Николай Балаев - Ураган «Homo Sapiens»
— Нормально. Привыкает помаленьку.
— Ну ладно, до весны пусть живет.
Как неожиданно открылась тайна тундровых букетов… Разве я не говорил тебе. Гена, что эта птичка-невеличка молода и безалаберна… Не говорил? Ну, сам мог бы увидеть, у нее же все на лице написано, как у любого ребенка…
Дверь загромыхала, и явился начальник всех геологов-поисковиков района Караев.
— Держи, — он сунул в руки Влада закутанную в искрящуюся бумагу длинную бутылку. Влад размотал бумагу и по складам осилил французскую надпись: — Бур-гун-д-с-к-о-о-е, ого! Навалом напитков, а такого нет!
— Выпьем мушкетерского! — сказал Человек Дела. — За Владовы тридцать три — ура!
— Ура! — крикнули все.
— Комаров, слышал я о Деревянной, — сказал Караев. — Печально.
— Что там случилось? — спросил Влад.
— «Покорители Севера» с автобазы лес выломали.
— Убивать надо, — сказал Человек Дела.
— Убивать — нет, а выселять — да. Штрафы по нашим заработкам мура, а вот выселить целиком семью браконьера, да объявить пошире за что, — враз подействует.
— Народ у нас приезжий, за монетой, — сказал Дима. — И дальше монеты ничего не видит.
— Что за монетой — плохого нет, — возразил Михаил. — А кругозор действительно узковат — это плохо. Если человек честным и довольно тяжелым, в наших условиях, трудом зарабатывает деньги на личные дела — так бог в помощь, как говорится. Дело в другом; Север воспринимается не как частичка страны, а как место заработка. Вот заработаю и вернусь домой. Там построю избу, там куплю машину, там получу кооператив, разведу цветы, посажу сад. В общем, жить буду там. И воспринимается Крайний Север в лучшем случае как… ну… рабочее место. Отсюда, как с завода, можно утащить подшипник для пацана, фрезу для соседа. Да, в лучшем. А в худшем, как сказал сегодня браконьер про Уттуутвеем, — дались вам эти зайцы и дрова мороженые, не вечно во льдах торчать. Отсюда и рождается у нас одна из главных на сегодня проблем в охране природы, потому что чуть не половина населения в любом месте — временные приезжие. На БАМе, плотинах, приисках. Стронули такую массу с насиженных мест, а идеологическое обеспечение не все толком продумано.
— Но ехать будут — прогресс, — сказал Караев.
— Не прогресс виноват. Виновато идеологическое необеспечение и прямое разгильдяйство в прогрессе. Проще — отсутствие порядка. Нашли золото — прекрасно! Вот вам участок на строительство прииска, вот на трассу к нему. Но ты посмотри с вертолета: тундра на десятки километров во все стороны от трассы и приисков вспахана колеями машин и тракторов, русла окружающих рек завалены пустыми бочками из-под горючего, а вдоль всей трассы вереницы груженых прицепов. Без прицепа водителю во время рейса удобнее махнуть на рыбалку или охоту. Проведи хронометраж на зимнике, например, Пээк–Чаанай, двести километров — диву даешься! Приезжаю как-то на Чаунскую совхозную перевалбазу, вижу — стоят четыре груженых прицепа. Заведующий перевалбазой объясняет: «кальмары» с автобазы везут груз горнякам, — сделали остановку, попросили за этим грузом посмотреть, а сами махнули на рыбалку за сотню километров. Жду. Через сутки являются. Ловили, естественно, на зимовальных ямах: это нарушение по моей части и за это государство убытки компенсировало. А за остальное? Зима. Трое суток работают двигатели четырех машин, стоит груз, и «рыбакам» идет зарплата. Пошел на автобазу, а там все знают, но эти случаи, мол, «нетипичны на общем фоне успешной борьбы с жестокой северной природой». Дослушал и понял — махровая демагогия. Выход один — всем предприятиям резко уменьшить лимиты горючего. Работать будут, как работали, а тундра станет чище. Вообще пора в неосвоенные районы пускать не всех подряд, а только проверенных жизнью в крепких рабочих коллективах. А то на любой стройке уже правилом стало: поначалу немало там хапуг, рвачей, алкоголиков, любителей снимать сливки.
— Двумя руками «за», — сказал Караев.
— С формулировкой: «Государство доверяет осваивать…» — сказал Человек Дела Дима Зимин.
— А что? Прекрасная формулировка. Такой принцип поможет сохранить природу ближе к первозданному виду. Хоть относительно.
— Конечно, предложение Комарова о волевом сильном срезании лимитов на горючее — не окончательный рецепт, но повод к размышлению. Так я понимаю?
