Иван Виноградов - Плотина
И сибиряки вкалывали. Торопились на здании ГЭС, чтобы не опоздать с пуском первого агрегата к обещанному сроку, и поспешали на плотине, поднимая и выравнивая ее по всей длине, без чего не пустишь ни первый, ни второй агрегаты. Знали: зима обязательно осложнит и замедлит бетонные работы, так что надо было максимально использовать каждый благоприятный осенний день. У хлеборобов летний день год кормит, у гидростроителей многое зависело от того, сколько бетона ляжет в плотину к началу зимы. Надо было создать такой задел, который хоть немного перекрыл бы неизбежное зимнее отставание.
Юра уходил теперь на плотину, по примеру отца, ранним утром и возвращался к позднему ужину, пожалуй, только теперь начиная понимать, что такое должность начальника участка. Помимо новых, умножившихся забот он почувствовал и новый характер ответственности, тоже возросшей. Она стала теперь не только общей, как была при отце и когда распределялась между ним и отцом, между Герой Сапожниковым, сменными прорабами и бригадирами, — теперь она все больше становилась личной, персональной. Она уже не только гоняла его на плотину, но заставляла раздумчиво сидеть над графиками и схемами, над лимитками и чертежами. Ему доводилось делать это и раньше, он мог, скажем, заметить ошибку в чертежах и согласовать поправку с проектировщиками, но мог, в общем-то, и не заметить, мог не вглядываться с такой дотошностью, ибо был над ним «шеф» с его цепким глазом. Теперь же надеяться на какую-то высшую контрольную инстанцию не приходилось, во все надо было ответственно вникать самому, все решать без надежды на последующую поправку.
Возникали новый уровень и новый характер отношений — со старшими, младшими и равными. Новый бригадир Руслан Панчатов вдруг начал называть его Юрием Николаевичем. «Да брось ты, Руслан, какой я Николаевич!»— отмахнулся в первый раз Юра. Но Руслан и в следующий, и в третий раз обратился к нему по имени-отчеству.
Ну пусть бы один Руслан Панчатов, все-таки молодой и слегка облагодетельствованный, но и начальник УОС Александр Антонович Проворов тоже стал величать его по батюшке!
— Неужели я так сильно повзрослел, Александр Антонович? — отметил Юра это новое обращение.
— А ты сам не замечаешь? — вопросом на вопрос ответил Проворов, глядя на него какими-то знакомыми, почти отцовскими глазами.
Верный своей методе, Проворов не вмешивался в дела молодого начальника — только наблюдал. Зайдет после штабной летучки, осмотрит, как будто впервые, стены прорабской и словно бы между прочим, «без надобности», спросит:
— Ну как себя чувствуют молодые кадры?
Юре, правда, и в таком обычном вопросе слышался некий скрытый смысл, по-модному говоря — подтекст. Он ведь был посвящен Мих-Михом в план кадровых перемещений в пределах УОС: если «шеф» уйдет к Проворову замом по материальному обеспечению, то Юра останется у того же Проворова начальником участка. Густова-старшего Проворов знал дольше и лучше, а вот молодого мог и не знать настолько, как это требовалось для новой, для будущей ситуации. Поэтому Юре то и дело казалось, что Александр Антонович, навещая его, заодно и присматривается к будущему кадру, изучает его в деле, определяет его пригодность для новой должности. У Проворова была теперь идеальная возможность: еще до назначения человек проходит испытательный срок!
Честно сказать, Юру это несколько нервировало и раздражало, казалось обидным. Страдало его достоинство. Проработать столько лет на плотине и оказаться в роли испытуемого (сам он применял здесь слово «подопытный») было не так уж приятно. Однако Проворову он отвечал на его вопросы вполне учтиво. Учтиво и не слишком серьезно, как и полагается между начальниками в таком разговоре:
— Молодые кадры гонят план, Александр Антонович.
— Не нуждаются в помощи старших?
— Как нам без нее! — отвечал Юра. Но без крайней нужды ни о чем конкретно старался не просить. Знал систему Проворова, не любившего опекать подчиненных, да и сам не хотел выглядеть опекаемым. Так же, как и «подопытным».
Иногда он чуть-чуть топорщился и отвечал Проворову с едва заметным вызовом:
— Строят плотину молодые кадры.
Проворов усмехался и задавал новый вопрос:
— Ну и как же она строится?
— В полном соответствии.
— Тридцать девятую секцию, надеюсь, подтянете? — вроде бы не начальственно, но все же указывал Проворов на одно явное, давно наметившееся «несоответствие».
— Она у нас на стыке участков и плохо перекрыта кранами… — начинал объясняться Юра.
