Всеволод Иванов - Иприт
— Полмиллиона долларов за анкету, — сказал он после второго «гут».
— А валюта разве не сковырнулась? — спросил его Пашка.
И тут-то он узнал печальную повесть о смерти Монда и старика немца Шульца, открывшего секрет золота. Тайна старика умерла вместе с ним. Все это было восстановлено по положению трупов, найденных под развалинами, компетентными учеными. Американец эти расспрашивания понял, как ловкий маневр.
— Миллион долларов за анкету! Будет полностью напечатана в подвалах «Чикаго Трибун». Самоистория похитителя английских бриллиантов и саркофага Тутанхамона…
— Нашли чему удивляться. Саркофаг — частичный случай. Я могу описать, как я из самоучек такого поста достиг. Вот это марка. Тут сам Горький позавидует…
— Полтора миллиона!
— У меня есть другая мыслишка…
И Пашка вновь наклонился над своими анкетами.
Но окончить их по-настоящему Пашке не удалось. Строгая российская пресса обратила наконец на него внимание. Представитель организации «На посту» пришел к нему и потребовал в интересах пролетарского искусства его анкеты.
Нужно прибавить, что Пашку уже давно выпустили из-под ареста, а Сусанну освободили как его невесту.
Через полчаса после разговора с напостовцем Пашка сидел с ним в пивной, а еще через полчаса почтенный его собеседник клевал носом, и Пашка говорил с пренебрежением:
— Кишка тонка…
Но длинный принципиальный разговор убедил Пашку, что ему необходимо выравнять свое классовое самосознание. Мысль нашего героя, как вы изволили убедиться на опыте, шла всегда несколько странными путями. Пашка поступил в Академию Генерального Штаба и через две недели был на третьем курсе. Толпы любопытных ходили вслед за Пашкой, расспрашивая его о похищении Река (мы всегда в истории и религии интересуемся их скандальной стороной). Но что, действительно, с Кюрре? О, с ним произошли печальные события.
Но прежде всего мы закончим наши сообщения о других менее важных героях нашего романа.
Друзья, случилась необыкновенная вещь. Мне бы нужно сказать об этом в начале главы, но тут так много народа, что не так-то трудно спутаться. А дело было так.
Водолив Евгений Сарнов, огорченный неудачной погоней за Словохотовым, пил две недели подряд. Его везде сопровождал китаец. Наконец Сарнов решил прекратить пьянство. Проснувшись в одно прекрасное утро с колоссальной головной болью, он сказал китайцу:
— Надо, брат, грехи смыть. Пойдем в баню.
Как Сарнов не настаивал, китаец отказывался идти с ним. А Сарнов привык к компании. Вот здесь-то и браните меня!
Китаец и сыщик Син-Бинь-У оказался женщиной.
Настоящее имя было У-Бинь-Син.
Это повергло водолива в такое изумление, что он немедленно женился на ней. И вовсе не оттого, что ему не с кем было идти в баню. Ибо и выйдя замуж, У-Бинь-Син все-таки (от стыда, конечно) не пошла с ним в баню. Жизнь их идет спокойно, и в данное время банный вопрос, я предполагаю, урегулирован. Позже у них были октябрины, и медведь принес в подарок оставшиеся у него бриллианты. По слухам, у медведя… Ну, все перепутали! Ведь события-то идут быстрее знаменитых московских автобусов. Нужно вперед сказать, медведя Словохотов выпустил в лес. А чтобы его случайно не убили, медведя выкрасили в голубую краску. Так и присвоили ему имя «Заповедный медведь имени Пашки Словохотова». Медведь принес на октябрины оставшиеся у него бриллианты, случайно не похищенные Гансом. Каким Гансом? Богом Гансом или Гансом-Амалией Кюрре, вояжером гребенок? Граждане, не вводите нас в смущение, мы все расскажем по порядку. Вы, наверное, и сами присутствовали на суде (инсценированном хотя бы, или в кинематографе) над богом Реком. Читали его раскаянные послания, где он разоблачает служителей всех церквей. Знаете, наверное, что бога Река, ввиду его полного раскаяния и установленного ненормального состояния нервной системы, от наказания освободили. Рек писал мемуары, особенным успехом не пользовавшиеся, но покупаемые с охотой. На деньги, полученные с мемуаров, он разбогател и открыл кинематографическую фабрику. Я полагаю, он позавидовал успеху картины «Суд над богом Реком». Он прогорел. Картины его не смотрятся, да он без меры втискивает туда препротивнейшей сентиментальности, а наша эпоха — движения и блеска. Экраны закидывались тухлыми яйцами, и театры отказывались демонстрировать картины фабрики Кюрре.
