Юрий Рытхэу - Чукотская сага
Из печенья Кэнири составил на снегу шахматную доску. Получилась вполне приличная доска из белых квадратиков снега и желтых квадратиков печенья. Потом зашел в палатку и из картонной упаковки примуса вырезал аптечными ножничками несколько фигур. А когда снова вышел, увидел целую стайку светло-серых птичек, растаскавших и энергично клюющих его шахматную доску.
Настроение у Кэнири было такое хорошее, что он даже не рассердился на них. Наоборот, он решил, что его малышам очень понравится рассказ об этой истории, — о том, как его «обыграли в шахматы» какие-то птички.
На солнце было теплее, чем в палатке. Кэнири скинул на лёд куртку, и из кармана выпала палочка, секрет которой всё ещё не был разгадан. Кэнири поднял её, и на этот раз секрет открылся почти сам собой: палочка оказалась трубкой, в которую была вложена записка. Видимо, при падении стала на место резьба головки, и теперь головку трубки удалось отвинтить без труда.
С волнением развернул Кэнири записку. Торопливым, но разборчивым почерком было написано:
«Тов. Кэнири!
Мы вас ищем третьи сутки. Не падайте духом, — спасём. Главное — найти. А раз нашли — спасем.
В тюках всё, что вам необход. Если погода будет не хуже этой, завтра навещу.
Бакшеев».
Вот оно что! Значит, это письмо от летчика! А трубка — это у них для таких случаев вместо конверта. Понятно. Наверно, он бросил её одновременно с первым тюком, когда Кэнири лежал, прикрыв руками голову.
«В тюках всё, что вам необход». О да, здесь всё, что необходимо! Здесь гораздо, гораздо больше, чем необходимо! «Если погода будет не хуже этой…» А ведь погода утром была ещё неважная, совсем неважная. Но Бакшеев не побоялся, полетел.
Всё яснее представляет себе Кэнири, как много народу заботится сейчас о его спасении. Он снова думает о том, как Тэюнэ прибежала с тревожной вестью к Вамче, но теперь эта сцена представляется ему совсем не так, как в первый раз. Вамче, наверно, растревожился, сразу дал радиограмму куда надо, оттуда выслали самолет. А пока что колхозники подтаскивали, наверно, по припаю вельбот, чтобы в любой момент спустить его на воду. Теперь Бакшеев уже указал им направление, и они, наверно, плывут, торопясь снять Кэнири со льдины.
Сколько людей беспокоится о нем! Радист, начальник аэродрома, летчик — совсем незнакомые люди. И не только они. Наверно, и в Анадыре знают, по всему побережью, может быть, велено следить за морем, искать.
Кэнири становится неловко. Что он — герой какой-нибудь, важный человек? Обыкновенный чукотский колхозник, охотник. А правду сказать, так себе колхозник, из отстающих. И в беду попал по собственной вине: заснул на краю припая, не заметил, как льдину оторвало.
А сколько дорогих вещей ему сбросили с самолета! Может, это всё-таки ошибка? Неужели всё это предназначено именно ему? Да, в записке так и сказано: «Тов. Кэнири!» Никакой ошибки тут быть не может. Летчик Бакшеев сам написал его имя.
Хороший, видать, человек этот летчик! Отыскал-таки, и вещи сумел на льдину сбросить, и ещё от себя записку написал. Захотел подбодрить! «Не падайте, — написал, — духом, обязательно спасем!»
Кэнири перечитывает записку. Ему нравится в ней каждое слово, ему хочется что-нибудь очень хорошее сделать для этого летчика. «Бакшеев, — повторяет он про себя. — Красивая фамилия. Если фамилии можно давать какие хочешь, то одному из малышей надо дать эту. Кольке хотя бы. Николай Кэниривич Бакшеев — вот как!»
* * *К вечеру четвертых суток Кэнири был снят со льдины пароходом «Уэлен». Это произошло совсем не так, как представлял себе Кэнири. Он думал, что ещё издали увидит вельбот, будет махать своим флагом, приветствуя спасителей, потом пожмет руки Вамче, Унпэнэру и Ринтувги. Почему-то казалось, что в вельботе будут именно они. О своих приключениях Кэнири решил не болтать до тех пор, пока его не станут расспрашивать: пусть охотники сразу увидят, что не такой уж он хвастунишка, каким его считали прежде.
Но всё произошло иначе. В море появился не колхозный вельбот, а большое грузопассажирское судно. Кэнири не махал флагом, а, истомившись ожиданием, спал в палатке. Пароход остановился, с него спустили шлюпку, трое матросов высадились на льдину, а Кэнири всё не просыпался. Матросы даже начали тревожиться, но, приблизившись к палатке, услышали такое сладкое похрапывание, что все их тревоги сразу рассеялись.
За десять минут ледовый лагерь был ликвидирован. Всё погрузили на шлюпку, и ещё через десять минут Кэнири стоял на палубе «Уэлена», улыбаясь окружившим его матросам.
