Юрий Рытхэу - Чукотская сага
«Вот оно как!» — думает ошеломленный Кэнири. Ему было неловко, когда он понял, что не только в родном поселке, но и в Анадыре встревожены его судьбой. А тут, оказывается, даже в самой Москве беспокоились о нём! Беспокоились, заботились о том, чтобы не погиб в Чукотском море охотник Кэнири.
И, как бы отвечая на его мысли, капитан продолжает:
— Мы, советские люди, знаем, что во всём мире нет более ценного сокровища, чем человек. Этому нас учит партия. Велика в нашей стране забота о человеке. Вот почему мы так рады, что смогли принять участие в спасении товарища Кэнири. И теперь, товарищ Кэнири, прежде чем вы покинете борт «Уэлена», я от имени всей команды хочу пожелать вам здоровья, счастья и трудовых успехов!
Капитан, а за ним все остальные чокаются с Кэнири, поздравляют его. Осушив рюмку, капитан протягивает руку Мэмылю, потом Ринтувги и продолжает:
— А колхозу «Утро», представители которого здесь присутствуют, команда «Уэлена» желает всяческого процветания на благо каждого колхозника, на благо всей нашей великой Родины!
И тут встает старый Мэмыль. Так и есть, старик будет говорить. От огорчения Кэнири даже отодвигает от себя тарелку.
— Мне тоже пришла охота кое-что сказать, — начинает Мэмыль. — Я хочу большое спасибо сказать. И вам, товарищ капитан, большое спасибо, и всем вам, товарищи моряки! И за хорошие ваши слова, и за хорошие дела, за то, что выручили из беды нашего товарища — колхозника Кэнири.
Старик обводит всех взглядом и продолжает, остановив глаза на молоденьком моряке, сидящем против него:
— Правильно капитан говорил: у нас теперь о простом человеке большая забота. Раньше не так было… Вот я вам расскажу, как раньше было. Ходил я на охоту вместе с братом. И унесло нас на льдине в море, обоих унесло. Молодые тогда мы были — ему двадцать лет, а мне ещё меньше. Никто нас не спасал, никто не искал. Если охотник в море пропал — значит, злые духи его забрали. Так шаманы говорили, они всё валили на этих духов — на кэле. Нельзя, говорили, против кэле идти, нельзя спасать. Кэле себе жертву взяли. Вот как… Ну, проплавали мы две недели, изголодались, замерзли совсем. Зимой дело было, льдина не таяла, зато мы сами холодней льдины стали. Брат себе ноги отморозил. Наконец прибило к берегу. Только к чужому. Подобрали нас американские эскимосы. Брат через несколько дней умер, а я всё-таки выжил. И почти семь лет маялся там, пока удалось домой добраться. Почти семь лет!
Старик говорит медленно, тихо. Все внимательно слушают его. Вдруг, широко улыбнувшись, старик обращается к капитану:
— Я ведь тоже моряком был. Матросом на американской шхуне плавал. Только там капитан за свой стол меня не сажал, нет. Там такая собачья жизнь была, что хоть на рее вешайся… Ну, я это просто так вспомнил, для сравнения. Тогда судьба человека никого не интересовала. Пропал — и всё тут, будто тебя и не было никогда. Только отец с матерью поплачут. А теперь другая настала пора. Когда Кэнири пропал, нам для поисков сразу же самолет прислали, опытного полярного летчика дали… И запрашивали его по радио три раза в сутки: «Не нашли еще Кэнири? Нет? Ну, ищите тогда, ищите, пока не найдете'» Вот какое теперь внимание к человеку!
И ещё, — продолжает Мэмыль, помолчав, — ещё я хочу сказать про самого Кэнири. Про него много рассказывать можно… Он у нас отличный стрелок. Нарту сделать, байдару кожей обшить — в таких делах он, когда захочет, никакому мастеру не уступит. Кроме того, он ещё и шахматист. Даже на районном турнире честь своего колхоза защищал и привез для колхозного клуба приз — три комплекта шахмат и три комплекта шашек.
Кэнири сидит, не поднимая глаз от стола. Мэмыль не преувеличивает, вовсе нет, всё это правда. Но про Кэнири можно рассказать и многое другое. Почему это старик оказался сегодня таким добрым? Решил пожалеть? Вряд ли, на него это не похоже. Наверно, считает, что морякам незачем знать все проступки человека, которого они спасли. Пусть думают, что спасли хорошего человека, достойного А самого Кэнири Мэмыль успеет и после выругать за лень, за легкомыслие, за то, что по его вине пришлось такую тревогу поднимать, столько государственных средств расходовать… А может, Мэмыль ещё и сейчас повернет в эту сторону?
Все с уважением поглядывают на Кэнири, не подозревая о том, что творится в его душе. А старый помощник капитана — завзятый шахматист — жалеет, что не успел сразиться с таким партнером. Если бы знать заранее, уж он бы не уступил Кэнири доктору, не позволил бы тратить драгоценное время на душ!