Вояжер Ганс бежал в аппарате Словохотова с Сусанной Монд в неизвестном направлении, предварительно похитив бриллианты медведя. Вот тогда-то медведь затосковал и, не веря в человечество, ушел с бриллиантами в лес. Впрочем, как мы видели, он изменил свое мнение о человечестве, подарив оставшиеся камни сынишке водолива.
ГЛАВА 54
Действие переносится В ПОТУХШИЙ КРАТЕР одного из островов Тихого океана
Не думайте, что с окончанием романа прекратились распри между людьми.
Иначе чем же объяснить такой странный полет аэроплана над Тихим океаном? Аэроплан голубой, и крылья его покрыты крупными буквами на русском языке, восхваляющими действия какого-то Словохотова. Аэроплан скользит, ныряет, словно за ним есть какая-то невидимая погоня.
Будем ждать ее.
Но тщетно мы ждем.
Неподвижная пустыня над океаном.
Тогда, значит, не совсем ладно в аппарате.
И действительно, странная картина представляется нашим глазам. Два человека, тесно охватив друг друга, ходят, едва отрывая ноги от пола, взад и вперед по кабинке аэроплана.
Время от времени они прерывают хождение и целуются.
Она говорит:
— Я никогда не любила его, Ганс. Я думала, он Тарзан, а он просто матрос, да к тому же с речного парохода.
Он отвечает:
— Я ее любил еще меньше твоего. Мне показалось, что я монгол, Сусанна, и я думал — никакая белая женщина не полюбит меня.
Взад-вперед. Взад. Взад. Вперед.
— Мы найдем свое счастье, Сусанна, у берегов Австралии. Я тебя буду так ласкать, так ласкать… как бог…
— Ах, Ганс, ты сбиваешься с такта.
Взад-вперед.
Они продолжают радостно танцевать фокстрот.
Вдруг от беспрерывных толчков, так удививших нас, аппарат портится.
Что-то щелкает в моторе, и самолет делает скольжение на крыло.
Пассажиры падают.
Сусанна не успевает сказать:
— Мне кажется, Ганс, ты танцевал неправильно и оттого…
Аэроплан стремглав несется вниз, и земля словно холодеет.
Аппарат сделал мертвый штопор.
— Погибли, — завизжал Ганс.
— Погибли, — вторила ему Сусанна. — Молись…
Большая круглая гора катилась им навстречу. Она немного походила на разбитое блюдце, а по краям на гребенку.
Гансу было не до сравнений, да я и сомневаюсь, чтоб он видал гору.
Вдруг он вспомнил, что захватил с собой бидон чихательного газа. Теперь последняя надежда исчезла. Если даже они сами и не разобьются, то бидон-то обязательно треснет.
Кстати, он отвязался и весьма пребольно щелкал Ганса по голове.
Но счастье, видно, уже пошло за влюбленными.
Аппарат мягко упал на деревья, и бидон, покатившись, застрял в сучьях.
— Где мы? — спросила Сусанна.
— По-видимому, — пробормотал Ганс, — по-видимому, в неизвестном месте. Я думаю, это лава — застывшая. Хотя здесь такая жара. Можно подумать, лава еще топится.
— Ах, пальмы, — вскричала Сусанна. — Настоящие пальмы. Ганс, мы, как слезем с дерева, немедленно же будем танцевать под пальмами. Не испортился ли мой музыкальный ящик?
Ганс от встряски сразу приобрел степенность.
— Я не желаю танцевать. Я хочу тихого счастья.
И он повторил любимую поговорку Словохотова:
— Почему меня никто не любит?
— Ах, тебя все любят, Ганс, ты такой хорошенький.
— Я говорю в мировом масштабе.
И Ганс осторожно начал спускаться по сучьям.
Новые испытания ждали их внизу.
Толпа черных дикарей в трусиках из пальмовых листьев и со странно раскрашенными физиономиями встретила Ганса воем.
«Сожрут», — подумал он, крестясь.
И точно, можно было так подумать. Уже большие деревянные ножи мелькали кое-где в толпе.
Ганс застрял в сучьях.
Дикари не торопились. Они танцевали какой-то танец, отдаленно напоминавший фокстрот. И, надо признаться, танцевали не без изящества. Сусанна первая заметила это.
— Ганс, они премило танцуют. Ганс, я хочу вниз. У меня от сучьев ноги сводит.
Ганс почувствовал ревность.
— Сиди.
И злость на дикарей подсказала ему новую мысль.
— Дай-ка сюда, Сусанна, противогаз. И сама надень.
Дикари завыли, увидав на лице прилетевшего страшную колдовскую маску. Но испуг их продолжался недолго. Ножи опять мелькнули в толпе.
— Ага, такая игра? — сказал раздраженно Ганс. — Так-то вы уважаете европейцев?! Сусанна, у тебя плотно?
Сусанна указала пальцами, что противогаз сидит плотно. Она продула уголь.