— Вот-вот, — говорил Проворов. И удалялся.
Самое удивительное было здесь то, что, топорщась и внутренне сопротивляясь вниманию Проворова, Юра все больше проникался к нему уважением и временами даже тянулся к нему. Хотелось поговорить обо всем запросто и прямо. Думалось, что был бы понят. И разрасталась даже такая тайная надежда, что у этого умного человека может возникнуть некое новое, пока еще никому не известное, но непременно мудрое, для всех приемлемое решение кадровых дел. Узнать бы его — и успокоиться.
В то же время Юра понимал, что начать такой разговор с Проворовым он никогда первым не сможет. Это не Мих-Мих, с которым он недавно объяснялся.
Мих-Мих, кстати, тоже наведался в эти дни на плотину, что было для Юры и для всех на участке большой неожиданностью. Как всегда бодрый и бодрящийся, готовый к доверительности и доброжелательному пониманию. Вежливо пожал руки молодому «правителю» и Гере Сапожникову, который сидел у Юры, — они вместе мудрили над тем, как разместить на блоках еще один кран. Был самый разгар обсуждения, но Гера, завидев гостя, немедленно встал, шевельнул своими колючками и поспешно вышел к Любе.
— Чего это он? — все заметил и удивился Мих-Мих.
— Деликатный мужик — вот и все, — объяснил Юра, хотя и сам не мог понять, что так подхлестнуло Геру, отчего он так подхватился.
— А мне показалось… — о том же продолжал Мих-Мих, глядя на дверь. Однако делиться своими подозрениями не стал и вместо этого спросил Юру: — Ну как у вас дома? Как старик?
— Вы что-то не заходите, — слегка упрекнул Юра.
— Понимаешь, все собирался, собирался со дня на день, а потом, слышу, Острогорцев меня опередил. Теперь надо хотя бы денек переждать, а то как будто по следам начальства… Ты не знаешь, какие они там проблемы обсуждали? Не при тебе это было?
— Нет, я в своей комнате сидел — на случай необходимости.
— Похоже, что у них серьезный разговор состоялся.
— Какие там серьезности с больным человеком! Просто навестил начальник ветерана.
— У него так просто ничего не бывает, — знающе заметил Мих-Мих. — Да и твой шеф — заводной, если дела коснется.
— Ясно, что о чем-нибудь дельном тоже говорили.
— А насчет наших кадровых раскладок толковали?
— Не знаю. И пока что не хочу знать, — ответил Юра без особой деликатности.
Он и в самом деле не знал, заводил ли отец разговор относительно своего будущего. Сам Николай Васильевич ничего ему не рассказал, а спрашивать Юра не стал. Ему, в общем-то, не до этих проблем теперь. Ему бы хоть в своих новых проблемах разобраться да и на плотине себя не уронить.
— Похоже, твой шеф выдал Острогорцеву насчет порядков на стройке, — продолжал Мих-Мих. — Тот далее на летучке упомянул: «Мы тут с Густовым-старшим посудачили недавно насчет наших дел и пришли к некоторым выводам…» Разъяснять, к каким, он, правда, не стал, но, по-моему, недоволен.
— Ну а если действительно шеф пощекотал нервы Острогорцеву? — спросил Юра.
— Тогда он сам себе все испортил!
— Правдой ничего не испортишь, я слышал.
— Идеалист! Если у старика хватило ума наседать на Острогорцева, он сам подписал себе приказ о выходе на пенсию. И уже без назначения на новую должность.
— А заготовить приказ должны вы, как я понимаю? — не то спросил, не то подразнил Юра Мих-Миха.
— Правильно понимаешь.
— Только вам надо еще уяснить, какой именно приказ?
— Не дерзи старшим, мальчик!
Мих-Мих насупился. Может быть, он и не собирался скрывать своих целей и намерений, но не хотел быть так упрощенно понятым или так легко разгаданным.
Однако и долго сердиться Мих-Мих тоже не умел. Немного помолчав, спросил о здоровье Зои Сергеевны (хотя болел сейчас Николай Васильевич), заметил, что нынче красивая стоит осень, осведомился, как справляется участок с планом. Пожалел, что не удастся сходить на осеннюю охоту, И продолжал подспудно думать о своем, о том, ради чего пришел сюда.
— Что же будем делать, Юра? — спросил, уже собираясь уходить.
— Строить ГЭС, — отвечал Юра. Ему очень понравилась эта формула, и он повторил ее в этот день уже во второй раз.
Попрощался Мих-Мих вполне дружески, в своем стиле, передал привет Николаю Васильевичу, пообещал в самое ближайшее время навестить его.
