Илья Штемлер - Гроссмейстерский балл

Стас и Филипп поплелись в гостиницу. Было темно. Старушка уборщица, она же комендант, осветила их фонариком. Узнала.

— Пробки пережгла я… Может, понимает кто из вас? Мне достирать надо.

— Завтра, мамаша. Сейчас спать будем.

У Стаса было плохое настроение. Он прошел в свой номер и лег. Не раздеваясь, прямо в костюме. Филипп сел на кровать. В оконное стекло настойчиво стучали дождевые капли. Удачно пришли. Борский наверняка промокнет. А может быть, он и не вернется…

Стас уснул. Филипп вышел на крыльцо. Холодный воздух обжег легкие, но было приятно. И совсем не холодно. Из темноты прозвучал низкий пароходный гудок. Там, в темноте, Вилюй. Говорят, что он прозрачный, но Филипп видел его мутным. Днем. Вчера и сегодня…

Гудок пропал в темноте. У крыльца стояла бочка с водой. Капли стекали с крыши и падали в бочку: „Ни-на, Ни-на“. „Почему Нина?“ — подумал Филипп и вытянул руку. Капли застучали о ладонь: „Так-так, так-так…“ Филипп убрал руку, „Ни-на, Ни-на“, засуетились капли…

До Ленинграда восемь тысяч километров. До Ленинграда семнадцать летных часов. В Ленинграде только пять часов вечера… В Ленинграде кончился рабочий день…

Пять часов — это время пик. Транспорт переполнен. Люди спешат домой. Из автобуса на остановке у Главного штаба вышла женщина. Светлые волосы падали на лоб. Она зашла в здание телеграфа на улице Герцена и присела к длинному мраморному столу. Много раз перечеркивая, составила телеграмму, переписала начисто и, подойдя к окошечку, протянула бланк.

Девушка-приемщица пробежала текст глазами: „Нюрба—Якутская. Амакинская экспедиция. Круглому Филиппу. Прости меня. Я все тебе лгу. И не надо ничего выяснять. Нина“.

В семь утра АН-2 поднялся в воздух и лег на курс: Нюрба — базовый лагерь.

Телеграмму доставили в экспедицию гораздо позднее. Она не застала адресата.

Секретарша расписалась в ведомости и положила телеграмму в ящик.

„Интересно, что он слышит в этом шуме?“ — подумал Филипп, глядя на затылок Борского. Тот откинул голову на спинку кресла и прижимал к уху транзисторный приемничек. Самолет ревел, как старый автобус на крутом подъеме. Воздушный работяга — товарняк экспедиционного масштаба. В новенькой заводской упаковке три прибора ПОА. Несколько ящиков с магнитометрами — хозяйство Борского.

Стас сидит на другой стороне. Филипп еще в Иркутске обратил внимание: со Стасом происходит что-то непонятное. Он едва не пропустил самолет на Нюрбу. Прибежал к самому концу посадки. У него появилась непонятная растерянность. Как у человека, неожиданно потерявшего опору. И не в Иркутске, а раньше…

Самолет шел на посадку. Борский спрятал приемник в чехол и повернулся к Филиппу: базовый лагерь. Внизу мелькали домики. В стороне речка. Крылья вот-вот коснутся вдруг выросших лиственниц. Толчок… Посадочная площадка. Самая обыкновенная. Несколько бензиновых бочек свалены в кучу. И все!

Две девушки в старых геологических кителях подбежали к самолету.

— Наконец-то! Вытряхайтесь! Нам в экспедицию надо! — кричали они, словно это был не самолет, а тележка, запряженная пони в зоопарке. Пять кругов — десять копеек…

Приборы сложили на волокушу — стальное корыто, прицепленное к гусеничному тракторишке. Тракторишко захныкал все уверенней и злей и наконец рванул. Следом поползла волокуша. До базового лагеря три километра. Местами грязь была настолько непролазной, что тракторишко сворачивал в сторону, подминая тощенькие лиственницы и карликовую березку.

…Стас и Филипп остановились у Борского в деревянном домике на четыре семьи. Борскому принадлежали комната и кухня. Вместительная кухня превратилась в домашнюю мастерскую по ремонту аппаратуры. Тут стоял и старенький венгерский „Этвеш“, и кварцевые гравиметры, и магнитометры. На дверях кладовки надпись: „Стоп! Термокамера!“. На широкой плите разбросаны инструменты.

— Знаете, в пургу очень удобно работать дома. Веселей, — оправдывался хозяин, жестом приглашая их в комнату.

Комната была большая и очень чистая. Даже не верилось, что у Борского такая чистая комната. Дощатая перегородка делила ее на две неравные части. На перегородке стрелочки-указатели: „Для ума“ и „Для души“…

„Нет, я его убью… Он боится“ заблудиться в своей пещере», — подумал Стас и спросил:

— Надеюсь, фарватер в туалет указывают специальные маяки и путеводители?!

— Прямо и налево. У амбара.

Стас вышел.

