Николай Островский - Том 3. Письма 1924-1936
В прошлом письме я писал, что отдыхаю, но Катя выдает меня с головой, так как к вечеру от трепотни язык высуну и лежу молча, что ей, конечно, не нравится. Прекратить посещения нельзя, я со скуки умру. Был бы ты здесь — другое дело.
Вчера приезжала ко мне бригада писателей: Рахилло, поэт Сергей Васильев и критик Кирьянов. Много говорили про писательский мир. Читал свою прекрасную поэму Васильев. Провел беседу с ними очень оживленно. Веселый народ.
То-то, друже, много хочется рассказать, но разве в письме передашь все? Третье издание выходит в два приема 200 тысяч. Не хочется верить, ведь это весь запас квартального плана бумаги издательства. За 100 тысяч ручаюсь, выходит в июле. Это уже решено, а второе намечено ЦК [ВЛКСМ]. Увидим.
«Как закалялась сталь» собираются издать за границей. Мои дела наладились окончательно. Только что пришла ко мне Александра Петровна, она шлет вам свой самый искренний привет. Включили приемник, и, представь мое изумление, запели нашу заветную песенку: «А дорога далека, далека». Песнь ямщика. И припомнились наши беседы с тобой. И как же ты мне необходим, чувствую всем нутром. Толюшка, пиши же обо всем, ничего не утаивая, ведь я имею право от тебя просить этого на правах друга. Да?
Погода наладилась, и я целыми днями на воздухе. Загорел порядочно — надо набираться силенок, ведь предстоит большая работа. Мне обещали прислать материал, имеющийся в архивах Украины. Если это сделают — будет хорошо. Будьте же здоровы и не болейте. Катя от лихорадки еще не совсем поправилась, но все-таки в основном лучше себя чувствует.
Жму крепко ваши руки. Твой Коля.
P. S. Привет и пожелания здоровья от мамы, Кати и Катюши. Пишите.
Сочи. 5-го июня 1935 года.
232
А. И. Пузыревскому
10 июня 1935 года, Сочи
Дорогой Саша!
Наконец-то ты отозвался. Не везет мне в переписке с тобой. Ну да ладно, кто старое помянет, тому глаз вон.
Теперь приходится быть осторожным в письмах с тобой, раз ты так партизанишь с ними. Напишешь тебе что-нибудь такое озорное, глядь — а оно уж в стенгазете приклеено. Ну, и моргай тогда. Тебе-то ничего, одно увеселение, а мне?
Давно, Сашко, нам надо было бы увидеться. Много воды утекло, много пережито. Есть о чем рассказать.
Помнишь, ты говорил о себе: я-то четыре пятилетки переживу, а вот вы, дохлая компания, пожалуй, сдезертируете.
Хорошо, что ошибся. Правда, Саша, одному не бывать: это не влезть мне еще раз на коняку, прицепив шаблюку до боку, и не тряхнуть уж стариной, если гром ударит. Не гнать мне, видимо, панской шляхты. Топить ее в Балтийском море придется, видимо, тебе и тем, кто вырос из сопливеньких в геройских ребят. А жаль, Саша. Ведь не плохо шли бы наши кони…
Что ж, у каждого своя «судьба». Буду рубать другой саблей, а ты уж и за меня вогнешь кому следует.
Вчера я послал тебе книгу заказной бандеролью.
Это мое письмо — лишь отклик на твои позывные. Загружен я! Да и силенок обидно мало. Соберусь, напишу побольше.
Привет всей твоей семье.
Работаю над сценарием для кинофильма по роману «Как закалялась сталь».
В тридцать шестом году увидишь Павку Корчагина в действии.
Крепко жму твои руки.
Н. Островский,
Сочи, 10 июня 1935 г.
233
А. Д. Солдатову
20 июня 1935 года, Сочи.
Дорогой Толечка!
Прости, что отвечаю с таким запозданием, но такая масса работы свалилась на моего секретаря (Катю), что никак не удается мне написать ответ друзьям, да и добрые люди все отрывают нас от этой работы. Сегодня с утра задались целью обязательно написать. Отпуск мой приходит к концу, а сил никаких. Видно, мозг лучше себя чувствует в работе, нежели в безделье… Ночами бессонница мучает, духота. Развезло ребят с постройкой беседки, краска преследует меня, и представь себе, что с таким пустяком канителят почти месяц. Надоело, а отпуск пропал, стук и шум не дал желанного покоя. Лучше бы я согласился поехать в Ривьеру, — там хоть морской воздух чистый. В делах пока затишье. Никаких известий из Москвы не получал. Работаю [над] киносценарии[ем] пару часов в неделю, но еще ясной картины нет. Когда хоть приблизительно будет готов — напишу тебе. Мама все еще отдыхает.