Ещё в шлюпке он пытался раздарить матросам запасы своих продуктов. Только пять плиток шоколада Кэнири разложил по карманам, объяснив, что это для Кольки и Сашки, для Эйгели, Омрылькота и Тэюнэ. Несмотря на протесты Кэнири, матросы смущенно засовывали консервные банки обратно в его охотничий мешок, пока рулевой не сказал: «Нехорошо, ребята, обижать человека. Берите, он ведь от всего сердца дарит».
На корабле Кэнири вверили заботам судового врача. Убедившись, что четырехдневное плавание на льдине и даже купанье в Чукотском море не принесли здоровью охотника ни малейшего ущерба, врач ограничился тем, что предложил ему принять душ. А так как Кэнири не имел в этом деле никакого опыта, врач охотно составил ему компанию, и оба они с большим удовольствием полоскались под теплым дождиком до самого ужина.
«Уэлен» шел пока что к берегу. Капитан связался по радио с колхозом «Утро» и попросил прислать кого-нибудь за Кэнири. Он назначил пункт, находящийся километрах в пятнадцати от колхоза западнее по побережью. Ледовые условия не позволяли избрать более близкий пункт.
Две собачьи упряжки помчались по береговому припаю, на бегу огибая торосы. На передней нарте сидел старый Мэмыль, на второй — Ринтувги. Мэмыля решили послать потому, что из всех членов правления никто не умел так хорошо говорить, не обладал такой представительной внешностью, как он; уж он-то не ударит в грязь лицом, когда будет беседовать с моряками, и сумеет как следует поблагодарить их. Ринтувги — знатный охотник и самый сильный парень во всем колхозе — был послан на случай, если Кэнири так ослаб, что не сможет сам передвигаться.
Пароход и собачьи упряжки почти одновременно подошли к условленному месту. Шлюпка доставила посланцев колхоза «Утро» на борт «Уэлена».
Это был час ужина, и капитан пригласил всех в кают-компанию, к столу, одновременно попросив старпома поторопить врача и Кэнири, которые всё ещё не вышли из душевой.
Они явились последними, довольные, раскрасневшиеся. Врач на ходу застегивал китель. Кэнири причесывал гребешком мокрые иссиня-черные волосы. Все уже сидели за столом.
Кэнири усадили на почетное место — по правую руку от капитана. Он сел и не поверил своим глазам, когда увидел около себя Ринтувги. Они горячо обнялись.
— Ринтувги?! Откуда ты здесь?
— Здравствуй, Кэнири! Ну-ка, покажись. Мы только что приехали. Нас за тобой прислали.
— А кто ещё приехал?
— Мэмыль.
— Где же он?
— Вот, рядом с капитаном.
Кэнири повернулся налево и увидел седую голову Мэмыля. Старик весело подмигнул ему, и за спиной капитана они потрясли друг другу руки. Но перекинуться словом они не успели, потому что капитан поднялся и начал держать речь.
Встреча с Ринтувги и Мэмылем очень обрадовала Кэнири. Да он и Мэмылю вначале обрадовался. Он соскучился по родному поселку, по колхозу, по всему, что было привычным, знакомым с детства. Соскучился так, как будто не четыре дня, а четыре года не был дома, не видел земляков. А ведь старый Мэмыль — это живая душа поселка, без него даже трудно представить себе родной колхоз.
Но вслед за тем Кэнири стал опасаться, как бы старик не сказал тут чего-нибудь неприятного. Этот старик никогда долго не молчит. Такая уж беспокойная у него натура.
Постепенно опасения Кэнири переходят в уверенность. Да, старик обязательно скажет, для того он и приехал. Осрамит перед всеми моряками! Начнет говорить о том, что Кэнири сам во всём виноват, что это известный лентяй и нарушитель трудовой дисциплины… Ох, не раз уже приходилось Кэнири выслушивать такие слова. Часто ругали его на собраниях, и, пожалуй, чаще всех ругал его именно Мэмыль. И зачем нужно было присылать сюда Мэмыля? Лучше бы сам Вамче поехал или попросил бы съездить учителя Эйнеса.
Но Кэнири слышит, что капитан говорит о нём, и на несколько минут забывает о своих опасениях.
— Мы все, — говорит капитан, — являемся свидетелями того, как был спасен товарищ Кэнири, охотник из колхоза «Утро». Мы все в некоторой степени являемся даже участниками этого спасения. Как только были начаты поиски, нам приказано было организовать усиленное наблюдение, установить специальную вахту для этого дела на всё время прохождения по Чукотскому морю. «Уэлен» ещё только приближался тогда к Чукотскому морю, ещё только по Берингову шел. И все суда, находившиеся в этом районе, получили такой же приказ. А когда летчик Бакшеев установил точное местонахождение товарища Кэнири и оказалось, что ближе всех к этому месту находится «Уэлен», нам приказали отклониться от курса, чтобы снять товарища Кэнири со льдины. Такое приказание было передано нам по радио непосредственно из Главного управления, из Москвы. И мы немедленно выполнили это приказание.
