Сергей Снегов - В туманах у Сейбла

Была еще одна причина, кроме опасений за пропавшее судно, заставлявшая Аникина нервничать, но о ней он не сказал Токареву. Аникин квалифицированно командует рыбацким флотом, все это знали, так было всегда, когда он возглавлял промысловые экспедиции. И сейчас он советовал, отдавал приказания, настаивал на исполнении совершенно справедливо и умно, никто бы не мог оспорить правильности его команд. Но положение изменилось, и сам он мучительно чувствовал изменение, и знал, что другие, вслух не говоря, ощущают перемену. Раньше он неизменно бывал в гуще своего флота, в фокусе его работы и бедствий, а сейчас, отсиживаясь в сияющих туманах у Сейбла, командовал штормующими издалека. Аникин не потерял права приказывать и выговаривать, но право это вдруг стало формальным. Он съеживался, вообразив, что кто-то, измученный, ругается вслух: «Хорошо ему командовать от Сейбла!». Там мне надо быть, там, и самому возглавить поиски, твердил он себе ежеминутно, и, вызывая по радио новые суда, через голову флагманов отдавал приказы идти на розыски исчезнувшего товарища. Вахтенная книга разбухала от команд и указаний.

К ВЕЧЕРУ золотой сияющий туман посинел, глухая непроглядность окутала море у Сейбла. Прожектора заливали светом палубы, в тумане, полустертые, мелькали быстро передвигающиеся фигуры, в воздухе вздымались сетки с мешками рыбной муки — один строп передавался с палубы на палубу, другой разгружался, третий нагружался. На перегрузку вышли двойные вахты, вспомогательные службы выслали на палубу своих людей. Токарев торопился, ураган был уже на траверзе Бостона. В вантах посвистывал ветер, на волнах появились белые воротники. Море обрело голос, оно тяжело ворочалось в темноте и глухо ворчало, не в лад качая сцепленные тросами корабли. Аникин как засел в радиорубке, так и не вылезал из нее — СРТР-9001 терпел бедствие.

В десятом часу вечера траулер радировал, что винт сбрасывает обороты, становится трудно бороться против бури. Потом вышла из строя динамо-машина, а гребной вал заклинило во втулке. «Все помещения в темноте», сообщил траулер флагману отряда. Радиостанция на СРТР пока работала, с бедствующим судном держали непрерывную связь: близкие — голосом, дальние — на ключе. Флагман траулеров повернул на помощь товарищу все свои суда. Аникин приказал спасателю «Быстрому» оставить поиск пропавшего судна, пусть этим занимаются другие суда в том районе, и полным идти с западной оконечности банки на северо-восток, где штормовал потерявший управление, ход и свет СРТР. Большего Аникин сделать не мог.

Он сел в кресло, недалеко от радиста, молчаливый и темный. Радист изредка взглядывал на начальника экспедиции, тот почти не шевелился. Но радист знал, что стоит забарабанить пальцами по клавиатуре, принимая новую радиограмму, как Аникин встрепенется, подойдет, станет читать из-за спины.

— Глаз у тебя нехороший, — заявил вошедший в рубку Токарев. — Сорвал ты нам непрошеным своим пророчеством… Двести процентов не получается.

— Значит, сто девяносто? — вяло поинтересовался Аникин. По радостному лицу капитана он видел, что перегрузка идет хорошо.

— Сто девяносто пять. Завтра к обеду закончим.

— На дворе туман?

— Туман. Вышел бы на мостик, подышал свежим воздухом.

— И здесь хорошо.

— А как ураган, Василий Кондратьевич?

— Свирепствует.

— «Быстрый» еще не подбежал?

— Где же? До 9001-го миль сто пятьдесят, идет лагом — наперерез ветру…

— И по 1774-му ничего нет?

— И по 1774-му ничего.

Токарев удалился — выгонять новые проценты. Аникин, закрыв глаза, покачивался на вращающемся кресле. В открытое окно врывался грохот лебедок, он заглушал глухой рык океана. Самое тяжелое в том, что я не слышу их голоса, думал Аникин. Радиограммы, одни радиограммы, диктуй, принимай, подшивай в папку — можно потом предъявить на проверку любой комиссии. Живые голоса, думал он, живые голоса, утомленные, возбужденные, измученные, отчаянные, радостные, живые голоса, перекрывающие грохот бури. Не важно даже, что они говорят, только бы услышать их голоса!

И так он жаждал слышать их, что ему мерещилось уже, что он слышит своих капитанов и матросов. Он плотнее закрыл глаза — в черном море, под яростным небом, в осатанелой крутоверти валов штормовали рыбацкие суденышки. Он видел и то суденышко, без огней, на мостике его горел костер, о костре оно сообщило по радио. Беспомощное, воистину игрушка валов, судно кренилось с борта на борт, то рушилось по склону волн, то взлетало на гребни, мачты его сейчас черпают воду, крен достиг пятидесяти градусов, таково последнее сообщение… А к нему бегут на подмогу товарищи, измученные, полуослепленные от волн, полуоглохшие от рева ветра, замотанные в дикой качке. Издалека, с другой оконечности банки, устремился «Быстрый», тоже крохотулька, если вдуматься, но крохотулька с могучим сердцем, почти две тысячи лошадей в двигателе, все эти лошади остервенело рвутся вперед, ураган свирепо швыряет судно — то вправо бросит, то влево — остановить его он не в силах…

Радист, уложив наушники поудобнее, застрекотал клавиатурой. Аникин через плечо читал сообщение:

«Обнаружил СРТ-1774. На плаву держится хорошо, двигатель в порядке, ходовая рубка снесена волной. Переговариваемся световыми сигналами. Раненые имеются, но не опасно. Держусь рядом, случае нужды окажу помощь.

Аникин приказал всем судам, находящимся поблизости, запеленговать РТМ-812 и, по возможности, не отдаляться. Он возвратился в кресло. Итак, пропавшие нашлись, теперь уже их не выдадут на растерзание буре. Какой же это ураган, думал он, если ударом волны снесло ходовую рубку? Вот отчего у них вышли из строя обе радиостанции, думал Аникин, вот, стало быть, отчего. Крепенько же им досталось!

— Плохо, Василий Кондратьевич, — услышал он голос синоптика. — Циклон движется прямоходом на нас.

Аникин расстелил на коленях принесенную синоптическую карту. Зловещее сгущение изобар переместилось с востока на север. Буря мчалась на Сейбл, вовлекая спокойную атмосферу в общее «воздухотрясение» — он мысленно иронически высказался именно так.

— Не плохо, а хорошо, — сказал он, тыкая пальцем в то место, южнее, где изобары расклинивались. — Завтра на Джорджес будет отличная погода.

— Ну уж, отличная! — возразил синоптик. — Завтра у них, конечно, ветер спадет, но зыбь штормовая останется до ночи.

— Покажите капитану, — сказал Аникин, возвращая карту.

Токарев через минуту прибежал в рубку расстроенный.

— Вот тебе, бабушка! — сказал он возмущенно, — Ты мне дал двое суток, а ураган не дает.

— Я тебе дал, ураган отбирает! — подтвердил Аникин.

— Хорошо, что я на полные два дня не понадеялся, — похвастался капитан. — Мой принцип: на синоптиков надейся, а сам не плошай.

— Самому плошать не надо, — согласился Аникин. — Завтра к обеду закончишь?

— К утру закончим, — сказал капитан. — Что к обеду здесь завтра будет — не дай и не приведи! А ты чего не идешь в каюту? Перед ураганом самый раз поспать, потом уже не удастся.

— Пару радиограмм отправлю и пойду.

ЧАС бежал за часом, вечер перешел в ночь, ночь стала клониться к рассвету. В два часа ночи «Быстрый» радировал, что подходит к СРТР-9001-у. РТМ так и не пробились сквозь ураган к бедствующему кораблю, идти надо было против ветра, их машин хватало, чтоб держаться, а на ход не хватило. «Пытаюсь завести буксир, наготове держу все спасательные средства, но буря не дает подойти. Осветил судно прожекторами, народ веселый, поломок не видно». Аникин усмехнулся, покачал головой. На «Быстром» капитан был оптимист, для спасателя это драгоценное качество, но временами он перебарщивал. Народ веселый, думал Аникин, посмеиваясь. Повеселеешь, конечно, когда рядом появится такой могучий друг, а вот что было эти сутки до его появления? Ноги Аникина стали затекать, он вышел на мостик. По мостику прогуливался сумрачный Токарев.

— Уже выспался? — удивился он. — Три часа ночи, зачем так рано поднялся?

— Много ли мне надо? — ответил Аникин. — Все спать да спать — надоедает!

— Скоро начнется, будет не до сна, — повторил Токарев. — А у меня темп спадает. Устали люди, гоняю я их, а они все-таки не железные. Второй помощник говорит, помощь к 9001-у подоспела. В самый раз, по-моему.

— Раньше бы подоспела, было бы еще «разве», но спасибо и на том, что не опоздала.

Токарев поболтал с Аникиным и спустился на палубу. На лестнице его крупная фигура выделялась отчетливо, но у лебедок превратилась в расплывчатый силуэт. В тумане по-прежнему сновали люди, прожектора высвечивали туман, но не пробивали. Светло, но не видно, думал Аникин, достается сегодня лебедчикам! Он вообразил, что сам стоит за лебедкой и так, не видя, по голосам, поднимает и опускает груз. Хорошо еще, что голоса отчетливы, можно как-то ориентироваться по звукам.