Юрий Смолич - Мы вместе были в бою
— С чьих слов все это вам известно? — спросил Асланов.
— Со слов Марички.
— И то же самое вам рассказал Ян Пахол? — обратился он к Стахурскому.
— Точно так.
— Что же было дальше?
Он спросил об этом Марию, потом Стахурского. Они рассказали печальный конец.
— Англо-американская администрация задержала группу в лагере. Они допытывались, не советскими ли пленными организовано восстание. Потом советская комиссия потребовала выдачи пленных красноармейцев, и их в конце концов передали. Маричка осталась совсем одна, о других уцелевших женщинах она ничего не могла знать, потому что ее внезапно изолировали в тюрьме на территории лагеря. Она ничего не знала также и о своем муже Яне, так как он пришел было в лагерь сразу же после вступления англо-американских войск, чтобы забрать Маричку, но его из лагеря не выпустили и изолировали отдельно от Марички. Потом до нее донесся слух, что Пахол убежал.
— Что было дальше с Маричкой? — спросил Асланов Стахурского.
Стахурский не знал. Пахол писал ему, что Маричка в лагере, а может, и в тюрьме.
— Что вы знаете про Маричку? — обратился Асланов к Марии.
— Когда было провозглашено воссоединение Закарпатской Украины с Советской Украиной и город Мукачев, родина Яна Пахола и Марички, вошел в Советский Союз, англичане вынуждены были передать Маричку советской репатриационной комиссии. Попав в нашу зону, Маричка прежде всего бросилась искать мужа. Но Ян Пахол в Мукачев не вернулся, и никто о нем ничего не слышал. Потеряв детей, мужа и окончательно лишившись душевного равновесия, Маричка не в силах была вернуться в родные места, в Мукачев, где каждый камень напоминал о прошлом. Она обратилась к репатриационным органам с просьбой направить ее куда-нибудь в другое место. Ей предложили указать, куда она хочет поехать. Маричка умышленно выбрала себе Казахстан — она раньше ничего не слышала о нем, но отроги Тянь-Шаня были в ее представлении дальше всего от ее родного города на отрогах Карпат. Она решила, что там ей лучше всего начать новую жизнь. У нее не было никакой профессии — в последние годы она была всецело поглощена семейными хлопотами, но в молодости, еще до замужества, она училась черчению и потому записалась чертежницей. Списки рабочих и служащих, прибывших на работу в Казахстан, были разосланы по всем учреждениям. Так мы встретились с нею, — заключила свой рассказ Мария.
Мария сидела взволнованная, не глядя ни на кого, устремив взор в пространство.
— Когда произошло все это? — спросил Асланов.
— В течение сорок пятого и сорок шестого года, до весны, — ответила Мария.
— Так, — сказал Асланов. — Но эта женщина, как установили наши следственные органы, родилась в России еще до революции и отсюда отлучалась только на короткое время.
Мария пожала плечами.
— Я говорю про Маричку Пахол.
Асланов протянул ей карточку.
— Вы имеете в виду эту женщину?
— Да.
— Вам приходилось читать что-нибудь написанное рукой Яна Пахола?
— Много.
— Переверните карточку.
Мария перевернула карточку и увидела строки, написанные знакомой рукой Пахола. Брови ее высоко взметнулись. Она быстро пробежала глазами текст и растерянно посмотрела на Асланова, потом на Стахурского. Карточка выскользнула из ее рук. Мария подняла руки и упала лицом на ладони.
— Что я наделала! — простонала она.
В комнате стало совсем тихо. Только слышно было тиканье часов на запястьях Асланова и Стахурского.
На улице, за приоткрытым окном, шуршали шины машин по асфальту, раздавались автомобильные гудки и где-то далеко-далеко, быть может у подножья гор, ревел ишак.
Все молчали.
Молчал Стахурский, захлестнутый и придавленный потоком сменяющихся чувств. Была и жалость к Марии, и облегчение, и радость, что она все же не виновна, но было и осуждение за то, что она не уберегла себя от такой беды.
Молчала Мария. Беда сломила ее. Она сидела все так же неподвижно, уткнувшись лицом в ладони, но плечи ее уже не вздрагивали — она больше не плакала: удар был такой сильный, горе было так велико, что слезы высохли на ее глазах.
Тягостное молчание наконец нарушил Асланов:
— Женщина, выдавшая себя за Маричку Пахол, родилась в Киеве, в семье украинского помещика. Ее отец в годы гражданской войны стал петлюровским министром, потом эмигрировал в Германию. Там она впоследствии училась в школе шпионов, а позднее была переброшена в СССР. Ее псевдоним был «Берта». Это она организовала взрыв на шахте, когда погибла ваша мать.
Плечи Марии вздрогнули, но она не отняла рук от лица.
