Анатолий Рыбин - Люди в погонах
После обеда Мельников заехал из столовой домой. В его распоряжении оставалось еще тридцать минут. Можно почитать свежие газеты, полистать журналы. Присаживаясь к столу, он сразу подумал о рукописи. «Пожалуй, уже читают члены редколлегии. Интересно, как все сложится? Быть бы там, рядом, да поскорее узнать результаты. А то жди теперь, когда сообщат. Пройдет полгода».
Он медленно прошелся по комнате, взял со стола кругленькое зеркальце, поднес к лицу и кивнул самому себе, как кивают близкому другу:
— Ну, что, подполковник, раскис? Ничего, терпи, казак, атаманом будешь. Правда, не всем казакам в атаманах ходить. Но, надеючись, и конь копытом бьет. Отчаиваться не будем.
После обеденного перерыва Мельников обошел роты, выслушал доклады командиров о результатах проведенных занятий, поговорил с сержантами, проверил внешний вид солдат. А когда стемнело, зашел к Степшину.
— Вы свободны, майор?
— Так точно, — ответил тот, неохотно поднявшись из-за стола. Комбат закрыл за собой дверь, снял шапку, расстегнул шинель, спросил:
— Как же быть с академией? Жалко бросать-то. Трудов уже много вложено.
— Сам знаю, но что поделаешь. Задания не выполнил.
Мельников придвинул стул поближе к столу:
— Что же мешало? Ко мне вы ни разу не обращались.
Степшин вытянул узкие губы, взял в руки крышку от чернильного прибора и нервно стал перекладывать ее из ладони в ладонь, медля с ответом.
— Ну что, говорите прямо! — добивался Мельников. — С меня ведь тоже спросят.
— Нечего говорить-то, — выдавил Степшин. — Сам я виноват. Сумею поправить дело — поправлю, а не сумею...
Чувствуя, что откровенный разговор не получается, Мельников не стал больше задавать вопросов. Он достал из кармана пачку папирос, предложил закурить. Майор не сразу взял папиросу. Некоторое время сидел и смотрел куда-то в сторону. Потом, переборов себя, зажег спичку.
— Послушайте, Игорь Ильич. — Мельников облокотился обеими руками на край стола и посмотрел в упор на собеседника. — Мы с вами взрослые люди, коммунисты. Работать нам вместе не один день. А может, и в бой идти придется. Военная служба, она суровая. Как же можно не доверять друг другу? — Он помолчал, собираясь с новыми мыслями, затянулся папиросой. — Я понимаю, что у вас на сердце. Но в жизни надо быть ко всему готовым. Ровных тропок нам никто не сделал. Самим их пробивать приходится. Вот получил я сегодня предупреждение от командира полка. Прямо скажу: не ждал. Не ждал, а получил. На кого мне обижаться?
Степшин посмотрел в смуглое лицо комбата. Оно было задумчивым и немного грустным. Большие темные глаза говорили: «А вы что-то скрываете, не хотите быть откровенным. Так ведь?». Майор впервые видел комбата таким по-домашнему простым и душевным. Он даже отвел взгляд, испытывая неловкость. А когда повернулся снова, то увидел на его открытом лице теплую дружескую улыбку и опять тот же самый вопрос: «Ну, говорите же, будьте откровенны».
Степшин выдохнул облако сизого дыма и, выпрямившись на стуле, произнес тихо:
— Скажу, товарищ подполковник.
Собираясь с мыслями, он сжал пальцы в кулак и опустил его на колени.
— Все началось с того дня, когда командир полка объявил, что выдвигает меня на должность командира батальона... — одним духом сказал Степшин и на мгновение поджал губы, как бы раздумывая: «Стоит ли говорить дальше?» Но все же стал продолжать: — Меня, понятно, окрылило это. Бросил я все и занялся батальоном. Днем и ночью сидел в ротах. Думал: утвердят, дадут очередное звание, а с академией успею. Не так это важно.
— Почему не так важно? — спросил Мельников.
— Не знаю, что вам и ответить. Обстановка была странная. Командир полка ни разу не поинтересовался: «Как у тебя, Степшин, с учебой?» А за батальон каждый день разгон давал. Вот и думайте, как хотите.
— Понятно. — Мельников затушил папиросу и положил ее в мраморную пепельницу. — Ну, а сейчас-то занимаетесь?
— Плохо. По тактике одно задание выполнил, пишут, что шаблонно подошел к решению, нет творческой мысли. Какая мысль им нужна, не знаю.
— Послушайте, Игорь Ильич, — сказал Мельников. — Если вы не против, давайте вместе посмотрим ваше решение?
Степшин пожал плечами.
Некоторое время собеседники молчали. Комбат понимал, что майор испытывает очень большую неловкость, и потому всеми силами старался вывести его из этого неприятного состояния.
— Еще один вопрос у меня есть, — сказал он мягким, товарищеским тоном. — Кажется мне, что в семье у вас не все ладно. Правда, может, я ошибаюсь?..
