Всеволод Иванов - Иприт
Во всеобщей панике хозяева лавок не заметили сперва сходства своих записок.
А по странам расходились уже новые странные люди: люди с золотом Шульца.
Они шли, придавленные тяжестью своих маленьких свертков, и то предлагали горстями свое богатство, то торговались, как цыгане, за каждую пылинку.
При виде их толпа кричала, волновалась, и каждый старался скорее стать равным этим счастливцам.
Первые получившие золото, если не погибали в дороге от рук убийц, находили дома славу, любящих жен и восторженных друзей. Но чем больше их возвращалось, тем холоднее принимали их. Часто можно было видеть на железнодорожном полотне понуро сидящего человека, а рядом с ним кусок золота, завернутый в газету.
Человек сидел и думал: счастлив он или нет?
Но жажда золота еще не угасла, и Хольтен все выдавал и выдавал.
Золото профессора Шульца выдерживало любой анализ, обычно оно имело вид правильных кристаллов крупности речного песка.
Пожар восстания охватывал мир, освобождавшийся от гипноза золота.
Восставали рабочие сперва на закрываемых приисках, потом во всех крупных центрах.
А Хольтен продолжал раздавать золото.
Задолженность стран Европы Америке была ликвидирована в одну неделю.
На пароходах, вместимостью в сотни тысяч тонн, везущих золото в Америку, несколько раз вспыхивали мятежи в пути.
— Золото! — кричала команда. — Возьмемте золото!
И только предложение капитана взять за перевоз половину всего груза отрезвило людей.
Караван с золотом был принят в Америке с глубоким отчаянием.
Светоч в руках статуи Свободы был обернут в траурным флер. На мачтах кораблей, стоящих в порту, развевались траурные флаги.
А в городе происходил обход всех квартир для уборки трупов самоубийц, так как запах их трупов отравлял весь город.
— Америка обманута, — писали газеты. — В обмен за превосходные ядовитые газы мы получили искусственное золото.
На улицах нельзя было увидеть ни одного золотого украшения. Кухонная посуда из золота, выпущенная одной фирмой, несмотря на свою гигиеничность, не имела никакого успеха. Человечество болело отвращением к золоту.
Состоялось несколько митингов протеста против получения долгов.
Ораторы предлагали отогнать корабли с золотом от берегов Америки артиллерийским огнем.
Но потрясение, вызванное восстанием негров, помешало осуществлению плана. Кроме того, тресты, капитал которых был в оборудованных предприятиях и ископаемых богатствах, заняли выжидательную политику.
Рабочие, не имеющие никаких сбережений, не пришли на митинги.
Больше всего была в отчаянии мелкая буржуазия: обладательница браслетов и золотых часов, составляющих часто все ее имущество.
— Увы, они начинают приходить в себя… — печально произнес Шульц. — Неужели дело кончится только смертью золота? Они начинают налаживать нефтяную и хлебную валюту…
— Да, — вмешалась Эльза, — и в лавочке не принимают больше ваших кристаллов. Вам придется опять пить вчерашний кофе… а наш садик вытоптан. И это называется химия.
— Я потряс мир, но не разрушил его строя, Хольтен, — печально продолжал Шульц. — Наука не может сделать этого. Только восстание рабочих пересоздаст мир.
— Рабочих и колониальных народностей, — ответил Хольтен.
— Хольтен, я переслал формулы в Россию с Наташей. Там это пригодится в технике. Разочарование мучит меня. Мне кажется, что за Роберта нужно отомстить иначе. Я только профессор. Пускай русские делают с моими формулами, что хотят, а я пойду к Монду сводить свои старые счеты.
— Едем, господин, — ответил Хольтен печально. — Сердце белого горячо, но белый ошибается почти всегда. Вас ослепляет гордость, вы разбрасывали золото из гордости, воевали из гордости, отбивали жену у господина Монда из гордости и из гордости любили бедного Роберта. Но если бы вы знали правду… — тут негр прервал себя, боясь, что уже проговорился.
Но профессор Шульц не слышал. Он, немецкий профессор и член многих академий, старый корпорант корпорации «Веселый Веймар» думал о времени, когда и он, и Монд были молодые и носили корпорантские цвета.
ГЛАВА 47
Об одном ЧУДЕ и о том, как Кюрре поехал собирать воедино свое стадо
Началось дело с пустяков — с пожара.
Пожары происходят всюду, и их можно даже предсказывать наперед по статистическим данным.
Нельзя, к сожалению, только знать точно место и время пожара.
Вот почему к тому моменту, когда пожарная команда на автомобилях примчалась на вызов, верхние этажи небоскреба пылали, как сосна, зажженная ударом молнии.
