Георгий Шолохов-Синявский - Беспокойный возраст
Одноэтажное длинное, барачного типа, общежитие стояло под самым гребнем песчаной, уже полностью намытой плотины.
Славика и Галю поместили в отдельной комнате с печкой-голландкой, с двумя никелированными кроватями. Максиму и Саше хотели отвести такую же комнату на двоих, но Максим наотрез отказался и расположился отдельно, с таким же, как и сам, одиноким специалистом, в прохладной и чистой, но еще не обжитой, похожей на больничную палату комнате.
Войдя в нее, он вспомнил свою уютную, устланную коврами комнату в родительской квартире, удобный письменный стол с письменным прибором, подаренным ему матерью в день совершеннолетия, мягкое кресло и диван, на котором иногда леживал часами, ни о чем не думая. Строгая, чистая, скудно обставленная низенькая комната общежития с железными кроватями и грубыми тумбочками у изголовья показалась ему очень унылой. Сердце его сжалось от одиночества и еще какого-то чувства, похожего не то на обиду, не то на унижение.
В комнате пахло известкой и сырыми досками от недавно вымытых полов. За маленьким запыленным окном виднелись вздыбленные песчаные холмы, поднятые к небу стрелы экскаваторов. По глинистой лощине нескончаемой вереницей ползли и скрывались за выступом холма самосвалы.
Весь этот голый, изжелта-серый, песчано-глинистый пейзаж, на котором преобладали машины, а людей почти не было видно, освещался раскаленным солнцем, а край неба низко над землей по-прежнему был затянут бледной пеленой пыли.
Ощущение, что там, за этой пеленой, происходило нечто невообразимо огромное, заставляющее землю вздрагивать, не покидало Максима, а мысль, что уже завтра он станет в ряды строителей, наполнила его новым, еще не испытанным волнением.
Он долго стоял у окна и смотрел на клочок блеклого, знойного неба. Губы его были плотно сжаты. От переносья вверх пролегла глубокая складка. Казалось, он с громадным усилием преодолевал в себе какое-то сопротивление. Ему становилось все более стыдно за свою недавнюю вспышку, за ссору с Сашей… В тот вечер он долго не мог уснуть. Нервы его были взвинчены новизной обстановки, усталостью с дороги.
Ночевавший вместе с ним лысеющий пожилой мужчина, назвавший себя техником на строительстве плотины, попытался вечером заговорить с ним, дать, как неопытному еще специалисту, несколько разумных советов. Максим отвечал на его вопросы вежливо, но безучастно. После нескольких неудачных попыток ввести новичка в курс дела техник счел дальнейшее общение с «надутым юнцом», как про себя назвал он Максима, бесполезным и уже не беспокоил его разговорами.
Утром техник ушел на работу очень рано.
6Проснувшись в половине восьмого, Максим быстро оделся, вышел из общежития. Ему хотелось побыть одному, собраться с мыслями.
Полынный запах степи, приносимый легким ветром издалека, из-за песчаных и глинистых вздыбленных экскаваторами холмов, опахнул его. Солнце отсвечивало на мокрых от утренней росы крышах деревянных домиков, на металлических частях снующих по улицам машин.
Идти в контору управления было еще рано, и Максим, увлекаемый любопытством и неясной, но неутолимой душевной жаждой, побрел назад, туда, где виднелись стрелы экскаваторов и беспорядочные нагромождения глины. Задумавшись, он не заметил, как вышел за окраину поселка и по склону песчаной насыпи взобрался на самую ее вершину. То, что он увидел, поразило его. У него даже дыхание перехватило.
Под ясным и невиданно широким куполом неба простиралась в обе стороны изрытая, искромсанная, вся в ущельях и пухлых песчаных и глинистых насыпях степь. По ней всюду были разбросаны экскаваторы и множество других, неясно видимых издали машин. Экскаваторы, как ископаемые чудовища, то, вытягивая вверх свои длинные шеи и опуская их долу, вонзались зубастыми стальными челюстями в песок и глину, то выбрасывали их далеко в сторону. Тупорылые бульдозеры с глухим рыканьем и храпом выравнивали беспорядочно всхолмленный грунт, в некоторых местах они двигались строем, как танки во время атаки. Между ними, поднимая тучи желтой пыли, сновали самосвалы. Вдали, у высокого берега затерявшейся среди этого хаоса реки, стояли на тонких, широко расставленных ногах похожие на жирафов портальные краны. Они, будто удивившись чему-то, загляделись вниз, на тревожно плескавшиеся у их ног зеленоватые волны.
Прямо на восток простиралась изрезанная неглубокими ериками, блестевшая маленькими озерцами и музгами речная пойма, постепенно переходящая в степь, с желто отсвечивающими на солнце хлебами, с разбросанными по склонам холмов селами и хуторами, с густыми зарослями ивняка и терна, с тополями у околиц.
