Григорий Терещенко - Счастье само не приходит

— Планирую.

В ответ Григоренко услышал:

Мы без мечты немыслимы, бессильны.Когда же исполняется она,За ней — как ослепление —Другая...

К двери, которая вела на сцену, быстро прошел начальник главка Шер.

«Решения технического совета во многом зависят от позиции начальника главка, а он — сторонник кардинальных преобразований», — подумал Григоренко. И не ошибся. Шер высказался не за реконструкцию устаревшего оборудования вторичного дробления, а за строительство нового, современного, оснащенного самой совершенной техникой завода.

Тогда об изготовлении облицовочных плит начальник главка не обмолвился ни единым словом. Григоренко хорошо это помнит. Значит, потребность в них появилась совсем недавно.

Сергей Сергеевич, конечно, не мог знать, что только вчера министр вызвал Шера и сказал:

— В ближайшее время на одном-двух комбинатах нам надо освоить выпуск полированных гранитных плит. Вы обращали внимание на гостевые трибуны на Красной площади?

— Естественно...

— Из чего они?

— Из бетона.

— То-то и оно. Сейчас их уже меняют на гранитные. Наши комбинаты могут не только облицовочные плиты выпускать, а и многие другие виды строительных материалов. Хотя они дороже, зато красивее бетона, прочнее. Гранит — это вечность! Когда бываешь в европейских странах, да и не только европейских, бросается в глаза — как много там построено из гранита. Тысячелетиями стоят десяти - двадцатиметровые колонны. А ограды, заборы из плит! Обработка настолько филигранная, что лезвие в шов не пройдет. И собраны ведь без связывающего материала...

Первым комбинатом, куда позвонил начальник главка, был Днепровский. В Плявинас, Замчалово звонить незачем, там доломит в раковинах. Из него плиты не сделаешь. В Дробнянском и Новоорском — песчаник. Но и гранитных карьеров в главке не мало. Однако Шер звонил именно в Днепровск. И не только потому, что там серый монолитный гранит. «Первичное дробление поставили за пять месяцев, — прикинул начальник главка.— Кто же, если не они, быстро освоят и выпуск гранитных плит? ..»

Да, трудную задачу поставил главк перед комбинатом: не останавливая строительство завода вторичного дробления, наладить выпуск плит. Это потребует огромного напряжения сил всего коллектива.

Всегда, сколько помнил себя Григоренко, жизнь призывала его быть на передовой линии, требовала умения действовать быстро и решительно, учила думать по-партийному.

Для него стоять на месте — немыслимо, двигаться вперед медленно, равномерно — слишком мало, ему необходимы темп, постоянное напряжение.

В пятнадцать лет он вступил в комсомол, в восемнадцать — подал заявление в партию. «Торопишься жить», — говорил кое-кто из старших товарищей. «Да»,— соглашался он.

Григоренко закрыл папку. Пора ехать. Оксана, наверно, совсем заждалась.

Люба помедлила у двери директорского кабинета. Сколько раз она спокойно входила туда. Но то было раньше... А теперь вот — волнуется. «Ну, смелее! Почему я медлю? Боюсь? Стесняюсь?» Наконец, приоткрыв легонько дверь, спросила:

— Можно?

— Заходите.

— Здравствуйте!

— Любаша! — Григоренко поднялся ей навстречу.

Люба рванулась было к нему. Но сразу спохватилась и только протянула руку, которая мигом скрылась в широких, сильных ладонях Григоренко.

— Рад тебя видеть. А как успехи, защитилась?

— Поздравьте меня, Сергей Сергеевич! Закончила институт. Получила диплом.

От нее исходила морозная свежесть, тонкий, едва уловимый запах духов.

— Ну-ка, покажи. — Сергей Сергеевич взял диплом, торжественно развернул его. — Молодец. Ай да молодец! Поздравляю! — Он ласково и дружелюбно посмотрел на Любу.

Она смутилась, но тут же подала Григоренко вдвое сложенный листок бумаги.

— Прошу уволить меня с работы...

— Это зачем увольнять? Просто переведем тебя на должность экономиста. Оксана Васильевна от нас ушла. Принимайте ее дела и работайте...

— Справлюсь ли? Страшно как-то — сразу экономистом всего комбината.

— Справитесь. Не боги горшки обжигают. Поможем, когда потребуется.

— Спасибо, Сергей Сергеевич. Я согласна.

Григоренко набрал номер телефона Громова. Тот поднял трубку.

