Анатолий Рыбин - Трудная позиция
Был обычный учебный день. Но занятия у курсантов третьей батарей были необычные. Капитан Корзун подошел к стоявшему на деревянном мостике стенду и нажал на рычажок выключателя. На стенде, набирая обороты, закрутилась крупная металлическая луковица, наполняя помещение тонким комариным гулом.
— А теперь, — сказал Корзун, обратившись к курсантам, — я могу предложить кому-нибудь из вас попробовать повернуть вот это устройство или влево или вправо. Удерживается оно, как вы видите, на шарнирах свободно.
— Разрешите мне? — попросил Яхонтов.
Винокуров язвительно заметил:
— Ему что, товарищ капитан. Он штангист.
— Вот, вот, — загадочно улыбнулся Корзун. Штангист и нужен.
Пока Яхонтов выбирался из-за стола, Корзун объяснил, что устройство на стенде — гироскопический прибор, который придает ракете устойчивость во время полета и фиксирует малейшие ее отклонения от курса. Без такого прибора устойчивость ракеты в полете немыслима вообще.
Подойдя к стенду, Яхонтов обеими руками взялся за ручки гироскопа и попытался повернуть его сперва с одной стороны, потом с другой. Гироскоп слегка поворачивался, но тотчас же возвращался в прежнее положение.
— Ох и зверь, — вздохнул Яхонтов. — Не слушается.
Курсанты засмеялись.
— Разрешите, я попробую? — загорелся Винокуров.
Капитан пригласил к стенду Винокурова, Иващенко и Красикова. Один за другим подходили они к прибору, стараясь повернуть гироскоп в ту или иную сторону, однако центробежная сила его была так велика, что все старания курсантов оказались напрасными.
— А может, мы одолеем? — послышались голоса курсантов из глубины класса.
— Разрешите, товарищ капитан?
— Ну-ну, пожалуйста.
Сидевший неподалеку от стенда старший лейтенант Крупенин с довольной ухмылкой пощипывал подбородок. Он знал, как готовился к этому занятию капитан Корзун, как он вместе с техниками устанавливал на стенде гироскопическое устройство. И теперь, видя, с каким азартом следят курсанты за этой крутящейся металлической луковицей, подумал: «Вот так можно показывать технику и на других уроках, и никакой каши не получится. Да и времени для этого много не нужно. Зря подполковник Аганесян беспокоился».
В перерыве Корзун увел Крупенина в свою лабораторию, где теперь уже рабочих мест было значительно больше, чем прежде, и на длинных, во всю стену, полках стояли различные электрические приборы, сделанные самими курсантами. Здесь были и усилители переменного тока, и трехфазные выпрямители, и приборы по исследованию полупроводников. Одни почти смонтированные полностью, другие — наполовину, а третьи только начаты. И на каждом приборе была наклеена бумажка с фамилией курсанта.
— Вот видите, Борис Афанасьевич, — сказал Корзун, показав на изделия. — Теперь почти половина батареи работает, а кое-кто уже проявил себя. Так что ваша идея... — Он улыбнулся и пригласил Крупенина подойти поближе к полкам. — Обратите внимание, Борис Афанасьевич, сказал он, коснувшись деревянной указкой каркаса одного из приборов, который стоял отдельно от других на верхней полке, — творение курсанта Иващенко. Заметьте, чистота работы какая! Теперь вот сюда идите. — Корзун взял старшего лейтенанта под руку и подвел к другому прибору, что стоял в самом конце той же верхней полки. — Полюбуйтесь, как ваш Винокуров старается. Тоже монтаж довольно любопытный. Даже с некоторой выдумкой.
— Вижу, вижу. Молодцы ребята, — одобрил Крупенин. — В боевой обстановке все это, знаете, как пригодится... — Он внимательно осмотрел прибор и снова повернулся к Корзуну. — Послушайте, Владимир Семенович. А что, если устроить выставку вот этих самых изделий? И не здесь, а в вестибюле, чтобы все могли видеть. Неплохо ведь получится?
— Очень даже неплохо, — согласился Корзун. — Только вот беда какая. Оборудовать лабораторию больше нечем. Кончились материалы.
— К начальству идите, требуйте.
— Ходил уже. Что было на складах, отдали. Все равно мало.
— Просите тогда в округе, — посоветовал Крупенин. — Заявку надо срочно оформить.
— Заявку дали, и сам начальник училища по телефону говорил. Пока ничего не обещают. Если что выгорит, то не раньше чем в будущем году.
— Нет, это не годится.
— А знаете что? — помолчав, сказал Крупенин. — С Осадчим поговорить надо.
— С Осадчим? — удивился Корзун. — Но есть ли смысл, Борис Афанасьевич? Сам начальник училища ничего не добился. И потом, у секретаря парткома свои дела, свои заботы.
