Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан
После этого он решил выйти со своим ботиком на взморье, но уже не один, а пригласил своих друзей — Марка и Людмилу. «Пусть посмотрят, — думал Саня. — Пусть увидят, как я держусь».
Сейчас он жалел, что пошел на это испытание не один. Будь с ним только Марк — куда ни шло. Но Людмила…
— Саня, не повернуть ли нам назад? — предложила Людмила. — Смотри, как разыгрались волны.
— Что ты называешь волнами? Вот эти морщинки? Да ведь это простая рябь, не больше.
Марк и Людмила переглянулись.
— Я знаю, о чем вы думаете, — засмеялся Саня. — Вы думаете: «Ну, расхвастался Санька, удержу нет! А сам небось вот-вот травить за борт начнет и позеленеет, как лягушка…» А я не позеленею! И травить не начну, ясно?! Хватит, отмучился. Побаиваюсь еще, но чую: будет все-таки Санька Кердыш моряком, будет!
Они вернулись на берег уже к вечеру, поставили ботик в ковш и пошли в кафе ужинать.
— Заказывать буду я, — сказал Саня Марку. — За свое крещение.
Они взяли бутылку шампанского, Людмила и Марк заказали себе шашлык, а Саня, взяв карандаш, стал подчеркивать названия блюд: бифштекс, баранья отбивная, салат из крабов, кета… Девушка-официантка спросила:
— Зачем вы подчеркиваете?
— Это все я буду есть, — ответил Кердыш. — Вы знаете, сколько ест моряк, который возвращается после долгого плавания?
Во время ужина Саня сказал:
— Никто не знает, каких трудов мне стоило выколотить из себя морскую болезнь… Я, конечно, понимаю: шторм в море — это совсем не то, что было сегодня, но два года назад даже от такой волны я становился трупом… Давайте выпьем за будущего моряка Саньку Кердыша. За будущего ледового капитана Александра Александровича Кердыша. Ура, товарищи!
— Ты сильный человек, Саня, — с нежностью проговорила Людмила. — Я уверена, ты станешь настоящим капитаном. И однажды ты приведешь свой потрепанный бурями корабль в наш док и скажешь: «Товарищи докеры, вручаю вам свою посудину, сделайте все, что нужно». Можешь не беспокоиться — мы сделаем. Правда, Марк?
— Сделаем, — подтвердил Талалин.
— Спасибо, — сказал Саня. — Обратите особое внимание на третий шпангоут в кормовом отсеке.
Принимая его шутку, Людмила заметила:
— В третий отсек я поставлю лучшую свою сварщицу Марину Санину. Она постарается…
Марк быстро взглянул на Людмилу.
Людмила заметила, как встрепенулся Марк, однако продолжала, улыбаясь:
— Порой меня называют «королевой голубого огня», и я уже почти поверила, что среди девушек-сварщиц в искусстве зажигать хорошую дугу равных мне нет.
— Теперь так не думаешь? — спросил Саня.
— Если бы ты видел, как работает Марина, не спрашивал бы, — уже серьезно ответила Людмила. — Впрочем, Марк знает об этом не хуже меня, он может подтвердить. Подтвердишь, Марк?
Марк закурил, не спеша спрятал в карман портсигар и спички, потом взял бутылку и спросил:
— Ты еще немного выпьешь, Люда?
Людмила кивнула:
— Налей, только чуть-чуть. И знаете что? Давайте выпьем за дружбу, которая не ржавеет от времени. Есть ведь такая дружба, Марк?
— Ты говоришь о дружбе или о любви? — глядя на свой бокал с вином, спросил Марк. — Это ведь не одно и то же.
— Разве? — Людмила тоже подняла бокал и посмотрела сквозь него на Марка. — Я не искушена, Марк. А что, по-твоему, сильнее?
Марк выпил, поставил бокал на стол, сказал, обращаясь к Сане:
— Нам пора, Саня. Давайте рассчитываться…
Они вышли из кафе, и Марк хотел было уже распрощаться, когда Кердыш вдруг, увидев какого-то парня, сказал:
— Видишь вон того типа, что стоит у киоска? Он по мою душу. В восемь у нас баскет, а я хотел увильнуть. Теперь не выйдет, придется идти. Ты проводишь Люду?
— Если она не будет против, — ответил Марк.
— Я не буду против, — согласилась Людмила.
Долгое время они шли молча: Людмила — впереди, Марк — чуть-чуть сзади. Иногда Людмила замедляла шаг, но и Марк приостанавливался, то прикуривая папиросу, то, присев, завязывал шнурок на туфле. Девушка понимала, Марку почему-то неловко идти с ней рядом.
Внезапно она остановилась и попросила:
— Возьми меня под руку, Марк.
Марк взял ее под руку и почувствовал, как Людмила, возможно непроизвольно, сразу подалась к нему, прижавшись к его плечу. Он слегка отстранился и скорее угадал, чем увидел, что она улыбнулась.