— Вот, например, — продолжает старый Мэмыль, — один случай. Я сам об этом только сегодня узнал, мне товарищ Ринтувги рассказал. Они с Кэнири в одной бригаде, мы товарища Кэнири не очень давно в эту бригаду перевели. Как говорится, для укрепления… — Мэмыль скашивает глаза на Кэнири, — для укрепления дисциплины.
Кэнири исподлобья обводит моряков взглядом. Нет, кажется, они поняли старика совсем не так, как он. Они, наверно, решили, что не дисциплина Кэнири, а дисциплина бригады нуждалась в укреплении. Ох, и хитрый же старик этот Мэмыль!
Но вдруг Кэнири замечает, что капитан улыбнулся и вроде переглянулся с Ринтувги. Может, пока Кэнири полоскался под душем, Мэмыль успел рассказать морякам и кое-что другое? Но о каком ещё случае вспомнил сейчас Мэмыль?
— Им как-то пришлось руль-мотор через горы переносить, — говорит тем временем старик. — Впереди Ринтувги шел, нёс на плече руль-мотор, а позади — Кэнири. Вообще-то, сами видите, Ринтувги — парень здоровый, для него такая ноша — шуточное дело. Но тут на самой опасной тропке оступился он, упал на одно колено, зашатался. То ли руль-мотор из рук выпустить, то ли самому вместе с ним в пропасть лететь… Чувствует, что никак не удержаться. В этот момент Кэнири сзади подоспел, подхватил у него с плеча груз, выручил. И пронес Кэнири этот груз до привала — через самое опасное место пронес. Так дело было, товарищ Ринтувги?
— Так, дядя Мэмыль, точно. Если бы не Кэнири — пропал бы тогда руль-мотор. Да и мне бы, наверно, не удержаться.
Действительно, был такой случай. Кэнири его помнит. Но он не подозревал, что и другие помнят об этом. Так вот, значит, о чём говорили в колхозе, пока его носило на льдине! Вот какие случаи вспоминали товарищи!
— Я, дорогие товарищи моряки, на этом хочу закончить, — говорит Мэмыль. — Спасибо вам ещё раз от всего колхоза «Утро»! Спасибо вам от жены товарища Кэнири! Спасибо от четырех его сыновей — от двух старших близнецов, Омрылькота и Эйгели, и от двух младших близнецов, Александра и Николая!
Последние слова произвели на моряков самое большое впечатление. Старый Мэмыль нарочно приберег напоследок это «спасибо» от четырех малышей. Моряки оживились, вспомнили своих собственных ребят, с которыми расстались на всё время дальнего плавания Начались тосты за сыновей Кэнири — всех четырех и попарно…
* * *…Светлой ночью, то скрываясь за торосами, то снова показываясь, по припаю мчались к берегу две собачьи упряжки. На передней нарте ехал Ринтувги, на второй — старый Мэмыль и Кэнири.
ПЯТЬ ПИСЕМ ВАЛИ КРАМАРЕНКОВОЙ
(Мой дорогой читатель! Прежде чем ты приступишь к чтению этих писем, я хочу сказать тебе несколько слов. До сих пор я рассказывал всё по порядку: сначала — о том, как Унпэнэр и Йорэлё, сыновья охотника Гэмалькота, прорезали в отцовской яранге первое самодельное окошко, затем — о том, как появились в нашем поселке и настоящие жилые дома с настоящими светлыми окнами… Лето сменилось осенью, и Тэгрынэ улетела в Хабаровск, в институт, а её верный друг Инрын, сын резчика Гэмауге, остался в поселке, неумело скрывая свою любовь и тоску. Потом пришла зима с её жестокими буранами, и во время одного из буранов, в месяц Старого дикого оленя, чуть не погиб среди тундры отважный Йорэлё. Дыхание ранней весны уже доносилось из-за гор в ту ночь, когда на усталых собаках Гэмауге примчался на аэродром, чтобы вручить делегату Этувги искусно вырезанную из моржового бивня Трубку Мира. Возвращалось и снова уходило короткое заполярное лето, приезжала на каникулы Тэгрынэ; она привезла отцу морской бинокль, который помог ему вывести на чистую воду бездельника Кэнири…
В одной из первых глав я рассказал тебе о том, как молодежная бригада Унпэнэра спасла в Чукотском море потерпевших бедствие американских эскимосов, но о том, как те же молодые зверобои одолевали суровые высоты Эввыквынского ледника, ты прочел гораздо позже, потому что между спасением эскимосов и походом через ледник прошел целый год. Словом, до сих пор я рассказывал обо всех событиях из жизни своих земляков, строги придерживаясь того порядка, в котором происходили эти события.
Но теперь я прошу тебя временно возвратиться мыслями на несколько месяцев назад. К тем дням, когда старый Мэмыль в часы, свободные от работы, уже овладевал при помощи дочери удивительными тайнами азбуки, а Кэнири, вовсе позабыв о работе, валялся на меховом одеяле и предавался сладостным мечтаниям о «кэнирийских лайках». Дело в том, что примерно тогда же Валя Крамаренкова писала первое из этих писем.
