Григорий Володин - Синий луч
Когда лейтенант отъехал, Федор медленно пошел к отаре. Весь день он ходил пасмурный, задумчивый. Иногда подолгу смотрел на колодец. Сергей несколько раз даже рассмеялся, глядя, как старший чабан, опершись на гарлыгу, забывал об отаре и оставался один. К вечеру Федор решил, что делать. Он привык верить людям, одетым в форму работников государственной безопасности. И привычка победила в нем сомнения. Да, он пойдет к лейтенанту. Около десяти часов ночи, предупредив своего помощника, что идет к колодцу, Федор направился к лейтенанту Кондрашову.
Над степью шла южная, бархатно-черная ночь. Невысокое осеннее небо заполнили звезды. В ярких и острых лучах крупные звезды будто прикрылись зазубренными серебряными коронами, мелкие — холодно мерцали в вышине, а от горизонта до горизонта тянулся Млечный Путь, словно осыпая землю звездной порошей. Федор торопился.
В это время к главному водостоку тихо подошли Кондаков и Васин. В левой руке Васина была небольшая дощечка, в правой — отвертка. Осторожно опустив дощечку на дно желоба, он стал привертывать ее шурупами. Вода, налетая на запруду, забулькала, заплескалась около рук. У домика сердито заворчал пес. Васин не надолго затаился. Последний шуруп уже скрылся под водой, когда мимо домика кто-то прошел, не обращая внимания на залаявшую собаку. Шаги быстро приближались. Кондаков предупреждающе тихо пискнул, лег за водосток. Васин нагнулся и будто припал губами к быстро бегущей воде.
Федор, увидя Васина, шагнул к нему, быстро спросил:
— Ты что здесь делаешь?
— Не видишь? — протянул тот. — Воду пью.
— Нет, ты почему каждую ночь около колодца вьешься? — Федор потянулся здоровой рукой к плотнику.
— Ну, ты! — угрожающе сказал Васин, выпрямляясь. — Я тебя первый раз вижу!
— Пойдем со мной, — Федор схватил плотника за руку, крепко сжал ее выше локтя.
— Пусти, — рванулся тот.
В это время и ударил его по голове Кондаков. Качнувшись, Федор стал падать.
Васин, подхватывая его на руки, громко заговорил:
— Кудиярович! Ну нализался ты сегодня! Чтоб тебя дождь намочил, ты пьян в стельку! А ты… плотник, ты… должен быть пьян в доску! В щепки! — Васин повысил голос, увидя около домика вышедшего на злобный лай собаки человека в белье. — Кудиярович, перестань куражиться! Ты, пьяная душа, думаешь идти домой спать, или тут ляжешь?!
— Давай песню… сыграем! Давай! — пьяным голосом громко отозвался Кондаков.
Человек ушел в дом. Васин тихо скомандовал:
— Поднимай! Завтра можно уезжать, этой дощечки хватит на все отары.
…В полночь с первой фермы выехал лейтенант Кондрашов. Фара его мотоцикла долго мигала, злым зрачком мечась по степи.
Утром Кондаков и Васин получили расчет. До полудня приставали с водкой ко всем подъезжавшим к колодцу, орали песни. Потом погрузились в машину, присланную грузином Шалошвили, и уехали.
Вечером капитан приказал радиограммой лейтенанту Кондрашову вернуться на ферму у первого колодца: пропал чабан Терновский. Кондрашов арестовал молодого помощника чабана Сергея и повез его в Бугровой для допроса.
Из колодца мощной струей лилась и лилась вода, обмывая дощечку, привинченную Васиным.
Глава девятая
Дубов слушал Захарова, только что вернувшегося в поселок.
— Лодка, разговор в эфире, исчезновение Черненко — это одна цепь событий. Из крепи они вышли налегке, надеются вернуться.
Дубов возразил:
— Вернутся они в крепь или нет, это еще вопрос. Может, все эти грузы — дело дальнего прицела… или кому-нибудь предназначены, — Дубов потер висок. — Сейчас главное — сохранить от лишних ушей весть, что мы напали на их след. Они должны быть уверены, что мы верим в случайность гибели Черненко.