— Я его возненавижу, — проговорил Борский.

— Напрасно. Он неплохой парень, — ответил Филипп.

— Самодовольный циник и эгоист, — настаивал Борский.

В отсеке «Для ума» на стене висела карта изогам и структурная карта района. В шпагатных качалках — рулоны миллиметровки и кальки. На столе книги и журналы. Два некрашеных табурета. Платяной шкаф. Обитель ученого-аскета… В, отсеке «Для души» рядом с кушеткой, покрытой слежалой оленьей шкурой, стоял низкий желтый столик на черных ножках. Явная самоделка. Книжный шкаф. Цветные занавески во всю стену. В углу магнитола «Неринга» с откинутой крышкой.

— «Наутилус» капитана Немо на диком дне океана, — проговорил Филипп, оглядывая комнату. — Ну и терпение у тебя, Борский!

— Женщина убирает. Договорился тут с одной, — ответил «капитан Немо» в джинсах цвета хаки. — Остров цивилизации…

Филипп остановился возле книжного шкафа. Книг было немного: Юрий Казаков, К. Паустовский, В. Солоухин. И в основном журналы. На двух нижних полках по секциям — картонные коробки магнитофонных лент. Над каждой секцией название: «Диксиленд», «Свинг», «Боп», «Кул»… Всего девять секций.

— Джаз — мое старое увлечение, — проговорил Борский. — Еще с университета… Хотя сам совершенно не играю. Я коллекционер.

Появился Стас. Он оглядел комнату. «Модерн» в тайге не произвел на него никакого впечатления.

— Интересно, где мы расположимся? — проговорил Стас.

— Ах да… У соседей была раскладушка, — засуетился Борский и вышел.

Филипп повернулся к Стасу.

— Есть такая восточная мудрость: «Придя в гости, оставь у порога спесь». Или что-то в этом духе…

— Он меня раздражает. Он и его бороденка, — грубо ответил Стас. — Рафинированный столичный мальчик играет в Амундсена…

— У тебя плохое настроение?

— Идите вы к черту!

Начальника базы Манукяна застали в камералке. Он рассматривал через бинокуляр шлифы какой-то породы. Рядом стояла лаборантка.

— Неужели я не могу разобраться в этом образце? — раздраженно говорила девушка.

— Вера, минуточку… Я твой хлеб не отнимаю. Рабочий день не кончился, Вера, — бормотал Манукян, пряча глаза в тубусы бинокуляра.

— Георгию Месроповичу привет!

— Борский-джан! Я тебя жду, как маму! — Манукян вскочил. Поздоровался с Филиппом и Стасом так, словно они знакомы двадцать лет и пришли из соседней комнаты.

— Ты помнишь незаконченный восьмой профиль?! Вот образцы из трех шурфов… Сплошной ильменит и пироп. Посмотри! — Манукян потащил Борского за руку и усадил на высокий стул перед бинокуляром. — И не говори мне, что надо отрабатывать северный участок… Немедленно заканчивай восьмой профиль…

Борский смотрел в тубус.

— Хорошо. Вы кто такие? — обратился наконец Манукян к Стасу и Филиппу. Филипп объяснил. Но, кажется, Манукян не понял. — Слушай, зачем мне эти изотопы?! Мой складчик боится. Думает, атомные бомбы. Какой-то дурак его напугал… Расчет просит.

Филипп посмотрел на черные усы и веселые глаза Манукяна и еще раз объяснил.

— Вот теперь понятно… Живите! Испытывайте прибор. Очень рад!

Борский откинулся от тубусов и, усмехаясь, полез в карман. Он достал приказ и протянул Манукяну. Тот прочитал и стал серьезным.

— Глупые люди… На пятнадцать рублей меня оштрафовали. — Манукян подошел к стене и постучал. В камералку вошел парень. — Костя, когда сеанс с Нюрбой?

— Через час, Георгий Месропович.

— Как, по-твоему, хорошая шутка в зоне вечной мерзлоты стоит пятнадцати рублей и выговора?

Костя молчал. Он не понимал, в чем дело.

— В сеанс передашь радиограмму: «Срочно пришлите картофель. Приказ получил. Целую. Манукян».

— Это известно, — проговорил радист и вышел.

Стас рассмеялся. Манукян ему нравился…

…Шесть контейнеров с изотопами стояли на полу склада. Их получили еще в июне. Складчик, пожилой якут, обходил «товар» стороной. Искренние и наивные, якуты верили во что угодно. И сразу! Разубедить их было трудно. Зачем надо обманывать?!

Изотопы надо убрать со склада: жаль якута, и потом — техника безопасности. Якут показал неподалеку яму метра полтора глубиной, выложенную кирпичом. Зимой там держали бочки с жиром от обогатительной ленты. Яму очистили и спустили на дно пять контейнеров с изотопами. Шестой контейнер перетащили в камералку. Там собрались геологи. Хотели посмотреть на работу полевого обогатителя. Обсуждали достоинства прибора. Сомневающихся не было…