Шлю самые наилучшие пожелания Моте и тебе. Пишите.
Жму крепко руку. Целую.
Твой Коля.
P. S. Пиши, как твои дела.
20 нюня 1935 года.
234
М. Б. Колосову и С. М. Стесиной
22 июня 1935 года, Сочи.
Дорогие Марк и Соня!
Только что получил вашу телеграмму. Как вы, наверно, знаете, мне приказано отдыхать до первого июля. Здоровье неважное. Помещайте [роман] в журнале небольшими порциями. Я говорил с Анной Александровной относительно августа месяца — начала печатанья. Я смогу после отпуска давать вам не больше 1 1/2 листов в месяц. Всего первая часть будет иметь десять листов. Сырье требует переработки согласно полученным от украинского правительства документам. (Я говорю не о первых пяти главах, а о тех, над которыми мне приходится работать.) В июле я смогу дать l Ґ листа ужеотработанных, исправленных.
В августе — 2 и в сентябре 1 Ґ — последние. Я сознательно не спешу работать. Конечно, я работать буду много, но важно качество, а не количество листов. Напишите, дорогие, как вы на мой план смотрите. Я сделаю все, как вы считаете нужным. У товарищ Гориной имеется исправленный нами текст пяти глав. Крепка жму руки. Ожидал тебя, Марк, а ты не приехал.
Ваш Н. Островский.
Сочи, Ореховая, 47. Островский Николай Алексеевич. Адрес для телеграмм: Сочи, Островскому.
235
К. Д. Трофимову
2 июля 1935 года, Сочи.
Дорогой Константин Данилович!
Ваше письмо получил. Послал телеграмму. Сейчас пишу подробно обо всем. Я, конечно, получил письмо ССП Украины.
Целый ряд издательств и журналов Украины обращаются ко мне с просьбой прислать «Рожденные бурей» для напечатания, но я их всех направляю к Вам.
Товарищи из Правления ССП Украины, по-видимому, не знали, что я уже состою членом ССП СССР. Конечно, я очень признателен за их внимание.
Если где-либо получится параллелизм в опубликовании моего произведения, то Вы должны знать, что это не моя вина. Я отклоняю все предложения и посулы. Вся монополия находится в Ваших руках. Я Вам разрешаю делать все, что Вы найдете нужным.
Вы спрашиваете, не могу ли я написать «Рожденные бурей» по-украински.
Нет, это будет для меня трудно. Восемь лет я пишу на русском языке, и будет трудно снова переключаться. Поэтому приезд [переводчика] будет нецелесообразен, поскольку его работа сведется к простому переводу, что он может сделать и без меня.
Вы пишете о третьем роскошном украинском издании «Як гартувалася сталь». Конечно, я согласен.
10 июля в Москве выйдут сигнальные экземпляры третьего русского издания, дополненного и исправленного издания «Как закалялась сталь».
Числа 13–14 июля я их получу. Это издание ничего нового не имеет. В 1-м украинском издании все это было. Но зато в этом третьем издании по моему желанию выброшен эпизод, где Павка попадает в рабочую оппозицию (начало первой главы второй части).
Надо будет сделать так, чтобы третье украинское издание набиралось по исправленному, наиболее отработанному третьему русскому изданию.
Я, как только получу сигнальные экземпляры этого издания, сейчас же вышлю Вам экземпляр для редактирования. Исправления и добавления там небольшие, но очень важные политически. Например: зачеркнуть Павла в рабочей оппозиции, и в соответствии с этим зачеркнуты строки в последующих страницах, которые об этом так или иначе напоминают. Сделал я это потому, что образ молодого революционера нашей эпохи должен быть безупречен и незачем Павке путаться в оппозиции. Тем более что здесь я не грешу против правды.
Затем, в 3-м русском издании заострены враждебные фигуры троцкистов, например Дубавы. Большинство же дополнений, внесенных мной и редактором «Молодой гвардии» товарищ Гориной (которая специально приезжала ко мне для этого), имеются в украинском издании, и их не придется вводить.
Итак, третье украинское издание будет печататься с третьего русского.
Это последние поправки. В будущих изданиях мне их делать не придется.
Конечно, в третьем русском издании нет эпизода с «липовыми студентами», который Вы правильно сняли во втором издании.
Меня очень интересует, как Вам удастся сделать это новое издание. Верю, что оно выйдет у Вас замечательным.
«Как закалялась сталь», к Вашему сведению, переводится на ряд языков национальностей Союза: белорусский, татарский и др.
С 1 июля я приступил к работе, хотя еще очень слаб и болен. Но жизнь зовет. Врачи протестуют, угрожают. Но ряд телеграмм, писем со всех концов Союза призывает к труду.
