Анатолий Рыбин - Трудная позиция
Коробов глядел на Саввушкина внимательно, не моргая. Сигарета его почти потухла.
— А в общем, не стоит об этом. Все это уже дело прошлое. — Саввушкин поднялся и бросил свою сигарету в железную урну. — Теперь все по-другому будет. Теперь я как будто заново на свет народился. Понимаешь, Гриня?
— Ты что же, опять в училище нацеливаешься? — спросил Коробов.
— Угадал, — мечтательно улыбнулся Саввушкин. — Только не знаю, как оно выйдет.
— Теперь выйдет, — уверенно сказал Коробов. — Даже сомневаться не надо.
В комнате снова появился старшина Суслов.
— Ну, что, дружки неразлучные, все сидим, покуриваем? — спросил он с раздражением. — Значит, еще по одной распалили?
— Никак нет, товарищ старшина, уже кончили, — ответил Саввушкин.
— А что же делаем? Разговорчиками занимаемся? Одно кончили, другое начали. Ох, Саввушкин, Саввушкин, ведь только-что со знакомым офицером встречались, обещали, наверное, дисциплину соблюдать, пример другим солдатам подавать, а сами за старое
— Да ничего такого не произошло, товарищ старшина. Покурили, вот и все, теперь спать пойдем. Разрешите?
— Шагайте, шагайте быстрей! — скомандовал Суслов и сам прошел следом за солдатами. И пока они стаскивали с себя обмундирование, потом забирались на койки под суконные одеяла, старшина стоял рядом и продолжал наставительно выговаривать.
Когда шаги старшины затихли в глубине коридора, Коробов поднял голову с подушки, спросил шепотом:
— Саввушкин, Митя, ты не спишь?
— Нет, а что? — так же тихо отозвался Саввушкин.
— Счастливый ты все же. А когда уедешь, про меня не забудешь?
— Чего ты выдумал? Как же я забуду?
— И напишешь мне?
— Обязательно. Только ты спи, а то снова старшина услышит.
— Ладно, буду спать, — пообещал Коробов.
Однако долго еще лежали друзья с открытыми глазами и все смотрели на огромные проемы слегка подернутых морозными узорами казарменных окон.
29
Пока Крупенин спал, придя с вокзала, погода испортилась. Приползли откуда-то рыхлые серые тучи, и разыгрался холодный западный ветер. Но Крупенин чувствовал себя бодро. Он, как всегда, пробежал на лыжах, вокруг городка, вымылся ледяной водой и, наскоро позавтракав, отправился в батарею.
Давно уже не было у него такого хорошего настроения, как сегодня. Он впервые подумал, что теперь-то сможет, наконец, со спокойной душой выслать отцу свою фотокарточку. Пусть батя порадуется ордену сына. А еще лучше было бы побывать сейчас самому на Волге, посмотреть на ее ширь, на синие и прозрачные струи, каких нет больше нигде на свете!
В чисто вымытой и празднично сияющей казарме Крупенина встретил лейтенант Беленький. Быстро вскинув ладонь к виску и звонко щелкнув каблуками, Беленький доложил, что ремонт казармы завершен, но в батарее происшествие: разбился Красиков.
— Как то есть разбился?! — спросил Крупенин и посмотрел в сторону курсантских коек, надеясь увидеть пострадавшего.
— Он в госпитале, — сказал Беленький.
— В госпитале? — недоверчиво переспросил Крупенин. — А что же случилось?
— Упал с козел, товарищ старший лейтенант. У него серьезные ушибы.
— Что за напасть такая! — Крупенин подошел к стоявшему на тумбочке телефону, позвонил в госпиталь. Сестра объяснила, что у Красикова повреждены бедро и плечевой сустав. Есть подозрение на перелом, но это лишь подозрение, не окончательно. Все прояснится после рентгена.
Положив трубку, Крупенин спросил у Беленького:
— А командир дивизиона об этом знает?
— Так точно. Я докладывал, — ответил Беленький.
— И что он?
— Ругается. Говорит, надоел мне ваш Красиков. Не одно — так другое у него.
— Это верно. Не везет парню.
Расстроенный Крупенин прошел вдоль казармы, посмотрел на стены, на потолок — никаких недоделок. «Надо же так, закончил работу и вдруг... — с досадой размышлял он о Красикове. — Конечно, приезд отца расстроил парня здорово. Задумался, наверное, вот и забыл, что стоит на козлах... Надо немедленно съездить в госпиталь. Там врачи опытные, гадать долго не будут».
Гарнизонный госпиталь находился на противоположной окраине города, за железной дорогой. Обнесенный высоким деревянным забором и несколькими рядами карагачей и кленов, он походил на крупный санаторий курортного типа. Тем более что главный корпус его подпирали белые колонны, высокие и очень приметные издали.