— Марк, — тихо сказала она.
— Да.
— Почему ты молчишь?
— Спеть что-нибудь?
— Ты обиделся?
Он пожал плечами.
— На кого?
— На меня, конечно.
— Разве есть за что?
Тебе было очень неприятно, когда я заговорила о Марине. Я это почувствовала с первых же своих слов.
— Почему же ты не остановилась?
— Чисто женская глупость. Можешь ты это понять?
— Нет.
— Хорошо, я объясню. Может быть, это и не глупость. Да, скорее всего это не просто глупость. Знаешь, Марк, в каждой женщине сидит какой-то паршивый чертик, с которым ей очень трудно бороться. Он страшно зловредный, этот чертик. И очень загадочный. То ему взбредет в голову толкнуть женщину на какой-нибудь безрассудный поступок, вроде влюбиться в женатого мужчину, то он заставит ее приревновать парня, своего хорошего товарища, к девушке, тоже хорошей своей подруге. А то вдруг ни с того ни с сего начнет нашептывать: «Ну-ка прислушайся к своим чувствам, не кажется ли тебе, что ты неравнодушна вот к этому человеку?» Начинаешь прислушиваться, Да, действительно что-то есть. Стараешься убедить чертика-искусителя: «Этот человек принадлежит другой, нельзя же забывать о чести…» А он: «Ну, знаешь, еще неизвестно, много ли осталось у него к ней от прошлого. Ты сперва узнай, а потом уже говори о чести…» Ему-то что, бесенку, который в тебе сидит: заварит кашу — и исчезнет, а ты потом…
— А ты что потом? — спросил Марк.
Людмила рассмеялась.
— Я ведь говорю не о себе. Вообще говорю.
Они проходили по небольшому скверику, и Марк, увидев скамью, предложил:
— Давай немножко посидим.
— Давай, — согласилась Людмила. — Ты дашь мне папиросу? Вообще-то я не курю, но сейчас…
— Папиросу я тебе не дам, — сказал Марк. — Посидим просто так.
— Хорошо, посидим просто так.
И опять они долго молчали. Марк старался понять смысл слов, сказанных Людмилой. Что ей нашептывал ее зловредный чертик? И зачем она там, в кафе, завела речь о Марине? При Сане Кердыше… И о чем она сейчас думает?..
О чем она сейчас думала? Когда они оставались с Саней вдвоем и он, теряясь, не находил слов, чтобы продолжить тот разговор, который был таким непринужденным при Степане и Марке, Людмилу угнетало молчание. Именно во время молчания она начинала понимать, что Саня не в силах заполнить пустоту, испытываемую ею все чаще и чаще. А вот с Марком и молчать хорошо. Она совсем не чувствует никакой пустоты… Никакой! Она готова вот так же молча сидеть хоть до утра.
Марк неожиданно попросил:
— Дай мне руку.
Она сняла тонкую кожаную перчатку.
Ладонь ее была теплой и очень маленькой. Марк даже удивился, какой маленькой была ее ладонь. Он сказал:
— Мы с тобой хорошие друзья, Люда? Имею я право назвать себя твоим хорошим другом?
— Наверное. Если не боишься…
— Не боюсь. Нет, не боюсь, — повторил он и спросил: — Скажи мне правду, о чертике ты действительно вообще или в частности?
Людмила ответила в шутливом тоне:
— Сказать тебе правду? Тогда давай представим, что я решила исповедаться, как грешницы исповедовались в старину. Хорошо?
— Хорошо.
— Я расскажу вам всю правду, святой отец, а вы в сердце своем отыщите слова, которые бы утешили меня и оправдали, ибо я очень нуждаюсь и в том, и в другом. Я всегда считала себя сильным человеком и всегда была уверена, что справедлива к людям и к самой себе. Душа моя стремилась к любви, но долгое время она оставалась одинокой, и это тяготило меня, святой отец… Только однажды я почувствовала, как во мне что-то дрогнуло и оттаяло. Мне показалось: наконец-то я встретила человека, с которым найду счастье. Это славный юноша с добрым и горячим сердцем. Он полюбил меня, но…
Людмила сама достала из кармана Марка портсигар и спички. Неумело помяв папиросу, подула в мундштук, закурила.
Марк сказал:
— Во время исповеди не курят.
— Ты просто не знаком с новыми обычаями. — Людмила втянула в себя дым, закашлялась. — Церковь тоже модернизируется.
Марк заметил:
— Мне кажется, этот шутливый тон нелегко тебе дается. Или я ошибаюсь?
Людмила ничего не ответила. Тогда Марк положил руку на ее плечо и в упор спросил:
— Скажи, ты любишь Саню?
Кажется, она не очень удивилась его вопросу. Может быть, ожидала, что он спросит об этом. Ответила совсем спокойно и прямо:
