Виктор Киселев - Третья ось
— Едем! — коротко бросил Голубев, на ходу надевая полушубок.
КРУШЕНИЕ В ГЛУБОКОЙ ПАДИ
Степан Кузьмич, заменивший Андрея в поездке, устроился на тормозной площадке посредине состава. Дежурный по станции предупредил его, что состав тяжеловесный и машинист Кленов сегодня наметил очередной рейс без набора воды на промежуточной станции. Диспетчеры на всем протяжении обещали «зеленую улицу». Уже на ходу к Загорскому подсел шофер, сопровождавший платформы с автомашинами. Плотно закутавшись в тулупы, они сидели, прижавшись друг к другу, изредка перебрасываясь односложными фразами:
— Морозно.
— Да, дает жизни.
— А ты попляши, попляши.
— Я уж наплясался. С самого утра выбиваю чечетку.
Скручивать на морозе цигарку было немыслимо, и Степан Кузьмич «подстрелил» у шофера дешевую папироску. Затягиваясь горьким дымом, старый железнодорожник вслушивался в мерные стуки колес на стыках. А поезд набирал скорость, разгоняясь перед затяжным подъемом, ведущим к перевалу через хребет. Сотни раз проезжал этот участок Степан Кузьмич. Здесь ему были знакомы каждый кустик, каждая выемка. От путевой казармы начнется ровная прямая площадка, после, в пади, — крутая кривая, а за ней наиболее тяжелый участок — подъем. Минуешь перевал — и считай, что рейс прошел благополучно. Дальше до конечного пункта путь идет по равнине.
Степан Кузьмич скорее почувствовал, чем увидел, что состав вписывался в кривую. Выглянув с площадки, он по огням различил голову и хвост состава. Громыхая железными сцеплениями, состав выгибался в дугу. Казалось, кто-то нечеловеческими усилиями натягивает неподатливую тетиву гигантского лука, сближая его концы. И вдруг, словно не выдержав силы натяжения, стержень лука переломился в самой середине. Услышав угрожающий треск и первый сильный толчок, Степан Кузьмич рванул ручку стоп-крана, да так и повис на ней, зажатый стенками столкнувшихся вагонов.
Когда его извлекли из-под деревянных и металлических обломков, он уже не дышал. Оглушенный шофер, вылетевший с площадки в сторону, долго не приходил в сознание, и первыми его словами, произнесенными через неделю, был вопрос о Кузьмиче.
— Погиб ваш товарищ, — сказала ему дежурная сестра. — Схоронили его уже.
ЭТО НЕ ЕЕ ПОДПИСЬ
На оперативном совещании у начальника дороги была установлена причина крушения поезда № 1112. На крутой кривой поезд шел с превышением скорости, что увеличило напряжение в шейке оси у вагона в середине состава. От перегрузки шейка оси лопнула, и в результате — катастрофа. Совещание приняло постановление: «За грубое нарушение правил технической эксплуатации, выразившееся в превышении технической скорости вождения поездов на труднопроходимом участке, машиниста I класса Кленова Ивана Степановича лишить права управления паровозом, перевести слесарем в депо и дело на него передать в следственные органы для привлечения к судебной ответственности».
Выписку из этого решения оперативного совещания получил Василий Иванович Голубев, которому было поручено вести следствие по крушению поезда № 1112.
Для расследования дела майор приехал на станцию Новая. Помощником он взял Андрея Василькова, уже несколько дней работавшего в органах государственной безопасности и щеголявшего в новенькой форме младшего лейтенанта.
— Чуешь, Андрей, какая опасность грозит Кленову? — спросил Голубев. — В решении все предусмотрено: и следственные органы и судебная ответственность. А ведь надо еще доказать виновность машиниста.
Андрей в ответ пробурчал что-то невнятное. Он еще не пришел в себя после гибели Степана Кузьмича. Тяжелые мысли неотступно преследовали его. А если бы Загорский не сменил его? Дальше этого «если» мысли не шли. Андрею казалось, что, будь он на месте Степана Кузьмича, его не постигла бы такая трагическая участь. Спасся ведь шофер, ехавший на тормозной площадке вместе с вагонным мастером. А как тяжело Тане! И он не может у нее бывать часто: следствие отнимает все время.
Как бы угадав ход мыслей Андрея, Василий Иванович сказал ему:
— Сходи-ка, Андрей, к Тане. Помоги ей в хозяйстве. Мне нужно посидеть одному.
Маленький кабинет оперативного уполномоченного, где обосновался Голубев, постепенно наполнялся табачным дымом. Василий Иванович беспрерывно курил. В такие часы он выкуривал пачку «Беломора», как он выражался, «с прикуром от одной спички». Расследование крушения увлекло старого чекиста. Он вспомнил ночной разговор в кабинете полковника Ярченко. План, предложенный Голубевым, был одобрен начальником управления и с небольшими поправками принят. И вот первые шаги в расследовании нового дела.
Если это преднамеренная диверсия, начало которой заложено там, на Крутилинском заводе в литейном цехе, то, значит, каждую минуту можно ожидать нового крушения, новых жертв, непоправимой беды.
Сколько вагонов в этот миг идет с дефектными осями, затаившими в себе разруху и смерть? На каком перегоне, на кривой или на спуске, ослабленный металл не выдержит тяжелой нагрузки и рухнет? Тогда вагоны, как взбесившиеся звери, встанут на дыбы и сшибутся на узкой площадке, сокрушая и сталкивая друг друга под откос, в глубокую пропасть, в холодные воды реки.
Майор Голубев представил на мгновение, с какой тщательностью сейчас идет проверка вагонных клейм на осях по всей стране, по всем станциям и пунктам технического осмотра. По докладу Ярченко Комитет государственной безопасности и Министерство путей сообщения дали приказ отцеплять все вагоны, на осях которых обнаружено клеймо Крутилинского завода с номерами плавки от 2000 до 2300, колесные пары из-под этих вагонов выкатывать и заменять новыми.
Куда только не разбежались вагоны за эти годы: в полярную Воркуту, в туманную Прибалтику, в солнечный Самарканд и на край света — в бухту Находка!
Много ли успел навредить этот неизвестный, руководивший плавкой, и кто он: бракодел или затаившийся агент иностранной разведки? Правильно ли сделал он, Голубев, пустив следствие преднамеренно по ложному пути и для отвода глаз переложив всю ответственность на машиниста Кленова? Сколько раз в руках Голубева находилась судьба человека, решить которую было призвано его объективное следствие, многолетний опыт, любовь к людям.
«В ведении следствия может быть два метода, — размышлял Голубев: — Первый, когда все силы следователя направлены к тому, чтобы доказать преступные действия обвиняемого. И второй, когда следователь стремится оправдать его, отвести обвинение».
— Я сторонник второго, — доказывал часто Голубев, споря с сотрудниками. — Если ты, стараясь спасти подследственного, все же не достигнешь этого, убедишься в бесплодности своих усилий, значит, улики против него неопровержимы, и пред тобой действительно преступник, социально опасный элемент. Если же ты преднамеренно решил «упечь» обвиняемого в тюрьму, значит, ему не отвертеться от срока. В уголовном кодексе всегда можно подобрать подходящую статейку для мало-мальски провинившегося перед обществом человека.
На столе, как на выставочном стенде, лежало вещественное доказательство, деталь, вызвавшая крушение, — обломок шейки вагонной оси. Василий Иванович ощупал место излома. Шершавая поверхность холодного металла таила в себе неразрешимую для невооруженного человеческого глаза загадку. Но если бессилен глаз человека, к нему на помощь приходит наука.
Послышался тихий стук в дверь.
— Да, — отрывисто крикнул Голубев.
В кабинет вошел начальник вагонного депо Колосов.
— Добрый вечер, — бодрясь, промолвил он, достал из внутреннего кармана пакет и протянул его Голубеву.
— Вот, пожалуйста. Лабораторные исследования металла и увеличенные снимки его структуры по излому.
— Кто проводил анализ? — рассматривая содержимое пакета, спросил Голубев.
— Инженер Загорская. Здесь есть ее подпись.
— Я рассматривал этот материал, — добавил Колосов, немного помедлив. — Ничего подозрительного не нашел. Нарушений в структуре металла не обнаружено.
— Прекрасно, — сказал Голубев, хотя данные анализа его явно не устраивали.
— Когда домой, Василий Иванович? — стараясь впасть в приятельский тон, спросил Колосов. — Теперь, очевидно, для окончания следствия есть все материалы?
Голубев сделал вид, что не расслышал вопроса, и, подвигая пачку «Беломора», предложил:
— Закуривайте.
— Куда тут еще закуривать! — замахал руками Колосов. — Я пять минут подышал воздухом в вашем кабинете и словно на неделю накурился.
— Потчевать можно, неволить грех. Не смею больше вас задерживать и отвлекать от серьезных дел.
— Что может быть серьезнее помощи следователю? — почтительно произнес Колосов и не торопясь вышел из кабинета.
