Василий Шукшин - Киноповести
Иван прилег на кровать. Закурил. Непонятно, то ли слушал брата, то ли думал о чем-то своем.
— А так просто жениться — лишь бы жениться — неохота. Вон ребята женются... Год-два поживут — и уже надоели друг другу. Он норовит, как бы скорей из дому да выпить с дружками, она — ругается. И как скоро ругаться выучиваются! Так поливает, другой старухе не угнаться. Что за жизнь?.. Ни себе, ни людям. Охота не так.
— Всем охота,— сказал Иван.— Не всегда получается. Ты сам крепко виноват: смеются над тобой люди...
— Они ж не со зла.
— Какая разница. Доверчивый ты, душонка добрая и та... вся открытая. А есть любители — кулаком туда ткнуть. Тоже не со зла, а так — от скуки: интересно посмотреть, как скорчишься.
— Да меня вроде ничего... любят.
— Хм...
— Так ведь и я их люблю! Оттого иной раз и выкинешь какую-нибудь штуку, чтобы посмеялись хоть. А то ходют как сонные... Жалко порой делается.
— Мало били... не рассуждал бы так.
— Тебе что, часто попадало?
— Я так, к слову.— Иван поднялся. Прошел к порогу, бросил окурок в шайку.— Это хорошо, что ты парень веселый. Но иногда надо и зубы показать. А то заласкают, как... собаку шалавую, и последний кусок отнимут, и ничего не сделаешь. Пора это понимать, тебе уж, слава богу, двадцать шестой годик — не ребенок.
Помолчали.
Иван прошелся по избе, остановился у окна.
— Тишина на улице... Ни песен, ни гармошки. Как повымерло все.
— Наработались люди — не до песен.
— Раньше-то что, не работали, что ли?
— Молодежи больше было.
— А где Ванька Свистунов? Тоже уехал?
—. Ванька милиционером работает. Участковым. А живет в районе. Хорошо живет, дом недавно себе поставил.
— А Ногайцевы ребята?.. Колька, Петька.
— С Петькой я вместе в армию уходил. Меня-то в первый же год помяло в танке, а он дослужил. Отслужил и завербовался куда-то. Не знаю даже где. А Колька на агронома выучился, тоже в районе живет.
— Нда-а...
— Да жить можно!— сказал Сеня, словно возражая кому.— От самих себя много зависит. Бежали-то когда? Когда действительно жрать нечего было. Счас же нет этого. Так уж... разбаловались люди, от крестьянской работы отвыкли. Учиться многие едут. Вот и нет никого. Ужинать будешь?
— А ты?
— Я не хочу что-то.
— Я тоже.
— Ты где был-то?
— К Ваське Девятову заходил. Чего-то мне, Сенька, мысли всякие в башку полезли... Шел счас дорогой, раздумался...
— Какие мысли?
— Всякие. Нехорошо как-то стало.
— Залезла бы тебе одна мысль в голову — вот было бы дело.
— Какая?
— Остаться здесь. Я не из-за себя, а так... вообще. А чего? Все равно же... семьи там нету...
— А ты сам не подумывал уехать отсюда?— спросил Иван.
— Нет. Я один-то год в армии и то едва прослужил — тянет домой.
— Привык бы. Меня первое время тоже тянуло....
— Сам же говоришь: покос снится.
— Покос снится. Вообще, какой бы сон ни увидел — все я вроде вот в этой избе.
Помолчали.
— Он сколько в больнице лежал?
— Месяц. Потом меня вызвали: вези, говорят, домой.
— Он знал или нет, что у него...
— Нет. Может, догадывался последнее время. Один раз, недели за полторы, подозвал к себе и говорит: «Я знаю, у меня рак». Я успокоил его, бумажки всякие начал совать — вот, мол, гляди, тут написано. Меня в больнице научили. А последние три дня знал, что умирает...
— Что говорил?
— Ничего. Молчал. Тебя ждал...
— Пораньше бы телеграмму-то дал.
— Я думал, поживет еще. Кхах... Не надо про это... Забудешься — вроде ничего, а как... это... Лучше не надо.
— Не буду.
— С семьей-то почему не получилось?
— Та... длинная история. И поганая. Спуталась она там с одним... На работе у себя. Ну ее к... Тоже не хочу об этом.
— Любил?
— Дочь жалко... Иной раз подкатит вот сюда — хоть на стенку лезь.
— Видаешь ее?
— Переехали они... В другом городе. Не надо, Сеня.
Долго молчали.
— Остался бы здесь, правда.
— Давай спать, поздно уже. Тебе ж на работу рано.
Выключили свет, легли.
Но не спалось обоим — лежали с открытыми глазами, думали.
...Утром чуть свет к братьям пришла Валя.
— Поднялись? Здравствуйте! Давайте сготовлю вам чего-нибудь...— Сразу в маленькой избе сделалось как будто просторней, светлее, когда появилась она и зазвучал ее молодой, сильный, свежий голос.— Сеня, давай за картошкой!.. Мясо-то есть?
