Григорий Володин - Синий луч
Круто повернувшись, Дубов зашагал к себе в управление.
— Смотри, как оно получается, — удивленно посмотрел ему вслед продавец и сочувственно кивнул: — Оно, конечно, неприятность за неприятностью, — он оглянулся по сторонам, будто боясь, чтобы его кто не услышал, прошептал: — В степи что делается, подумать только, мор овец! Эпидемия!
Через час Дубову почти все было ясно. Жена Прохора рассказала ему об охотниках, но их имущества нигде не оказалось, хотя она видела ружья и одежду после отъезда ночевавших.
«Узел, кажется, двойной, — насторожился Дубов. — Один там, в степи: овцы гибнут тысячами; второй здесь — Зуйкова убрали у нас из-под рук, боялись, что он заговорит». — Он быстро написал на листке точные приметы диверсантов. Зашифровал, радиограммой передал эти данные Захарову. Потом на другом листке написал: «Плотники!» Запечатывая конверт, приклеил контрольную бумажную полоску внутри пакета. При вскрытии конверта бумажка разорвется, и получателю станет ясно, что содержимым письма интересовались. Адресат вскрывает его, отрывая край пакета. Сообщив Захарову, что он посылает к нему человека с проверочным пакетом, вызвал Кондрашова, приказал:
— На первой ферме вас ждет Захаров. Передадите ему пакет и тотчас возвращайтесь назад.
* * *Захаров нетерпеливо поглядывал на дорогу из Бугрового. Он уже собирался выехать на второй колодец, когда пришла радиограмма о посылке к нему человека с проверочным пакетом. Он остался и еще раз попросил Сергея рассказать, как было дело в ту ночь, когда исчез Федор Терновский.
Последние дни Федор Яковлевич был какой-то ненастный. На ферме какие-то люди работали, так они ему не нравились. Потом он ночью стал ходить, вроде к ним. А в тот день, как ему пропасть, ваш лейтенант на мотоцикле скирды объезжал, так Федор Яковлевич с ним разговор вел. Вечером он опять на ферму пошел. И не вернулся. Потом меня лейтенант возил на допрос в Бугровой.
— Вы точно то же говорили на допросе?
— Как было, так и говорил.
— И подписали это?
— Что лейтенант прочитал, то я и подписал.
— Вы сами читали протокол? — уточнил Захаров.
— Я никогда не был под арестом, испугался. Точно не помню. Вот теперь мне кажется — читал лейтенант…
Захаров, заметя в степи движущуюся точку, отпустил Сергея. Вокруг была пустынная степь. По ней не катились серые волны отар, не стояли, словно изваяния, чабаны, к колодцу не мчались машины с цистернами, не рысили всадники. Только там, где люди не заметили в густой траве павших животных, черными тучами взлетали стаи ворон, да иногда, пересекая дорогу, показывались обожравшиеся падалью волки.
Резко затормозив, около Захарова остановился Кондрашов. Он быстро достал пакет и передал его старшему лейтенанту. Тот, обрывая край конверта, вскрыл его и, прежде чем достать листок, незаметно заглянул внутрь пакета. Контрольная полоска была цела. Зачем же понадобилась эта проверка Дубову? Что он… подозревает Кондрашова?.. Да ведь и он только что думал, почему протокол допроса читал сам лейтенант, а не дал его прочесть Сергею, и было ли там сказано о людях, которые не нравились Федору Терновскому? Захаров посмотрел на измученное тревогой и бессонницей лицо Кондрашова. Тот дремал, клонясь к рулю, и терпеливо ожидал ответа. Глядя на него, Захарову самому захотелось спать.
«Психует старина, — подумал он. — Мог бы ограничиться радиограммой. А может, кого на радиостанции проверяет, на всякий случай повторил?.. Но здесь коротко все?..»
— Я получил сообщение. Зачем вы ехали? — спросил Захаров.
— Видимо, капитан не доверяет радио, — устало ответил Кондрашов. — Ну, я поеду назад. Мне приказано вернуться.
— Одну минуту, передам ответ, — Захаров пошел к домику, в уме зашифровывая ответ Дубову: «Они плотники. Контроль цел. Выезжаю на второй колодец».
Зная показания жены Прохора Зуйкова, Кондрашов понимал, что Дубову известно, под какой маской работают в степи Васин и Кондаков. Он почувствовал, что посылка его с пакетом была связана не только с недоверием к радио, но была проверкой какого-то подсознательного подозрения, зародившегося у Дубова к нему, Кондрашову. Перед выездом из поселка он известил своего поездного попутчика о необходимости отзыва и всю дорогу к ферме обдумывал, как спасти соучастников.