Асланов обратился к Стахурскому:
— Вот что установили следственные органы. В составе геологической группы эта особа числилась под именем Марички Пахол. Впервые она прибыла на шахты вместе с эвакуированными в первый год войны под другим именем, но сразу же после аварии исчезла. Среди знакомых задержанного шпиона тоже опознана эта особа. В своей шпионской и подрывной деятельности она призналась только тогда, когда ей предъявили эту фотокарточку с надписью Яна Пахола на обороте. Она рассчитывала, что Пахол убит, а он оказался жив… Вояжер раскрыл и ее новый псевдоним «Леди».
Мария молчала. Она совсем окаменела.
Асланов строго произнес, обращаясь к ней:
— Вот что говорят факты. Какой же сделать вывод? Вы в большой вине перед государством. Из-за своей доверчивости и мягкосердечия вы допустили, что вас одурачили и за вашей спиной совершили антигосударственное преступление…
Он умолк, взволнованный, потом прибавил:
— Это, конечно, особый случай, как обычно говорят. Но очень жаль, что он произошел с коммунисткой, которая преданно и самоотверженно сражалась в годы войны, рискуя своей жизнью за Родину, совершала подвиги, однако не закалила своей бдительности.
Мария молчала. Она оставалась без движения, пока говорил Асланов.
— Мария! — промолвил Стахурский.
Мария молчала.
Тоска сжала сердце Стахурского. Любимая девушка попала в такую страшную беду! Они вместе были в бою, и она счастливой шла на подвиг. Когда была одержана победа, она радостно смотрела на мир и мечтала отдать все силы любимой отчизне. В мирном труде она хотела совершить такой же подвиг, как в бою. И вот она не оправдала доверия, оказанного ей Родиной!
Асланов налил воды в стакан и поставил его перед Марией.
— Выпейте, — сказал он.
Мария не шевельнулась.
— Выпей, товарищ Мария! — настойчиво повторил Асланов.
Тогда Мария заплакала.
— Спасибо! — прошептала она.
Радость, еще горькая, но радость наполнила Стахурского. Это «ты», сказанное Марии, говорило о многом. Перед ними, коммунистами, был товарищ в тяжкой беде.
Мария плакала. Она склонилась еще ниже, а лицо спрятала в сгиб локтя. Она не могла поднять свое лицо.
Стахурский протянул руку и положил ее на руку Марии.
Мария вздрогнула, почувствовав это прикосновение, такое желанное и такое неожиданное сейчас. Она склонилась к его руке, и слезы увлажнили его ладонь. В сердце его была любовь, но в нем было и осуждение.
Асланов на минуту отвернулся к окну, потом заговорил громче обычного:
— Пусть вас не удивляет, что история Марички Пахол оказалась известной этой шпионке, находившейся за тридевять земель. Она получила ее из шпионского центра вместе с подлинными документами и даже медальоном Марички.
— А где же теперь настоящая Маричка Пахол? — спросил Стахурский.
— Будьте уверены, что она по-прежнему находится в американском лагере для перемещенных лиц или, вернее, просто в тюрьме. Теперь она уже не нужна англо-американцам. Нужны были ее документы, биография, а больше всего то доверие, на которое она могла рассчитывать у советских людей, знавших ее мужа и слышавших ее историю. Весь расчет у них на этом и построен: на перенесении этого доверия и на нее.
Стахурский подавленно молчал. Мария тихо плакала.
Асланов продолжал:
— Мы можем легко представить себе, как все это было организовано. Заключенный в фашистском лагере, принимавший участие в восстании против немецких захватчиков, — находка для тех, кто хочет вести подрывную работу в нашей стране. Его документы хранят, пока не представится удобный случай использовать. Тогда шпионы получают извещение, что есть, мол, такая-то особа с большими заслугами, пользующаяся доверием среди своих, которая охотно рассказывает про своего фронтового друга иноземца Яна Пахола. Вот вам и находка! И не случайная находка: на память о погибших боевых друзьях, у которых остались близкие, резидент обращает особое внимание. Находка, но Пахола надо на всякий случай убрать. И банде реакционеров поручают уничтожить его. Пахол считается убитым, и старая националистка, гестаповка «Берта» вместе с новой английской кличкой «Леди» получает документы, медальон и историю Марички Пахол. Ей известно, что некий картограф Мария Шевчук питает наилучшие чувства к погибшему Яну Пахолу. Но эта «Леди» — опытная шпионка и действует осмотрительно. Она не является прямо к Марии Шевчук, а добивается того, чтобы Мария Шевчук сама на нее наткнулась, — максимальная маскировка! Когда ей предлагают работу из других учреждений, она отказывается или обещает подумать и терпеливо ждет, чтобы Мария Шевчук наткнулась случайно на ее фамилию. Вот и все. Дальнейшее вам известно. Все сделано как будто чисто. А на самом деле целых два провала. Во-первых, Ян Пахол жив. И второе — мнимая Маричка не дала согласия ни одному учреждению, предлагавшему ей работу, кроме того, где впоследствии была украдена карта. Эти обстоятельства и дали возможность следственным органам распутать клубок… Представляешь себе эту историю, товарищ Мария?