— Господи!— воскликнул Сеня.— Завались! В погребе.
— Давай в погреб! А я пока приберусь маленько, а то заплесневеете тут. Иван, собирай половик, неси на улицу — вытрясем. Шевелитесь, ядрена мать! Мне тоже на работу надо.
Сеня побежал в погреб. Иван неумело — ногой, начал было скатывать половик.
— Да не так, господи! Руками! Спина, что ли, отвалится—нагнуться-то боишься? Вот как... Неси. Я сейчас выйду. Отвык от деревенской работы?
— Какая это деревенская?..
— Она тут всякая, милок. У нас вон ребята коров доят, ничего.
— Брось ты?
— Чего? Поломались маленько и пошли. Комсомол помог, правда. Еще как доят-то!..
— Руками?
Валя засмеялась.
— Счас аппараты есть. Но и аппарат тоже не ногами управляется. Первое время матерились, а потом ничего... Смешно только смотреть на них. Неси.
Иван взял половик, понес во двор. Валя шла следом. Развернули половик, начали трясти. Сеня вылез из погреба с куском мяса.
— Картошки я начищу.
— Давай.
Мимо ворот по улице прошел на работу Микола. Увидев Валю во дворе Громовых, склонил голову и прибавил шагу.
— Что же не здороваешься, Коль?— крикнула Валя.
Микола буркнул что-то и свернул в переулок.
Валя посмотрела на Ивана и засмеялась.
— Чего ты?
— Так. Смешинка в рот попала. Держи крепче... Пыли-то! Жени ты его, ради Христа, Иван. А то старуха-то измучилась...
— Какая старуха?
— Тетка Анисья-то ваша. Шутка в деле — с конца на конец деревни ходить старой хозяйничать тут.
— Он же говорит, в столовой ест.
— Да ест — одно, а прибрать вот, помыть, постирать.
Выскочил Сеня на крыльцо.
— Жарить будем или как?
— Это — как хотите.
— Иван?
— Мне все равно.
— Поджарим.
— Неси, хватит.
Иван свернул половик, и они ушли с Валей в избу.
На крыльцо опять вскочил счастливый Сеня... Пробежал по двору, набрал дров, снова исчез в избе.
...А над деревней, над полями вставало солнце... Тихо загорался нежаркий, светлый осенний день. Незримые золотые колокольчики высоко и тонко вызванивали прозрачную музыку жизни...
— Хо-о, Валюха!..— Сеня отвалился от стола.— На весь день наелся.
— Едок,— упрекнула Валя.— Съел-то всего ничего. Вот оттого и не вырос — ешь мало.
— Начинается старая песня,— недовольно заметил Сеня.— Шел я лесом-просекой...
— Спасибо, Валя,— сказал Иван.
— На здоровье.
Сеня заторопился на работу.
— Закурим, братка, и я побежал. Надо еще свой «шевролет» собрать. На ходу сыпется, зараза.
Валя принялась убирать со стола. С затаенной надеждой глянула на Ивана.
Сеня прихватил из-под кровати какие-то железки, остановился на пороге.
— Не тоскуй здесь один-то. Хошь, возьми у дяди Ефима ружьишко, перепелов сходи постреляй. Они жирные сейчас. Вечером похлебку заварим. Или порыбачь... Удочки в кладовке, в углу...
— Сеня,— сказал вдруг Иван,— возьми меня с собой.
Валя и Сеня посмотрели на него.
— Зачем?— спросил Сеня.
— Ну... посмотреть поля родные...
Валя усмехнулась и качнула головой.
— Поехали!— сказал довольный Сеня.
...Посреди поля стоят комбайн и грузовик. Неподалеку — «начальственный» «газик». В «газике» директор совхоза. Рядом стоит комбайнер.
Из-под грузовика торчат ноги шофера.
Сеня с Иваном подлетели на мотоцикле, вздымая за собой вихрь пыли. Сеня издали заорал:
— По пятьдесят восьмой пойдешь! Понял?— Осадил мотоцикл, взял гаечный ключ и пошел к шоферу. Тот торопливо вылез из-под капота.— Развинчивай!
— Сеня...
— Быстро! А то я тебе счас нос отверну и к затылку приставлю.
— Не я же взял-то, разорался.
— А кто взял?
— Вон.— Шофер кивнул в сторону директора. Тот уже шел к ним.
— Здравствуй, Сеня.
— Что же получается: я...
— Подожди, Сеня, я сейчас все объясню. Этот охламон залил в картер грязное масло и побил вал. А так как тебя нет...
— Что, меня век, что ли, не будет?
— Но комбайн-то стоит. А твоя все равно разобрана...
— Ее собрать — полчаса.
— Ну...
— Что же я-то делать буду?!
— Надо достать вал.
— Где?— Сеня подбоченился, склонил голову набок.— Интересуюсь, где? Адрес.
— Чего-нибудь надо придумать, Сеня. Такое положение...
Иван наблюдал эту сцену со стороны.
