Владимир Зима - В пургу и после (сборник)
Снова открылась дверца пилотской кабины. Штурман вышел вместе с радистом, и они вдвоем за несколько минут приготовили кофе и бутерброды на шестерых. Второму пилоту его порцию отнесли прямо к пилотскому креслу, а остальные члены экипажа уселись вокруг широкого ящика, смакуя крепкий черный кофе.
Самолет слегка покачивало, «о воздушных ям, которых больше всего опасался Батманов, не было. «ИЛ-14» летел как по струнке.
За первым кофейником последовал второй. Экипаж не торопился возвращаться на свои места, и Батманов, натянуто улыбаясь, спросил:
— А как же там один пилот, без штурмана?..
— И одного много, — проворчал командир. — Костя для порядка сидит…
— Автопилот? — догадался Батманов.
— И еще радиокомпас, — вставил радист, отхлебывая кофе.
Дверца пилотской кабины оставалась открытой. Батманов с ленивым любопытством заглянул' туда, покосился на астролюк в потолке кабины, сквозь который ярким потоком лились солнечные лучи. Прямо по курсу грибовидными шапками вставали облака. И вокруг простирались одни лишь облака. «Скука», — подумал Батманов и налил себе еще чашку кофе.
— Вася, поди сюда! — позвал второй пилот, перегибаясь через спинку своего кресла.
Радист поднялся и неторопливо зашагал в кабину, на ходу дожевывая бутерброд.
— Чего там? — громко спросил радист.
— С Рудольфа пеленг прекратили. Морзянкой шпарят. Послушай…
Нацепив наушники, радист выслушал длинную серию точек и тире и сам застучал телеграфным ключом. Так он переговаривался с островом Рудольфа минут пять.
— Командир! Они посадку просят, — сказал радист, высовываясь из кабины.
— Ты им объяснил, что мы на колесах? — спросил командир.
— Объяснил. Они говорят, что у них песчаная коса. Утрамбованная. И ветерок подходящий… По курсу. Зачем посадку? — поинтересовался штурман.
— Человека с острова снять.
— Больной?
— Нет. У него срок зимовки два месяца как кончился… Может, сядем, а, командир? Этот парень вчера целый день бульдозером полосу чистил…
Командир откусил кусок бутерброда, запил кофе. Все члены экипажа вопросительно глядели на него. Штурман раскрыл свой атлас, показывая на остров Рудольфа, одобрительно проворчал:
— Песчаная коса у них крепкая… Мы в прошлом году с Максимовым садились там…
— Скажи, пусть этот парень ждет нас в начале полосы. Сядем и сразу взлетим, — сказал командир, стряхивая с форменного кителя крошки. — Два месяца ждет… Я в свое время по целому году ждал… И запроси высоту нижней кромки облачности!
Радист быстро заработал ключом. Штурман и бортмеханик торопливо допили кофе и следом за командиром прошли в кабину. Потом штурман выглянул из кабины и с извиняющейся улыбкой попросил Батманова, чтобы он пристегнулся. Батманов кивнул ему и отвернулся к иллюминатору. Отношение экипажа к нему начинало смешить Батманова, и он уже подумывал над тем, как будет рассказывать сотрудникам отдела, что на Севере его принимали за большого начальника и обращались только на «вы»…
Перед посадкой он все же пристегнулся ремнями и даже сигарету потушил, но самолет приземлился так мягко, что кофейник, забытый на ящике, не шелохнулся.
За стеклом иллюминатора мелькали серые скалы, на миг показалась мачта с укрепленным на верхушке красным флагом, два белых домика. Из труб поднимались высоко вверх столбы плотного дыма, наискось перечеркивая горизонт.
Добежав до гряды валунов, самолет остановился, развернулся почти на месте и резво помчался к началу расчищенной полосы, где сгрудились шестеро или семеро полярников, приветственно размахивавших руками. Радист открыл дверцу, спустил лесенку, и по ней быстро взобрался бородатый увалень в яркой легкой и абсолютно не греющей нейлоновой куртке, волоча за собой туго набитый рюкзак. Сбросив мешок с почтой, радист тут же захлопнул дверцу, и самолет, коротко разбежавшись, взлетел…
— Ну, порядок!.. — сказал парень, плюхаясь в свободное кресло рядом с Батмановым. — Крепко вы меня выручили, спасибо!..
И, схватив своими лапищами тонкую руку Батманова, парень долго и с чувством тряс ее. Затем, будто спохватившись, представился:
— Иван… Гидролог я…
— Очень приятно, — сказал Батманов, вяло пожимая его руку.
Повертевшись в кресле, Иван уверенно прошел в кабину к пилотам, а Батманов, надвинув «а глаза шапку, тихо задремал.