Максим еще не знал, что лежавшее перед ним огромное пространство должно стать дном нового степного моря, и удивился той с виду разрушительной работе, которая охватывала равнину из конца в конец. По всей пойме, насколько хватал глаз, казалось, ходил гигантский плуг, бороздя ее вдоль и поперек, срезая до основания, выкорчевывая с корнями и превращая в завалы изломанной древесины недавние тихие рощицы плакучих и грустных, будто предвидевших свой неминучий конец верб, прибрежных зарослей клена и ясеня, жилистой лазы и низкорослого, ушедшего твердыми, как железо, корнями глубоко в землю дубняка.
Во многих местах уже ходили бульдозеры и разравнивали дно будущего водохранилища. Вереницы грузовиков с порубленным, изломанным лесом — пнями и корягами — уходили куда-то в степь. Кое-где уже наполовину были снесены прибрежные хутора, а на их месте обозначились плешины с остатками порушенных сарайчиков и плетней.
Старые, обветшалые, приросшие к земле хатенки сдирались бульдозерами, словно железной скребницей, а некоторые, более крепкие, разбирались житлями и переносились на новые места, на зеленеющие взгорья.
Максим еще раз огляделся: «Среди всего этого нагромождения машин где же мое место? Может быть, ван там, посреди желтого пыльного облака, а может, и ближе, на дне вон того котлована?» С юга тянул жесткий полынный ветерок. Максим глубоко вздохнул и почувствовал облегчение. Сердце хотя и сжималось от неизвестности, но вчерашней растерянности уже не было.
«Может быть, только сначала все это кажется страшным, потому что неясно и непонятно, а потом пригляжусь, освоюсь, привыкну…» — подумал Максим. Он вернулся в поселок, зашел в столовую, переполненную шоферами, позавтракал.
Время приближалось к девяти часам, и Максим направился к конторе. Чем ближе подходил он к знакомому одноэтажному дому, тем сильнее билось его сердце.
Он подошел к управлению, когда стрелка перевалила за девять. Ни возле конторы, ни в вестибюле, ни в коридоре Славика, Гали и Саши не оказалось. Максим встревожился: значит, друзья уже получили назначение и, возможно, ушли на работу. Не без смущения за вчерашнее он вошел в канцелярию отдела кадров и увидел знакомую женщину. Она смотрела на него удивленно.
— Где вы были? Почему опоздали? — спросила она. — Ваши друзья искали вас и не нашли.
— Они уже оформились? Получили назначение? — спросил Максим.
— Да, оформились и завтра пойдут на работу.
— Куда? Вы можете сказать?
— А почему же нет?
Максим увидел на столе заместительницы начальника личные дела Славика, Гали и Саши.
— Станислав Стрепетов и Александр Черемшанов назначены мастерами-помощниками сменных прорабов на рытье котлована четырнадцатого шлюза. Галина Стрепетова — младшим гидрологом на гидрометеорологический пост.
— А меня куда? — спросил Максим.
— Вас? С вами еще хочет побеседовать начальник отдела товарищ Костров. Зайдите к нему.
В словах женщины Максим почувствовал что-то неладное. Возможно, он прозевал свое место? Не проиграл ли он из-за самонадеянности и глупого самолюбия?
Начальник отдела, очень сурового вида мужчина с белесой щетиной на впалых щеках, одетый в галифе и китель, на котором еще были видны следы от снятых погон, встретил Максима пристально изучающим взглядом. Он вежливо пригласил его сесть, спросил, точно продолжая начатый разговор:
— Так где же вы хотите работать, молодой человек?
Максим, не желая повторять вчерашней бестактности, замялся:
— Я… соответственно диплому, конечно.
— Но где именно? На намывной плотине, на железобетонной или на шлюзах?
— Я бы хотел быть там, где и мои товарищи… Мы ведь вместе… — торопливо подсказал Максим.
— Гм… — Начальник отдела кадров сузил глаза, и невозможно было понять, что он думал о просьбе Максима. — Где вы знакомились с работой на шлюзах? — спросил начальник.
Максим почувствовал, что какая-то нитка ускользает из его рук и что, если он не ухватится за нее теперь же, многое будет потеряно. Он силился припомнить полученные на практике частицы недолгого опыта, уже затянутого пеленой забвения, формулы из учебников, некоторые технические детали на монтаже шлюзов. Он заговорил торопливо, нанизывая слово на слово, стараясь преувеличить свои практические знания и желая почему-то только одного: чтобы его назначили обязательно на шлюз. Теперь он понял: это был не экзамен, а что-то гораздо большее, ставившее его лицом к лицу перед людьми, перед ответственностью за какой-то участок.