Зато в нижних продолжалась мирная жизнь — торговали, считали и даже справляли свадьбы.
Официанты с шампанским, пробегая по коридорам, только пробовали стенки — не нагрелись ли.
Неторопливо и быстро установив машину перед горящим зданием, пожарные направили струи из шлангов на верх здания, как будто обросшего огненными перьями.
И тут началось.
Огненные перья выросли, посинели, закурчавились, фонтаном ударились в небо и вдруг пролились голубым огнем. Струи, направленные на огонь из машин, тоже горели.
Дом вспыхнул до основания, как спичечная коробка.
Если бы не находчивость брандмейстера, пустившего в дом несколько зарядов из скорострельной противопожарной пушки, то и от свадьбы, да и от самих пожарных, остались бы одни угли.
Но два-три выстрела опустошительными бомбами сбили пламя.
— Спирт, — сказал брандмейстер, нюхая воздух. — Джек, почему в насосе налит спирт вместо воды.
— Я попробую, мистер, — ответил пожарный, припадая к крану ртом — несколько секунд слышалось только бульканье.
— Спирт, — подтвердил наконец пожарный, отрываясь. — Но это из водопровода.
Но веселые песни и крики удивления, стоящие над Нью-Йорком, уже извещали всех, что вода в трубах внезапно обратилась в 90° спирт.
Здесь я должен сделать небольшое отступление в своем рассказе.
Рек все это время вел странную и вряд ли правильную жизнь.
Он объявил свою жену херувимом и требовал, чтобы она ходила в бриллиантовой короне.
Но дело было в демократической Америке, и советники Кюрре говорили ему, что не стоит возбуждать общественное мнение.
Кюрре был принят как равный в совет миллионеров и получил крупное количество нефтяных акций, которые сделали его не только богом, но и миллионером.
И здесь блестящая мысль осенила его голову.
Весь мир переживал тяжелый кризис в связи с полным обесцениванием золота.
И тогда Рек предложил новый выход — нефтяную валюту.
Все запасы нефти были сосредоточены в руках одного синдиката, который выпустил под залог ее специальные деньги.
Единицей в этой валюте являлось 10 литров чистой нефти.
Чрезвычайная дороговизна нефти, которая к этому времени почти иссякала во всем мире, делала эту новую валюту устойчивой.
Но у нефти был соперник — спирт.
Падающая добыча нефти уже не могла удовлетворить всю потребность автомобильных и авиационных двигателей.
В качестве топлива широко применяли спирт.
Спирт для двигателей, добываемый старым способом, был слишком дорог, но химия создала к этому времени десятки других способов: из ацетилена, перерабатываемого в присутствии ртутных солей, из отбросных щелоков, из газов коксовальных печей и из древесных опилок, предварительно обсахаренных действием серной кислоты.
Этот спирт был дешев, но Реку он не нравился, так как он обесценивал нефть.
И в одну ночь Рек приказал часть спирта выпустить в реку Гудзон, а остатками наполнить водопровод, чтобы чудо в Кане повторилось в американских размерах.
«Пейте, пока он с нами», — появилось во всех дневных газетах, и только пожарные, выехавшие на пожар за две минуты до выхода номера, не знали о том, что весь город широко снабжен спиртом.
И люди пили.
Одинокие пили тоже на своих кухнях.
Бездомные пили из городских фонтанов.
Город пил и бредил.
Нефтяная валюта поднималась.
Рек не пил спирта.
Даже хвост его слона подмывали только шампанским.
Печально сидел Рек среди своего гарема.
Все кинематографические артистки были здесь.
Они пели, плясали и плавали в большой прозрачной хрустальной чаше.
Но Рек был мрачен.
«Женщины, — думал он, — хороши только на экране. У меня сто жен — я не могу целовать их всех. Может быть, нанять помощника?»
Но Рек был ревнив.
— Акции подымаются, — произнес Морган, входя в зал.
— Не одними акциями жив человек, — ответил Кюрре.
— Рек, — возразил Морган, — у вас действительно опущенный вид. Может быть, ваши жены вам не под силу? Но дело не в них. Обувные фабриканты — вот корень зла. Они запрещают атаковать ипритом… Иприт обжигает кожу. Они говорят, что обожженные китайцы не будут покупать ботинки. Наша война не ладится. Мы теряем время, и рабочие всюду недовольны. Я предлагаю устроить религиозно-деловой конгресс в Лондоне. Лига Наций была не плохая выдумка. Нам нужно согласовать разрозненные интересы капиталистического мира. Одним словом, вы помните: «Да будет едино стадо и един пастырь». Выезжайте немедленно в Лондон. Чудеса и знамения уже заказаны. Помещение тоже уже готово.