Степшин долго думал, уставившись взглядом куда-то в сторону, потом глуховатым извиняющимся голосом признался:
— Есть и в семье шероховатости. Но об этом не стоит. Сам как-нибудь разберусь.
— Это верно, самому виднее. Но бывает и помощь товарищей не лишней. Все зависит от обстоятельств. Так ведь?
— Может, и так, товарищ подполковник. Только нет у меня желания рассказывать. Слишком длинная история. Да и не хочу я, чтобы о ней знали в полку. А вы... — он развел руками и поморщил лоб. — Заходите ко мне домой, увидите собственными глазами.
— Ладно, зайду сегодня же.
«Сложна душа человека, — рассуждал Мельников, выходя из штаба и направляясь в библиотеку. — Очень сложна. Не в каждую заглянешь вот так запросто. У иного и лицо вроде веселое, а внутри буря, да такая, непонятно даже, как он с ней борется».
Его мысли перебила громкая песня, долетевшая с другого конца городка. Он постоял, послушал, как звенят солдатские голоса в чистом морозном воздухе, и зашагал дальше.
* * *К Степшиным комбат пришел около девяти вечера. Когда стучал в дверь, думал: «Если выйдет Дуся, спрошу: в гости к вам можно?» Но появился в дверях сам Степшин.
— Пожалуйста, товарищ подполковник. Раздевайтесь.
Проходя с ним по узкому коридорчику, Мельников невольно заглянул в приоткрытую дверь комнаты. Дуся в пестром халате, с высокой прической сидела на диване и, вытянув вперед острый подбородок, совала чайную ложку в рот огромному серому коту, восседавшему у нее на коленях. Другой, рыжий, кот, чуть поменьше первого, лежал на плечах хозяйки, обвив шею наподобие лисьего воротника. И еще один, маленький, с белыми пятнами котенок весело играл на стуле.
— Ах вы, мои хорошие, ненаглядные мои, — приговаривала Дуся нежным голоском.
— Здравствуйте! — громко сказал Мельников. — Пришел к вам в гости.
Хозяйка подняла голову, бросив на вошедшего недовольный взгляд. «Не очень любезная встреча», — подумал Мельников и прошел следом за Степшиным в другую комнату. Садясь на стул, спросил:
— Сердита ваша супруга?
Степшин махнул рукой.
— Не обращайте внимания, товарищ подполковник. Такие сцены у нас бывают часто. Хорошо, есть две комнаты. Разбежимся и сидим вот так, в одиночку.
— А чего делите?
— Не знаю. — Он помолчал и со злой усмешкой добавил: — ; Недовольна, что в генералы не выхожу. Просчиталась.
— Шутите, Игорь Ильич, — улыбнулся Мельников, но, заглянув в грустные глаза собеседника, потушил улыбку, поправился: — Конечно, бывает в жизни всякое. Иной раз в самом себе неожиданные открытия делаешь.
Степшин сдвинул к переносью широкие брови и так плотно сжал губы, что они совершенно пропали. Тяжелые думы томили его сердце.
Вспомнил Степшин свою женитьбу. Какая-то странная была она. Встретились в Горьком, погуляли три вечера по набережной Волги, потом побывали у кого-то на именинах. Поздно ночью зашли к Дусе на квартиру. Он сказал в шутку: «Останусь у тебя ночевать. Домой далеко идти». Она ответила без тревоги: «Ну что ж, оставайся». С той поры так и повелось: стал Степшин ходить к Дусе, как домой. Затем расписались в загсе. А через несколько дней он увидел ее в городском сквере с незнакомым человеком в светлой фетровой шляпе, который небрежно играл розовым цветком перед самым лицом спутницы и что-то говорил улыбаясь. Степшин подошел ближе. Дуся заволновалась: «Ты же на учения собирался, Игорек. Почему же здесь?» Ее спутник буркнул что-то несвязное и скользнул в сторону. «Кто такой?» — сурово спросил Степшин. Она рассмеялась: «Ой, какой ты сердитый. Да ведь это руководитель нашего хора. Он поклонник моего голоса. А ты уже с черными мыслями. Как это можно!» И подозрения вроде рассеялись. А теперь все это всплыло в памяти. Всплыло и сжало сердце. Но ничего не сказал он об этом Мельникову, а тот не стал расспрашивать, понимая его настроение.
Они долго молчали. Степшин смотрел куда-то в сторону и медленно постукивал пальцами по спинке стула. Прервал молчание Мельников. Он положил руку на плечо товарища, сказал:
— Понимаю, Игорь Ильич, все понимаю. И зашел я не ради любопытства... — Поднявшись со стула, спросил: — Не будете возражать, если я с ней потолкую?
— Попробуйте.
Мельников прошелся по комнате, обдумывая, с чего начать разговор. Потом бодро тряхнул головой и, делая вид, что ничего не знает о семейном раздоре, открыл дверь в коридорчик:
