Георгий Черчесов - Испытание
— Вещи?!
— Положим и их, — успокоил Майрам его и направил машину к сиротливо торчащему посреди площади чемодану.
Возле него, едва сдерживая улыбку, стояла худая женщина с черной сумкой. Итак, за их игрой наблюдала публика, и, судя по реакции, она достойно оценила таксиста. Женщина упрятала свою улыбку и деловито спросила:
— А мне можно сесть?..
— Половим попутчиков или — в дорогу? — спросил таксист. В поисках пассажиров он подъехал к автобусной остановке.
Так и есть — автобус и на сей раз опоздал, и шансы Майрама повысились. И тут он заметил девушку в белом пальтишке и чулках-сапожках. «Крошка» — как и положено! — остановилась возле нее.
— Есть место в город, — обратился Майрам к ней и не к ней: — Через четверть часа будете обнимать мамашу, папашу, братика, сестренку… Автобус час плетется, да еще когда он прибудет сюда! — присвистнул он.
Девушка смотрела в сторону.
— Не желаете? — уже прямо к ней обратился Майрам.
Она глянула на часы. На крыло машины навалилась огромная кошелка. Неуклюжая коротышка-бабенка была явно из числа базарных торговок:
— Сколь будет до гор ода-то?
— Восемьдесят копеек, — отодвинул таксист ее кошелку.
— Восемьдесят? — задумалась торговка.
Майрама интересовала не она. Он распахнул дверцу перед девушкой в чулках-сапожках:
— Садитесь.
Она смилостивилась над ним, снизошла до такси, сняла себя пальто, аккуратно сложила его и, усевшись, поправила юбку на коленях.
У обшарпанной «Волги» Волкодава толпа. Над нею возвышалась фигура здоровенного детины в соломенной шляпе, отчаянными рывками он пытался открыть левую дверцу, которую давно уж намертво заклинило. Под его неистовым напором машину качало, точно корабль в девятибалльный шторм.
— Эй, эй! — предостерегающе крикнул Волкодав, укладывая чемоданы в багажник, — сломаешь — платить будешь. За ходи справа.
Воспользовавшись оплошностью детины, пассажиры уже заполнили такси. Детина метнулся вправо, потянул за рукав женщину:
— Вылазь! Энто мое место.
Женщина упиралась, вырывала рукав, возмущалась…
— Майрам, захвати, — расщедрившись, кивнул на детину Волкодав и завел мотор.
Детина оценивающе посмотрел в сторону Майрама, снисходительно хлопнул дверцей, процедил сквозь зубы женщине:
— Ладно, считай, что повезло тебе… Приблизившись к «Крошке», он попытался оттиснуть в сторону торговку, но теперь и она решилась кутнуть:
— Дьявол с ними, с восьмьюдесятью копейками!
— Опоздала, бабка, — оттолкнул ее кошелку детина и, тиснув в середку женщину с черной сумкой, уселся в машину.
Но бабка была давно уже приучена к базарному духу соперничества. Не уступить! Ни за что не уступить! — так и было написано на ее лице, и она визгливо закричала:
— Моя очередь была, моя!
— Раз уступил, теперь — тебе?! — возмутился детина и тут же показал себя эрудитом. — Международный год женщин уже отчалил!
— А мы можем потесниться, — заявила женщина с сумочкой, — если товарищ водитель не возражает…
Вот она и выдала одной фразой свою профессию — и по тону, и по обращению явно учительница.
«Товарищ водитель» молча пожал плечами, решив, что ее худенькую фигурку гаишникам и днем с огнем не заметить. А Увидят, можно и поспорить: десятилетний мальчуган — и тот пошире ее будет…
Учительница скрылась меж детиной и толстячком. Ее седая голова выглядывала между их плечами, сверкая строгими очками…
…«Крошка» мчала во всю прыть. Майраму на этой трассе знакомы каждый поворот, каждая выбоина. Освободите трассу от машин, и Майрам даст сто против одного, что проедет от Беслана до Орджоникидзе с закрытыми глазами. А если будет в духе, то и обратно. Для таксиста хорошее настроение — верное средство от аварий. В душе Майрама духовой оркестр выводил краковяк. Да и как иначе? Все получилось как по маслу. Рядом девушка-красавица, о которой он не в силах был не мечтать. И он фантазировал, поглядывая в зеркальце, в котором отражались ее лоб и глаза. А пухлые губы, подбородок с ямочкой посредине не были видны. Надо при случае незаметно поправить зеркальце. А пока любовался ее глазами. И как он осмелился обратиться к ней? Обычно таких не затрагивал. Смотрят на брата-таксиста свысока. А может, и нет. Вполне вероятно, что Майраму это кажется. Попытаться, что ли? Заговорю! Только дам ей немного привыкнуть к себе.
