Антон Макаренко - Книга для родителей
Разведчики начали отступление. Они спустились вниз, но там стало труднее. Знамена были очень тяжелые. Догадались свернуть полотнище вокруг палок и легко потащили их между кустами. Они долго шли, не оглядываясь, а когда оглянулись, увидели на вершине Мухиной горы страшное смятение. Южане бегали по всей горе и заглядывали в каждый закоулок.
— Бежим, бежим, — шепнул Митя.
Они побежали быстрее. Снова оглянулись — на горе никого. Митя затревожился:
— Они все побежали за нами. Все побежали. Теперь, если поймают, отлупят.
— А как?
— Знаешь? Давай туда своротим, там густо-густо! Там ляжем и будем лежать. Хорошо?
Они побежали влево. Действительно, скоро они попали в такие густые заросли, что с трудом пробирались в них. На небольшой прогалине остановились, задвинули древки в кусты, а сами рядом зарылись в песок и притихли. Теперь они ничего не могли видеть, только прислушивались. На заводе раскатисто-победно пропел гудок — четыре часа. Нескоро донеслись к ним голоса преследователей, сначала неясные, далекие. По мере того как они приближались, стало возможным слышать и слова:
— Они здесь! Они здесь, — уверял один голос пискливо.
— А может они уже дома, — ответил другой, более солидный.
— Нет, если б домой пошли, видно бы было. Там все видно!
— Ну, давай искать!
— Они сюда, они сюда полезли! Вот следы ихние!
— Да, да.
— Вот, вот, они палку тащили.
На полянку выскочили четыре босые ноги. Разведчики и дышать перестали. Босые ноги ходили по линии кустов и осматривали каждый кустик. Митя шепнул в самое ухо Васи:
— Наши идут.
— Где?
— Честное слово, наши!
Вася послушал. Действительно, совсем рядом проходил галдеж десятка голосов, и не могло быть сомнений, что это «наши». Митя вскочил на ноги и заорал раздирающим уши надсадным криком:
— Сережка-а-а!
Двое южан остолбенели сначала, потом обрадовались, бросились к Мите. Но Митя уже не боялся их. Он отбивался кулачками и напористо сверкал глазами:
— И не приставай! И не приставай! Сережка-а-а!!!
Вася выпрыгнул на полянку и спокойно смотрел на врагов. Один из них, дочерна загоревший мальчик с яркими губами, улыбнулся:
— Чего ты кричишь? Все равно в плену. Где знамена? Говори, где? повернулся он к Васе.
Вася развел руками:
— Нету! Понимаешь, нету!
В это время затрещали кусты, зашумели голоса, и враги бросились в другую сторону.
Митя еще раз заорал:
— Сережка-а-а!
— Что тут делается? — спросил Сережа, выходя на полянку. За ним выглядывала вся северная армия.
— Вот, смотрите! — сказал Вася, развертывая вражеское знамя.
— И наше! И наше!
— Какой подвиг! — воскликнул Сережа. — Какой героический подвиг! Ура!
Все закричали «ура». Все расспрашивали героев. Все трепали их по плечам. Сережа поднял Васю на руки, щекотал его и спрашивал:
— Ну, как тебя благодарить? Как тебя наградить?
— И Митя! И Митя! — смеялся Вася, дрыгая ногами.
Ах, какой это был славный, героический, победный день! Как было торжественно на Мухиной горе, куда свободно прошла северная армия и где Сережа сказал:
— Товарищи! Сегодняшний день кончился нашей победой! Мы три раза ходили в атаку, но три раза враг, вооруженный до зубов, отражал наше наступление. Наши потери страшные. Мы уже думали, что разбиты наголову. С поникшими сердцами мы начали отступление, и вот мы узнали, что доблестные наши разведчики Вася Назаров и Митя Кандыбин на западном фронте одержали блестящую победу!..
Кончил Сережа так:
— Так пусть же эти герои своими руками водрузят наше знамя на вершине Мухиной горы! Нате!
Вася и Митя взяли яркое алое знамя и крепко вдвинули его древко в податливый песок. Северяне оглашали воздух кликами победы. Недалеко бродили растроенные южане. Некоторые из них подошли ближе и сказали:
— Неправильно! Мы имеем право снять!
— Извините! — ответил им Сережа. — Знамя ваше захвачено до четырех часов?
— Ну… до четырех…
— А теперь сколько!? Умойтесь…
Какой это был прекрасный день, звенящий славой и героизмом.
— Нет, пойдем к нам, — решительно сказал Вася.
Митя смутился. Куда девалась его постоянная агрессия!
— Я не хочу, — прошептал он.
— Да пойдем! И обедать будем у нас. А ты скажешь маме, что ты пойдешь к нам.
— да чего я буду говорить…
— А ты так и скажи!
— Ты думаешь, что я боюсь мамы? Мама ничего и не скажет. А так…
— А ты что говорил… еще утром… там ты что говорил?
Митя, наконец, сдался. Когда же они подошли к крыльцу, он остановился:
— Знаешь что? Ты подожди, а я пойду и сейчас же приду.
Не ожидая ответа, он побежал в свою квартиру. Через две минуты он выскочил обратно, держа в руках знаменитую железную коробку. В ней уже не было ни гнезд, ни диктовых перегородок.
— На твою коробку!
Он сиял розовой радостью, но глаза отводил в сторону.
Вася опешил:
— Митя! Тебя отец побьет!
— Ой! Побьет! Ты думаешь, так он меня легко поймает?
Вася двинулся вверх. Он решил, что это проклятый вопрос с коробкой сможет решить единственный человек на свете: мудрый и добрый, всезнающий его отец Федор Назаров.
Мать Васи встретила мальчиков с удивлением:
— А, ты с гостем? Это Митя? Вот хорошо! Но, ужас! На кого вы похожи? Да где вы были? Вы сажу чистили?
— Мы воевали, — сказал Вася.
— Страх какой! Федя, иди на них посмотри!
Отец пришел и закатился смехом:
— Васька! Немедленно мыться!
— Там война, папа! Ты знаешь, мы знамя захватили! С Митей!
— И говорить с тобой не хочу! Военные должны раньше умываться, а потом разговаривать.
Он прикрыл дверь в столовую, высунул оттуда голову и сказал с деланной суровостью:
— И в столовую не пущу! Маруся, бросай их прямо в воду! И этого выстирай, Кандыбина, ишь какой черный! А это та самая коробка? Угу… понимаю! Нет, нет, я с такими шмаровозами не хочу разговаривать!
Митя стоял на месте, перепуганный больше, чем в самой отчаянной битве. С остановившимися в испуге острыми глазами он начал отступление к дверям, но мать Васи взяла его за плечи:
— Не бойся, мы будем мыться простой водой!
Скоро мать вышла из кухни и сказала мужу:
— Может, ты острижешь Митю? Его волосы невозможно отмыть…
— А его родители не будут обижаться за вмешательство?
— Да ну их, пускай обижаются! Бить мальчика они умеют, у него… все эти места… в синяках.
— Ну, что же, вмешаемся, — сказал весело Назаров и достал из шкафа машинку.
Еще через четверть часа оба разведчика, чистые, розовые и красивые, сидели за столом и… есть не могли, столько было чего рассказывать.
Назаров поражался, делал большие глаза, радовался и скорбел, вскрикивал и смеялся — переживал все случайности военной удачи.
Только что пообедали, прибежал Сережа.
— Где наши герои? Выходите сейчас же, парламентеры придут…
— Парламентеры? — Назаров серьезно оправил рубаху. — А мне можно посмотреть?
Северная армия выстроилась в полном составе для встречи парламентеров. Трубача, правда, своего не было, но зато на вершине Мухиной горы стояло северное знамя!
Но раньше, чем пришли парламентеры, пришла мать Олега и обратилась к северянам:
— Где Олег? Он с вами был?
Сережа уклонился от ответа:
— Вы ж не разрешили ему играть.
— Да, но отец позволил ему посмотреть…
— У нас его не было…
— Вы его видели, мальчики?
— Он там торчал, — ответил Левик. — Его в плен взяли.
— Кто взял в плен?
— Да эти… южные…
— Где это? Где он сейчас?
— Он изменник, — сказал Митя. — Он им все рассказал, а теперь боится сюда приходить. И пусть лучше не приходит!
Куриловская с тревогой всматривалась в лицо Мити.
Митя сейчас сиял чистым золотом яблоком головы, и его глазенки, острые и напористые, теперь не казались наглыми, а только живыми и остроумными. Назаров с интересом ожидал дальнейших событий, он предчувствовал, что они будут развиваться бешеным темпом. Из своей квартиры, пользуясь хорошим вечером, вышел и Кандыбин. Он недобрым глазом посматривал на нового, остриженного Митю, но почему-то не спешил демонстрировать свои родительские права.
Куриловская в тревоге оглядывалась, подавленная равнодушием окружающих к судьбе Олега. Она встретила любопытный взгляд Назарова и поспешила нему.
— Товарищ Назаров, скажите, что мне делать? Нет моего Олега. Я прямо сама не своя. Семен Павлович еще ничего не знает.
— Его в плен взяли, — улыбнулся Назаров.
— Ужас какой! В плен! Куда-то потащили мальчика, что-то с ним делают! Он и не играл совсем.
— Вот то и плохо, что не играл. Это напрасно вы ему не позволили.
— Семен Павлович против. Он говорит: такая дикая игра!