Кондрашов кинул взгляд на домик, в котором скрылся Захаров, медленно склонился к мотоциклу старшего лейтенанта, повозился около мотора и снова, будто заснув, прилег на руль. Когда Захаров подошел к нему, он выпрямился, включил мотор. Проехав по кругу, остановился на дороге в Бугровой, спросил:
— Что передать?
— Я на втором колодце буду завтра. Завтра, — повторил Захаров, хотя сам собирался выезжать немедленно.
Кондрашов дал газ и вихрем понесся по степи. Когда первая ферма скрылась позади, он круто развернулся и прямо целиной помчался к Васину и Кондакову. Их он не застал на опустелой ферме и облегченно отер рукавом гимнастерки потный лоб. Но вдруг он увидел на развилке дорог ожидающих попутную машину двух человек. Они!
— Куда? — подлетев к ним, зашипел Кондрашов.
— Ну, кто спрашивает так путников, тем более незнакомых? — пошутил Васин. — Матвей Осипович, ты забываешь русские обычаи! — он весело улыбнулся, закинул ногу за ногу и достал трубку.
— На ваш след напали… Знают, что вы за «плотники», — испуганно заговорил Кондрашов. — Прохора пришлось убрать. Меня начинают контролировать, подозревают. Сегодня получу телеграмму о смерти жены и уеду! Дальше нельзя… Вы с Черных Земель не выедете, надо как-то прожить здесь. Месяц, два, пока утихнет! Черненко ищут, туда суйтесь осторожнее. В Бугровой не появляться, вас там знают. Лучше скрыться в крепи. Захватить охотничью лодку, выбраться на Кавказ… или перебыть в зарослях! — Кондрашов торопливо вышвырнул из коляски мотоцикла два свертка. — Вот ваше барахло охотников, захватил сейчас из тайника. Затаитесь! Переждите! — он оглянулся по сторонам и скомандовал: — Садись!
На развилке степных дорог никого не осталось.
…Поздно ночью добрался Захаров до второго колодца, бросив мотоцикл с испорченным мотором. Разыскав на покинутой ферме дежурного радиста, расспросил его о положении вокруг колодца. Передал Дубову: «Плотники выбыли в Кизляр. — Подумал и решительно добавил: — Выезжаю по фермам. Организую поиски на Черных Землях».
Глава десятая
Утром по осенней степи замаячили дозорные. То там, то здесь на редких буграх вдруг вырастал конник. Иной приставлял ладонь козырьком к глазам, другой вскидывал бинокль и внимательно рассматривал равнину, тщательно прощупывал взглядом каждую складку или неровность. Около стогов сена всадники спешивались. Остерегаясь, обходили их вокруг, потом влезали наверх. У ферм, на скирдах, сторожкими птицами дежурили подростки, а на крышах чабанских домиков то и дело появлялись женщины. Теплый ветерок трепал цветные платки, сбивал их на плечи. Время от времени, пересекая неоглядные просторы, почти над самой землею медленно пролетал самолет. Вдоль приморских зарослей, отгораживая их от степи, расположились станами охотники, даже в тех местах, где испокон веков не было ни зверя, ни птицы. Изредка глухими дорогами в разных направлениях пробегали автомашины. Над равнинами стояла чуткая тишина, казалось, весь необозримый край насторожился, отыскивая врагов.
Максим Вавилов — кряжистый, рослый, с открытым мужественным лицом — стоял на бугре и просматривал зоркими глазами степняка чащобы тамариска.
Здесь, в низине, зимой лежат сугробы, весной озерами стоят талые воды, сюда летом стекают воды нечастых дождей и поэтому здесь высятся заросли степного кустарника. От обилия влаги вымахивает он вверх до трех-четырех метров, толщиной в руку у основания. Травы заплетают его, не пролезть… Дороги обегают заросли. Ни одна из птиц не гнездуется здесь, в поисках добычи не забредают сюда лисы, стороной обходят эти места зайцы из боязни попасть в лапы хищника. Это — убежище волков! Взять их тут почти невозможно. Ступнешь ногой, и в густой траве затрещит сушняк: не то что чуткого зверя, мертвого разбудит. Да и ружьем не развернешься так быстро, как надо, охотясь на волков. Но степняки умеют брать зверье и в таких, казалось, совершенно неприступных местах. Собираются вместе с двух, трех ферм и зажигают заросли. Ветер гонит ревущее пламя. Выскакивают волки в открытую степь. Вдогонку с гиком пластаются всадники. Зверь наддает, и сперва расстояние между ним и чабаном увеличивается, а потом медленно начинает сокращаться. И вот взлетает в воздух тяжелая плеть. От первого удара волк падает. Град ударов обрушивается на зверя. Ощерив пасть, он издыхает… Но иногда — на полном ходу провалится скакун ногой в сурчиный отнорок и, падая с переломленной ногой, разбивает седока. Залитыми болью глазами смотрит конь на стонущего хозяина, а зверь уходит…