Перед Диксоном Иван осторожна потряс Батманова за плечо:
— Подлетаем!.. Проснитесь!..
Батманов недовольно поморщился, потянулся и глянул в иллюминатор, узнавая знакомые мачты диксонского передающего центра. Когда-то он прилетал сюда, консультировал местных специалистов, как лучше устанавливать антенны… Почвы здесь ужасные — то камень, а то болото… Пришлось повозиться… Среди прилетевших из Москвы консультантов он был самым молодым, и его, как мальчишку, гоняли в магазин за вином; вспоминать об этом было неприятно, и Батманов кисло скривился.
Прощаясь в диксонском аэропорту, Иван вновь долго тряс руку Батманова и приглашал заходить в гости в Москве, на что Батманов невразумительно бурчал что-то, не чая быстрее отделаться от навязчивого полярника.
Ближайшим самолетом Батманов улетел в Норильск, и там погода задержала его на трое суток. Целыми днями Батманов, не ропща на судьбу, смиренно сидел в глубоком кресле зала ожидания, от делать нечего наблюдая за преферансистами, расписывавшими пульку рядом с ним. Играть в преферанс с незнакомыми партнерами Батманов остерегался.
К четвертому дню все пассажиры успели привыкнуть и даже обжиться в холодном и неуютном зале ожидания; степенные мамаши кормили здесь же своих гомонливых детей, а нервные командированные уже не вскакивали с мест при первых звуках голоса аэропортовской дикторши и не приставали к диспетчерам, потрясая внушительными удостоверениями, и уж тем более не требовали в буфете горячих завтраков, обходясь засохшими бутербродами с колбасой.
Из-под полуопущенных век Батманов несколько раз замечал ярко-голубую нейлоновую куртку Ивана с острова Рудольфа, но подходить к полярнику почему-то стеснялся. А Иван, едва увидев Батманова в буфете, тут же подсел к нему за столик и заговорил так, будто они были знакомы с детства. После ужина он раздобыл где-то свободное кресло, попросил преферансистов потесниться и устроился рядом с Батмановым, не умолкая ни на минуту. Истосковавшийся по слушателям, Иван непрерывно говорил и говорил, пересказывая полярные байки и действительные случаи, происходившие с ним на зимовках. Несмотря на свою молодость, Иван только что закончил уже четвертую зимовку — восемь лет на отдаленных островах!.. Батманов при одной лишь мысли об этом зябко повел плечами и поблагодарил судьбу за то, что тихо и мирно живет в Москве…
Наговорившись всласть, Иван заскучал. Все кроссворды в истрепанных журналах были разгаданы предыдущими пассажирами, сидевшими в Алыкеле, играть в карты ни Ивана, ни тем более Батманова не тянуло. Газеты старые были прочитаны, а новых быть не могло, пока не откроется аэропорт, а когда он откроется, они уже не понадобятся…
Небо над Алыкелем уже расчистилось, выглянули редкие звезды, ветер поубавился, и снег теперь уже низовой метельной змейкой извивался по бетонным плитам летного поля. Пассажиры приободрились. Иван попросил Батманова приглядеть за креслом и куда-то ушел.
Вернулся он вконец расстроенным, устало плюхнулся в кресло и неожиданно спокойным голосом, начисто лишенным недавней бравады, пожаловался Батманову, с тоской заглядывая в его глаза:
— Поторопился я, телеграмму с Диксона отбил жене, что вылетаю… Ждет она меня в Шереметьеве, а я тут торчу…
Батманов успокаивающе похлопал его ладонью по шуршащему рукаву нейлоновой куртки. Его тоже ждали в Москве. Телеграмму он тоже посылал и теперь не сомневался в том, что его практичная жена уже позвонила в справочное бюро аэропорта, выяснила, что рейс задерживается по метеоусловиям, и без особых тревог и волнений ходит на работу, а вечера просиживает перед телевизором.
Поздно вечером Иван еще раз попросил Батманова: — Подержите кресло, схожу еще разок к диспетчерам…
Даже узнав, что Батманов не имеет отношения к диксонскому начальству, Иван не перестал обращаться к нему на «вы».
Вернулся Иван таинственно-сияющий и, наклонившись к самому уху Батманова, прошептал, что через двадцать минут грузовой борт «АН-12» пойдет на Свердловск и есть шанс обмануть непогоду, облететь циклон с юга. Поколебавшись минуту, Батманов согласился лететь вместе с Иваном, не вполне, впрочем, уверенный в успехе.
Получив вещи в камере хранения, Батманов не забыл сделать отметку на авиабилете о том, что задержка произошла по вине Аэрофлота. Диспетчер шлепнул штампик и на командировочном удостоверении, размашисто расписался и показал, как пройти на летное поле.
