Мария Глушко - Год активного солнца
«Неработающая» бабка грохнулась на диван, вытерла полотенцем взмокшую шею, вытянула ноги. Ноги у нее были молодые, красивые. И сама она, при всей полноте, сохранила живость и подвижность.
Кира Сергеевна обвела глазами стены в обоях. Она уже заметила, что во всех комнатах обои были с детскими рисунками: опрокинутые матрешки, кот в сапогах, веселые волки и зайцы из сказок.
Где достали такие?
— Ты сиди, отдыхай, — сказала она. — Давай я салат порежу.
Каждая подробность этого суматошного, счастливого быта бросалась в глаза. Кира Сергеевна вспомнила письма Лидии, полные забот о семье, и как сама когда-то жалела подругу: на что уходят ее годы и силы? На что разменивает свой талант?
— Мне всю жизнь не хватает двух вещей: времени и денег, — вздохнула Лидия.
— Только-то? Тогда ты счастливая, — сказала Кира Сергеевна.
40
Уже когда сели за стол, ввалилась молодежь — Виктор с женой. В одинаковых спортивных костюмах, с одинаковыми шапочками, с ярким румянцем на щеках.
— А, тетечка Кирочка, я сейчас! — заорал Виктор, отнес лыжи в кладовку, стащил со своих длинных волос шапку и вошел в столовую. Поцеловал Киру Сергеевну. От него пахло морозной улицей, в длинных кудрях блестели капельки влаги.
Подвел жену. Она опустила ресницы, подала маленькую мягкую ладонь. Жену Виктора Кира Сергеевна видела впервые — высокая, смуглая, со странным именем — Ия.
— Ия у нас грузиночка, а по-грузински Ия — значит фиалка, — с гордостью объяснила Лидия. Она суетилась возле невестки, ощупывала плечи, ноги:
— Ты не падала? Ноги не промочила?
За столом мальчишки болтали ногами и куксились, не хотели есть. Лидия совала каждому ложку в рот, приговаривая: «За папу», «За маму». Успевала следить и за невесткой:
— Иечка, тебе горчицу нельзя… Иечка, пей сок…
Виктор, расправляясь с курицей, бормотал:
— Наша бабуля не умеет воспитывать, балует…
Лидия ткнула его ложкой в лоб.
— Видала, Кирка? Когда-то я была мамой, теперь для всех — бабуля. Хотя они-то с внуком не спешили.
Ия, сморщив хорошенький носик, козыряла в тарелке и нетерпеливо поглядывала то на мужа, то на свекровь.
— Бабуля, вы не обидитесь, если мы выйдем из-за стола? — нежным плачущим голоском спросила она. Встала, подошла к Лидии, что-то шепнула на ухо.
Обе смеялись — долго и весело.
Обсосав куриные косточки, Виктор тоже вылез из-за стола, под локоть увел жену.
— Мои голубочки, — растроганно сказала Лидия.
Мальчишки, схватив по яблоку, убежали спать. Но это только считалось, что спать, — в столовую доносился визгливый, закатный хохот, слышалось глухое шлепанье подушек.
Все разойдутся, а убирать — Лидии, подумала Кира Сергеевна. Так уж заведено тут. Да, бабуля всех неправильно воспитывает, за всеми убирает, устает, но все равно она счастливая.
И вокруг нее все счастливые.
— Ну, еще по единой, — возгласил Женечка и потянулся к коньяку, но Лидия перехватила бутылку.
— Обойдешься. Вот, Кирка, уговариваю этого бездельника уйти в отставку. Надоело мотаться, как цыганам, годы не те, осесть хочется. Не желает. Почему, думаешь? До генерала жаждет дослужиться. — Обернулась к мужу: — Скажешь, нет?
— Скажу да, — засмеялся Женечка. — А чем тебе плохо генеральшей быть?
— Какая из меня генеральша? Генеральши в каракулях и норках ходят.
— Пусть ходят. Ты, мамочка, и без норок у меня как королева!
Олег Николаевич все время молчал, почти ничего не ел, близоруко посматривал на всех с неуверенной рассеянной улыбкой.
Кира Сергеевна всегда удивлялась, до чего он не похож на сестру.
За столом сидели долго. Ее поражало, как много они едят. Обеду предшествовали обильные закуски, плотный обед всегда заканчивался многоступенчатым десертом: фрукты, компот, варенье, чай с пирожными или тортом.
— Твоя норковая шубка — на столе, — сказала Кира Сергеевна, и все засмеялись.
— Один-ноль в твою пользу, — прогудел Женечка.
— Ну, да, да, — согласилась Лидия, облизывая ложечку, — семейка у меня прожорливая, и я люблю, когда много едят.
После обеда глаза Женечки посоловели, он сказал расслабленно:
— Спать вредно, посему, мамочка, включи телик, — и перетащился со стула на диван, уткнулся в телевизор.