При входе в главный корпус Крупенина неожиданно остановил пожилой, но весьма энергичный мужчина — сторож.
— Нельзя сегодня, товарищ военный.
— Почему? — удивленно спросил Крупенин.
— А потому как день для посещения больных запретный.
— Новое дело!
— Никакое не новое, уважаемый человек. Такой порядок уже давно установлен, сколько лет. Вот послезавтра — милости просим, пожалуйста.
— Ну а если мне нужно сегодня? Вот так нужно? — Крупенин приложил к груди руку и умоляюще склонил голову.
— Тогда вот сюда пройдите, — посоветовал сторож, показав на боковую дверь, на которой висела дощечка с надписью «Приемная».
Крупенин вошел в небольшую комнату, где сидела толстая пожилая сестра, и объяснил ей, что ему нужно. Сестра ответила то же самое, что и сторож, и еще прибавила:
— Да вас, молодой человек, и послезавтра не пустят, если не будет на то разрешения. В хирургическом отделении у нас так.
— Ох и порядки, — покачал головой Крупенин. — Может, хоть с врачом свидание мне организуете? Не могу я так уйти, поймите.
Сестра пожала плечами, беспокойно повозилась на своем стуле, но все же позвонила и сказала как можно внушительнее:
— Любовь Ивановна, дорогая, придите, пожалуйста. Уж так просят, так просят! Приезжие, кажется. Придете? Ну вот и спасибо.
Она взяла Крупенина под руку и проводила в другую, такую же маленькую комнату. Усадив на стул, шепнула:
— Вы только с ней повежливее. А то и вам и мне попадет. Сердитая... ужас какая.
Минут через десять в комнату вошла женщина лет сорока, в белом удобном халате, симпатичная, но строгая, с холодным официальным лицом.
— Вы что хотите, товарищ старший лейтенант?
Крупенин объяснил, что его интересует курсант Красиков, которого привезли из училища.
— Да, есть такой, — сказала врач. — Мы полагали, что у него перелом кости, но рентген не показал этого.
— Значит, все хорошо? — обрадовался Крупенин.
— Нет, не хорошо. У него довольно обширная гематома.
— А что это, доктор? Очень серьезно?
— Не очень. Однако с месяц полежать ему придется. Через некоторое время сделаем повторный рентгеновский снимок. Посмотрим.
— Контрольный, так сказать?
— Разумеется.
— Выходит, есть все же сомнение?
Врач пожала плечами.
— Ну извините, доктор, за лишние вопросы. Я только хочу попросить вас отнестись к больному повнимательнее.
Врач сердито блеснула глазами:
— Что значит «повнимательнее»? Это же мой долг. И я не могу делать исключения. Для меня все больные одинаковы.
— Я понимаю, доктор. Но, видите, какое дело... Красиков много пережил. У него была встреча с отцом очень тяжелая. К тому же он человек тонкий, с музыкальной душой.
— Даже с музыкальной? — удивленно подняла брови врач.
— Ну да, — охотно подтвердил Крупенин. — Он и на гитаре, и на баяне играет. И песни у него свои есть.
— Смотрите какой. — Строгое лицо врача на мгновение подобрело. — Ну, ладно. Я разрешу вам повидать его, только ненадолго.
— Да мне хоть минут на пять.
— Пойдемте со мной.
— Спасибо, доктор.
Длинным и узким коридором они прошли в конец главного корпуса, пересекли территорию двора со множеством деревьев и скамеечек и очутились в вестибюле другого корпуса, который был меньше и ниже главного.
— Наденьте халат, — сказала врач, остановившись у вешалки, и предупредила: — Только, пожалуйста, не задерживайтесь и не расстраивайте больного.
Забинтованный, хмурый, с каким-то виноватым выражением на задумчивом лице, Красиков показался Крупенину невероятно худым и бледным. В маленьких ореховых глазах его была тревога.
— Как хорошо, что вы пришли, товарищ старший лейтенант! А я все время лежу и думаю: придете или нет? — Красиков обвел взглядом палату и, убедившись, что ни врача, ни сестры рядом нет, торопливо зашептал: — Помогите мне, товарищ старший лейтенант. Меня могут демобилизовать, я знаю.
— Как это демобилизовать? — насторожился вдруг Крупенин. — Откуда вы взяли?
Красиков стал рассказывать, что у его соседа по койке точно такая же травма, что пролежал он с ней в госпитале полтора месяца, а сегодня медкомиссия вынесла решение — служить в армии он больше не может.
Крупенин возмутился:
— Ерунду вы говорите, Красиков. Одинаковых травм не бывает. И при чем тут сосед? Я только что видел врача. Она даже речи не вела об этом. Наоборот, она уверена, что все у вас пройдет, пройдет быстро.