— Эх, Владимир Семенович, плохо вы знаете Осадчего.
— Ну хорошо, — согласился Корзун. — Я попытаюсь.
— Только не говорите ничего своему соседу по квартире, — серьезно предупредил капитана Крупенин. — А то он снова шуму наделает.
— А мы с ним на той же ноге, как и были, — приподняв очки, сказал Корзун.
— На дипломатической?
— Ну да, вроде как на уровне послов.
Под конец занятий, когда лаборатория и классы опустели и гул курсантских, голосов затих в учебном корпусе, Корзун решил твердо: «Пойду». И, торопливо надев шинель,направился в управление.
— Пришли, значит? — приветливо встретил его Осадчий. — А я все, ждал, когда же. Хотел сам приглашать. Ну что, с лабораторией заминка?
— Так точно, товарищ полковник, остановка, — сказал Корзун, довольный тем, что секретарь парткома уже в курсе дела. — Не дали оборудования. На самом взлете, можно сказать, подсекли.
— Знаю, знаю, — сочувственно кивнул Осадчий. — Поздновато мы, конечно, зашевелились. Перед началом года нужно было. Но все равно добывать материалы надо обязательно.
— Может, в соседних частях что найдется, хотя бы взаимообразно, — подсказал Корзун.
Полковник, однако, не ухватился, за его предложение.
— Я уже искал всюду, — сказал он, досадливо вздохнув. — Ничего нет, к сожалению. Один выход: жать на округ.
— Так ведь с округом сам Забелин переговоры вел.
— Тоже знаю.
Осадчий секунду, другую что-то обдумывал, глядя в одну точку. Потом он положил обе руки на стол и спокойно, но решительно сказал:
— Вот что, уважаемый Владимир Семенович. Придется подготовить письмо.
— Какое письмо? — не понял Корзун.
— Обстоятельное, конечно, со всеми доводами. Заявка заявкой. К ней, знаете, отношение обычное, хозяйственное: мячи, сетки волейбольные или вольтметры — у иных интендантов все едино. А чтобы не было едино, вот и нужно письмо. Острое и доказательное. В конце концов, это касается не только нашего училища.
— Верно, — согласился Корзун.
— Тогда так давайте и сделаем, Владимир Семенович: потолкуйте с Крупениным и вместе напишите. Потом мне покажете.
— Напишем, товарищ полковник, — заверил его Корзун.
— Ну а теперь расскажите о делах соседских, — вдруг повернул разговор Осадчий и ожидающе прищурился. — Значит, живем рядом, а дружбы прежней нет?
— Нет, товарищ полковник, — чистосердечно признался Корзун.
— Плохо, конечно. Вы хоть пытались поговорить с Вашенцевым обстоятельно, спокойно, по. праву соседа?
— Пока не получается. Раньше мы за одним столом часто сидели, а теперь только встретимся, посмотрим друг на друга, и все. Может, я и не прав, может, давно бы забыть все надо, но мне кажется, не только в нас двоих дело, товарищ полковник. Все гораздо глубже.
— Вот именно, — подтвердил Осадчий. — Если бы один случай с рапортом, можно и забыть. Но дело-то в отношении к людям: недоверие, подозрительность, отсутствие внимания. Чуть споткнулся курсант, у Вашенцева одна мысль: немедленно отчислить, дабы не было лишних неприятностей. Ему важно собственное спокойствие. Вот в чем дело. Но мы с вами, Владимир Семенович, коммунисты, на все должны смотреть по-партийному. И задача наша — не просто переживать, а постараться поправить и человека, и дело.
* * *Дома в этот вечер Корзун открыл все двери, как делал это раньше, до конфликта с Вашенцевым, раздвинул шторы. Обрадованная Светлана Ивановна сказала ему, улыбаясь:
— Ну и правильно. — И даже поцеловала его в щеку.
Когда послышались громкие шаркающие шаги за дверью, на лестничной клетке, Корзун вышел в прихожую и специально замешкался здесь, пока Вашенцев раздевался, потом, поборов самолюбие, предложил:
— Зашли бы ко мне, Олег Викторович. А то нехорошо как-то получается.
Вашенцев недоверчиво посмотрел на соседа, но от приглашения не отказался, молча вошел следом за капитаном в его комнату.
— Пожалуйста, — пригласил Корзун, — садитесь.
— Ну, вы больше не сердитесь на меня? — спросил Вашенцев с чуть приметной улыбочкой.
— Да чего же теперь сердиться? Какой толк?
— И правильно, Владимир Семенович. Мало ли что случается в жизни: ну я погорячился, вы тоже спуску не дали. Вот и нашла коса на камень.