— Тебе хоть фигу показывай, все равно будешь глазеть, — проворчала Лидия, собирая посуду.
Кира Сергеевна помогала убрать со стола. Потом они мыли на кухне посуду, и Лидия рассказывала про внуков, которые, конечно же, необыкновенно одаренные математики, подумать только, еще и читать не умеют, а любые задачки в пределах десяти решают в уме.
— В тебя пошли, — сказала Кира Сергеевна. Заглянул Виктор, выманил мать:
— Бабуль, на минуточку. — Увел ее в свою комнату. Кира Сергеевна опрокинула тарелки на сушку, вытерла стол. Подошла к окну. На крышах лежал розовый снег, длинные тени расчертили улицу, и она удивилась, как быстро кончился день.
Вошел Олег Николаевич попрощаться — он уходил домой. Сказал неопределенно:
— Мы еще увидимся.
И все стоял, как будто ждал чего-то, и смотрел на Киру Сергеевну.
Из столовой донесся блаженный всхрап Женечки, в детской один из мальчишек закатился ревом. Выскочила в прихожую Лидия, нелепая тапочками, помчалась к внукам. Навела там порядок, по пути встряхнула мужа, вернулась на кухню.
— Видала? Спиннингом рыбу в аквариуме ловили! Нет, это не математики, это одаренные бандюги!
Вошел Женечка, тараща сонные глаза.
— Мамочка, ей-богу, не спал…
Хотел обнять Лидию, но она треснула его по руке.
— Убирайтесь, дайте с Киркой поговорить! Олег, ты ж домой собрался, чего торчишь!
Мужчины ушли, Лидия вытащила кофеварку.
— До чего же надоели! Видишь, Кирка, как бездарно разменяла я свой талант?
Они пили кофе, и Лидия по привычке плакалась на свою судьбу. Впрочем, винила только себя: еще на третьем курсе профессор Шурлапов сказал про курсовую, что она потянет на диссертацию, надо ее только развить и углубить.
— Генку Соловьева помнишь? Он углубил и защитил эту тему.
И опять жаловалась на судьбу, на собственную бесхарактерность, позволившую загубить талант.
— Живу в родном городе, но ни в школе, ни в институте не бываю, от всех прячусь… Как-то собирался наш выпуск, так я не пошла… Там — кто ученый, кто заслуженный деятель, а я? Дипломированная домохозяйка, что хорошего?
Кира Сергеевна видела, как трясутся ее толстые мягкие щеки, повлажнели глаза, и терпеливо ждала, когда иссякнет поток ее слов. А Лидия вспоминала однокашников и кто кем стал, вздыхала и опять вспоминала:
— Помнишь, Шурлапов любил повторять: человек имеет то, чего он стоит. Ты даже не представляешь, как это верно!
— Ты дура, — не вытерпела Кира Сергеевна.
— Без тебя знаю, что дура, — согласилась Лидия, — Была бы умная, не дала бы сожрать свой талант…
— Ты потому дура, — перебила Кира Сергеевна, — что до сих пор не поняла, в чем твой талант. Он не в математике. Ты талантливая мать, понимаешь?
Лидия посмотрела на нее так, словно услышала глупость.
— А ты не мать? А другие женщины — не матери?
— Ты талантливая мать, и рядом с тобой все счастливы. В математике тебя заменил Генка Соловьев. А кто мог бы заменить в семье?.. Так что перестань склонять это слово «талант».
Лидия уставилась на нее своими глазками.
— Интересное рассуждение. Рядом со мной всё счастливы. За счет меня. А я счастлива?
— Да, счастлива. Не может быть несчастной мать, у которой счастливые дети.
Кира Сергеевна пошла в столовую за сумочкой, принесла сигареты.
— У тебя где можно курить?
— Ты стала курить? — спросила Лидия.
— Стала курить.
Она курила у форточки, а Лидия пила остывший кофе, поглядывала на нее из-под реденьких бровей. Как будто хотела, но не решалась о чем-то спросить.
— Знаешь, — начала Кира Сергеевна, — недавно на комиссии по делам несовершеннолетних — есть у нас такая — я подумала: ведь мы делаем совсем не то…
— Кто — «мы»?
— Все мы.
— Как это — «не то»?
— Вот так. Расширяем круглосуточные детсады, устраиваем в школе продленки… Теперь вот — школы полного дня… В первом классе вешаем ребенку ключик на шею и гордимся, как ловко мы освобождаем женщин от детей для общественно-полезного труда. А ведь ключик на шее ребенка — это драма нашего времени, только никто этого не хочет знать. И никто не спросит у детой, хотят ли они носить на шее ключик, хотят ли расти в круглосутках и продленках…
— Но ведь матери должны работать, — вставила Лидия. — Мы не так уж богаты…
— Мы богаты! Мы достаточно богаты для того, чтобы вернуть матерей к детям! Мать сама должна воспитывать своего ребенка!
— Странно, что об этом говоришь именно ты, — сказала Лидия.