— Естественно.
— А как завопят во всех инстанциях начальнички, те, что любят рыбалку и охоту за счет государства! Содом будет и Гоморра!
— Да. Но я хотел подчеркнуть, что именно здесь надо ставить один из основных заслонов массовому браконьерству по всему Крайнему Северу. Ведь воспитательная работа — дело длительное, а время уже не терпит. Если бы Госплан знал, сколько горючего уходит на увеселительные поездки, напрямую связанные с грабежом природы, — там бы у всех волосы дыбом встали. Практически на любом предприятии горючего избыток даже сейчас, после некоторых робких сокращений лимитов. И избыток этот руководителями зачастую закладывается в план умышленно как заначка на личные нужды…
Сигаретный дым плотно висел над столом. Михаил взял фужер, отошел к окну и открыл форточку. Серый воздух заструился на пол. Сквозь запотевшее стекло золотыми пятнами светили уличные фонари. Дело, конечно, не в любви к Северу. Дело в том, чтобы каждый честно вершил свою работу. Есть на базах нормировщики, но кто и когда видел и их и экономистов на трассах? Тысячи рабочих часов списываются на пурги, а в это время машины стоят десятками по Чаунской губе, а водители ловят корюшку. Прав Гуров, с такой техникой ссылаться на заносы — преступление.
— …вон из Валькарайского совхоза уже десять лет, за четыреста километров, практически по бездорожью, ходят в Пээк два стареньких ЗИЛ-157,— в унисон с мыслями Михаила сказал у стола Папа Влад. — Что, в них особенные люди? Обычные, только с нормальным чувством ответственности.
Подошел Дима, уставился лбом в мокрое стекло и сказал:
— Ты, Комаров, приезжай к нам, покажу настоящих браконьеров. Сейчас он качественно новый пошел, руководящий. Всех знаю.
— Если всех, помоги найти одного.
— Будет сделано, — сказал Человек Дела. — Фамилия?
— Так я и сам могу, — засмеялся Михаил.
— Да-а, — Дима помотал головой. — Сморозил… Каков собой?
— Длинный, худой… Лоб высокий, челка до бровей, прямая… нос, как сказал один товарищ, — утиный. Глаза серые. Светлые глаза. Оловянные. Ружье… но по ружью искали, видно — не его. Балок рыбацкий, над дверью крылья ворона и совы. По рукам — тракторист.
— В лесу кудрявая береза, — сказал Дима. — У нас девяносто процентов — трактористы. За соломинку хватаешься. Ладно, поищем соломинку с оловянными глазами. А у нас, точно?
— Процентов на семьдесят.
— Инспектор, ты молодец! Иди туда, не знаю куда, принеси то — не знаю что. Давно не читывал сказок. Попробую… А теперь пойдем, выпьем мушкетерского!
Живая рыба — с икрой!
Вот бывает: идут дела тихо, спокойно, ясной чередой. В основном кабинетные: бумажки, звонки, комиссии, лекции. И вдруг налетает полоса на первый взгляд стихийных, незапланированных событий, думал позже Михаил. Но если вникнуть, то ничего незапланированного, а тем более стихийного, в них нет. Просто количество проделанной, почти невидной, однообразной работы дало результат и цепочкой ярких взрывов перешло в новое качество.
Накануне новогоднего праздника позвонил Афалов, директор прииска «Светлый», поинтересовался здоровьем и настроением, поздравил с наступающим, а потом сообщил, что ночью через поселок в сторону реки Теплой прошли вездеход и трактор с балком. На рыбалку, больше некуда. Ичуньцы. Конец года, отгулы у многих, да два дня праздничных. Что будем делать?
Решу, позвоню через час, обещал Михаил. Генка на «Ичуньском» в командировке, завтра должен вернуться. Как же он выпустил рыбаков на Теплую?
Пока Михаил обдумывал сообщение Афалова, в дверь постучали, и на пороге возник парень в модном пальто, узеньких брюках и нерпичьей финской шапке. На ногах лаковые ботинки. Михаил пригляделся и узнал с трудом:
— Рультын! Неужели ты?
— Я.
Хотя и давно был знаком Михаил с бригадиром, но всегда видел в тундре, в меховой одежде. Разительная перемена, да-а…
— Тебя хоть сейчас в столицу, на улицу Горького.
— А я оттуда, — Рультын засмеялся.
— Неужели? В отпуске был?
— Нет. По делу: орден получал, — Рультын расстегнул пальто, на груди блеснул новенький орден Трудового Красного Знамени.
— Вот это да! Поздравляю! — Михаил пожал узкую крепкую руку. — Как столица? Первый раз был?