Майрам вел «Крошку», небрежно положив правую руку на руль, а левую выставив в окошко. Ему казалось, что он похож на актера кино, вот только фамилию его не запомнил. Из итальянцев он. Женщин вокруг него! И все убиваются, страдают по нему. Он тоже так водил машину — одной рукой. Это Майрам у него перенял. И руки у них похожие — загорелые и мускулистые, с крепкими пальцами, а кожа покрыта черными до синевы волосами. Люди не замечают, как часто используют образы из кинофильмов, как подражают Тихонову. И не подозревают, как легко позволили кино войти в их жизнь, в их привычки, будни, мысли… Тот актер сейчас завладел Майрамом. Итальянец не стал бы медлить, смело положил бы руку на плечо девушке…
Майрам зажмурился, представив себе, как он выглядел бы в такой позе. Мечта! На ее белых и тонких плечах смуглая сильная рука настоящего мужчины. Промчаться бы так, в небрежной позе, привычно обнимая девушку с ямочкой на подбородке — одну из роя красавиц, которые убиваются по его любви — мимо Ильи, Волкодава, Володи, Стукова, остальных ребят, — то-то было бы разговоров да завистливых взглядов. Они смотрели бы ему вслед, а он мчался, не замечая, и девушка в чулках-сапожках прижималась бы щекой к небрежно свисавшей с ее плеча волосатой руке, не сводя с Майрама радостных глаз.
Нежные пальчики ее он явственно ощущал на своей руке, твердо державшей баранку…
…«Крошка» обгоняла одну машину за другой. Дорога бросалась на Майрама, чтоб в последний момент пугливо нырнуть под машину. Он тихо насвистывал. Пассажиры молчали. Они не успеют разговориться. Вот если бы ехали часик-второй… А сейчас не успеют привыкнуть друг к другу — и приехали. Они слушали свист Майрама и не догадывались, что везет их не он, а итальянец, и на шее у него повисла девушка с удивительно тонкими и нежными коленями, и вся она точно из картинки, что шоферы любят цеплять над окошком… Вот она приложила пальчики к губам Майрама…
— В Сочи работники таксопарка по совместительству и гиды, — подал голос очкарик. — Нет, им за это не платят, они сами добровольно пропагандируют исторические места своего края. Едешь, а они обращают твое внимание на достопримечательности.
Майрам посмотрел в зеркальце. Так и есть: лицо очкарика сияло, он явно хотел произвести впечатление на девушку. Ах ты, старый хрыч! И она хороша — косит на него взглядом. Майрам, конечно, знал, что в их городе, старом и милом Владикавказе, побывали и Пушкин, и Лермонтов, и Толстой, и тот, кто написал про графа Монте-Кристо, и еще многие известные люди. Но где они останавливались? Сколько лет прошло, как учительница рассказывала…
Девушка глянула на Майрама. На ее губах играла усмешка. Чему она так? Детина в окошко глядел, но и по затылку видно, что и он ждал… Чего они от Майрама хотят? Ждете? Ну, хорошо же…
Майрам откашлялся, махнул влево расслабленной кистью руки и заговорил неестественным, как у экскурсоводов, голосом:
— Граждане пассажиры, бросьте взгляд на этот перекресток дорог… Он знаменит тем… — и на время умолк…
Очкарик победоносно посмотрел на девушку сквозь золотые очки, мол, видали, проняло… Детина с интересом сверлил Майраму затылок. Учительница терпеливо ждала. Лишь бабенка клевала носом в свою кошелку.
— Так вот, этот перекресток знаменит тем, — продолжил таксист, — что в прошлом году здесь перевернулось такси. Все насмерть. Невредимым остался лишь таксист.
Очкарик ошарашено заморгал глазами. Детина, приняв сообщение всерьез, в скорбной мине вытянул лицо. Девушка недоуменно повернулась к таксисту, но Майрам, сдержав улыбку, смотрел сурово.
— И поворот, что вы видите, еще тот! — продолжал он. — Здесь такси… с четырьмя пассажирами врезалось в кран. Все в лепешку. Живым остался только таксист.
Глаза очкарика с подозрительной лихорадочностью забегали из стороны в сторону. Он попытался было заглянуть таксисту в лицо, но Майрам был непроницаем, ну точь-в-точь Штирлиц в кабинете Мюллера. Пришла его пора. Майрам резко нажал на педали. Завизжали тормоза. Очкарик бульдожьей хваткой вцепился в переднее сиденье. Ага, нашел-таки твою слабинку, старый хрыч! Довольный Майрам моргнул девушке. Она отвернулась. Но моргание заметил детина и, поняв игру, засмеялся, ткнув пальцем в очкарика.
— А сейчас мы приближаемся к самому опасному повороту во всей стране! Здесь что ни день — авария. И вчера такси и самосвал… Лоб в лоб… Все насмерть, живым остался…