— Ну, чем похвалишься?

— Строим новый завод вторичного дробления.

— Знаю. По последнему слову техники?

— Да, будем устанавливать самое современное оборудование.

— Что ж, в добрый час. Строй. Подбери только толкового главного инженера. Как главк, никого пока не дает?

— Вернулся Комашко.

— Как это вернулся?

— Приказ о его назначении отменен.

— Вообще-то правильно сделали, что отменили... Только ты с него построже спрашивай.

Наступила пауза.

— Кроме строительства дробильно-сортировочного завода, главк дает комбинату новое задание. В кратчайший срок освоить изготовление полированных гранитных плит, — сообщил Григоренко.

— А средства отпустят?

— Отпустят.

— За это дело давно пора взяться.

— Георгий Михайлович, у меня к вам просьба. Помогите людьми?

— Какими?

— Рабочих у нас не хватает. Размахнулись со стройкой...

— Сколько?

— Да человек сто.

— Я, товарищ Григоренко, могу секретаря парторганизации рекомендовать. И только. А рабочих... Создайте условия, чтобы к вам шли...

Не может, значит, Громов забыть отчетно-выборное собрание. Горком наметил кандидатуру Драча. И Боровик заявил о самоотводе. Здоровье, мол, никудышное. Но большинство коммунистов решило по-своему.

— Боровика! Боровика секретарем! Драч пускай заместителем еще походит.

— Товарищи, — настаивал Михаил Петрович, — вы же знаете мое состояние здоровья. В течение года дважды лежал в больнице. На строгой диете сижу...

— Ничего, еще год поработаешь. Мы твое влияние чувствуем всегда, даже когда прибаливаешь.

Так и решили: секретарем парторганизации вновь выбрали Боровика. Представителю горкома, который присутствовал на собрании, здорово попало от Громова. Об этом Григоренко узнал от горкомовцев позже. А ему тогда Громов и слова не сказал. Только теперь намекнул...

Снова пауза.

— Ты все бараки снес? — спросил вдруг Громов.

— Один оставил.

— Для чего?

— На всякий случай. Может, спортзал оборудуем.

— Спортзал в бараке?

— Для детей.

— Так вот, если ты его сохранил, можешь принять условно-освобожденных. Кое-кто от них отказывается, а ты возьми. Что касается спортзала, то построй лучше новый.

— Георгий Михайлович, но вы же знаете, что карьер теперь не тот, что в старых фильмах показывают. Это — механизированное предприятие. Нужны специалисты.

— Научите. Окружите вниманием, заботой. Люди же они...

И положил трубку. А возможно, неполадки на линии. Бывает и так.

Григоренко задумался. «Условно-освобожденных нужно год учить, а потом они еще столько же технику ломать будут. А там, глядишь, и по домам разъезжаться начнут, срок-то кончится. Нет, надо что-то другое предпринимать...»

Глава вторая

— Товарищи, главк предлагает нам освоить выпуск полированных гранитных плит. Сначала плит, потом — лестничных маршей и других изделий.

Григоренко обвел взглядом всех, кто собрался в его кабинете. За длинным столом и на стульях вдоль стен сидели начальники цехов, главный инженер, главный механик, мастера, секретарь парторганизации, члены завкома.

— Машины дадут, — продолжил Сергей Сергеевич.— Средства выделят. Остальное ложится на наш коллектив. И новый карьер, и установка машин, и подготовка специалистов. Но все это никак не означает, что темпы строительства завода вторичного дробления можно снизить. Нет. Мы должны ускорить это строительство за счет других объектов. По предварительным расчетам, нам придется выполнить целый ряд сверхплановых работ...

Григоренко перечислил и распределил дополнительные задания цехам.

Когда он закончил, никто не решался выступать первым. Наконец заговорил Прищепа — горному цеху, что в его подчинении, как раз и предстояло осваивать изготовление этих самых плит.

— Соглашаться никак нельзя, — начал он. — Возьмемся, а потом провалим... Плохо будет! Лучше сразу отказаться...

— Вначале всегда обещают золотые горы, а затем...— подскочил Драч. — Это не одного Прищепы касается. Разве можно такой объем работ взваливать на наш цех? Неоткуда мне людей выделять. Все на машинах заняты. Мне щебень дробить нужно, а не строительством заниматься.

«Будто не для него завод строится, — подумал Остап Белошапка. — Ведь это — основная база дробильного цеха».

Драч совсем разошелся: