бравого командира зенитной батареи не осталось в нем.

— Изменился, да? — И Барков, не ожидая ответа, вздохнул.

— Что же ты не отправил вещи с шофером? — сразу переходя на «ты», поинтересовался Груздев.

— Здесь чертежи и макеты моих очистительных установок. Я слышал, у вас тоже есть соображения. Давайте вместе обобщим кое-что.

— Отлично! — согласился Груздев, которому понравились решительность и доверчивое отношение нового работника.

Барков, словно перышко, поднял увесистый чемодан, поставил на стол, щелкнул замками, но вдруг замедлил.

— Вы сообщили в телеграмме, адресованной на мое имя, что рассчитываете назначить меня своим помощником, а главным инженером будете вы. Кто же директор завода?

— Я им и останусь. Не хочу быть только администратором, который увязывает вопросы, добывает да заседает. У меня душа тоскует по такой работе в цехах, чтобы перспектива роста была у заводского коллектива. Да ты садись, чувствуй себя как дома, раз уж всерьез нацелился перебраться к нам, и не считай меня узурпатором. Планы мы выполняем, но из-за научных проблем, которые внедряем в практику, иногда теряем те или иные показатели. Тебе это легко представить! Товарищи поругивают меня за беспокойную жизнь да за утрату премиальных, но, скажу без хвастовства, поддерживают крепко.

Видно, что Груздеву в самом деле не до хвастовства — так помрачнело его лицо.

— Конечно, обидно за все старания получать щелчки по лбу? Наш Камский завод несколько лет держал знамя Совета Министров и ВЦСПС, а нынче упустил его потому, что бился над разрешением новых проблем.

— Звучит парадоксально, но факт: кто меньше приносит пользы для будущего, тот и в чести. И сыт, и пьян, и нос в табаке, — заметил Барков примиренно, даже весело. — Мы премии получали каждый месяц. Планчик выполняли по всем показателям. Наш директор ладил и с коллективом и с начальством, потому что не хотел морочить себе голову. К сожалению, у меня появились кое-какие технические идеи, а с ними спокойно не проживешь. Вот и ушел с благополучного, можно сказать, завода.

Эти слова подтверждали правильность позиции, избранной Алексеем Груздевым: если бы он ограничился должностью главного инженера, то у него наверняка возник бы конфликт с директором, не желающим «морочить себе голову». А Алексей без такой «мороки» не мог жить.

— Оттого я и стремлюсь к единоначалию, при котором можно объединить административную власть и научное руководство новаторской работой, — прямо заявил он Баркову. — Дела нам здесь обоим хватит. В твоей инициативе я тебе буду всегда помогать, чтобы никто нам помех, хотя бы на заводе, не создавал. Договорились?

Барков энергично кивнул и поднял крышку своего заветного чемодана.

Только разложили чертежи на столе, как явился главный технолог Федченко, прослышавший о приезде нового инженера. Лицо и волосы у технолога рыжевато-бурые, точно его в нефть обмакнули, а усы сивые от седины, большие, плотные, на концах угрожающе закрученные. Вообще Федченко казался старомодным и по одежде и по манерам: давней выучки специалист, опытный, педантичный, но жаден до всякого новаторства — в этом он и сошелся с Груздевым.