— Да, это необходимо, — согласился Захаров. — Мы знаем, что они прибыли в поселок под видом охотников. Надо немедленно собрать сведения, у кого ночевали, уточнить их приметы. Для розыска мало того, что один высокий, другой — поменьше, и кто-то из них — чернобородый. Надо кое-кого из квартиросдатчиков вызвать сюда, оформить опросы. — Захаров помедлил и закончил: — Вдвоем заниматься — это два дня. Долго!
— Будем работать все, — сказал Дубов и, посмотрев на вошедшего Кондрашова, продолжал: — Стало ясно, что диверсанты попали в Бугровой под видом охотников. Куда они направились? Исчезновение Терновского, по-моему, — дело их рук. Видимо, чем-то он им мешал. В степи они могут быть только под видом мастеровых… Выбраться им с Черных Земель незаметно не удастся. Все машины, прибывающие к нам и уходящие от нас, тщательно осматриваются. Но жить в степи они могут… Будем искать их следы здесь. Я возьму себе вот эту часть поселка. Вы, товарищ старший лейтенант, эту, — Дубов показал участок Захарову. — Вам, товарищ лейтенант, придется заняться околицей. Кстати, вы там квартируете. Вызывайте самого крайнего. Кто там?
— Прохор Зуйков, — ответил Захаров, глядя на план поселка.
— Начните с него. По моим сведениям, и у него ночевали охотники. Выполняйте!
— Слушаюсь! — Кондрашов вышел.
Через час Дубов вызвал к себе Захарова.
— Немедленно выезжайте в степь. Начался массовый падеж овец. Значит, враги не следуют в глубь страны, а проводят диверсию у нас. Пало сразу три отары каракульских маток. Вскрытие показало, что поражена печень. Точно так бывает, если овец подержать на выпасах, ранее залитых половодьем. Это подделка под эпидемию. Я запретил водопой на этом колодце, — Дубов встал и, крепко пожимая руку Захарову, сказал. — Желаю удачи! — и на стук в дверь бросил: — Войдите!
Вошел Кондрашов. Дубов подождал, пока лейтенант плотно прикроет дверь и снова обратился к Захарову:
— Постарайтесь незаметно покинуть поселок, — Дубов побарабанил пальцами по стеклу на столе. — Сделайте вид, что выезжаете на взморье, а не в степь. У меня все! — и повернулся к Кондрашову: — Что говорит Прохор Зуйков?
— Вот, — протянул тот лист, не обращая внимания на выходящего Захарова.
— Пришли, переночевали, ушли… Все! Кто? Откуда? Зачем были?.. Ничего неизвестно!
— Говорили, что грозненские. Приезжали продать на рынке уток, купить хлеба.
— Где он?
— Еще у меня.
— Попросите, чтобы зашел.
Кондрашов через несколько минут вернулся.
— Простите, товарищ капитан, Зуйков, видно, не понял меня. Я сказал, чтобы он подождал, а он ушел. Разрешите вызвать?
— Да, — Дубов посмотрел в спину высокому, худому лейтенанту. — Охотниками они не поедут в степь — слишком заметно, а вот… мастеровыми, пожалуй, могут…
Но Дубов ясно представлял невозможность собрать сейчас всех мастеровых с ферм. Их очень много: плотники, печники, каменщики, маляры, даже просто возчики сена. Нет постоянной рабочей силы, и, как только наступает осень, на Черных Землях появляется кто угодно… Сейчас среди них были и эти двое. Капитану докладывали одно, Зуйков показал другое. Непонятный человек. Живет скромно, ничего дурного не скажешь, но как-то замкнуто. Родной отец его, дед Михей, при самом Прохоре как-то заметил: «Все время молчит, будто свою алгебру с геометрией выдумывает!» Ходили слухи, что через эту молчанку собиралась уходить от него жена. Потом рассказывала: «Ругаюсь — ни слова, кричу — ни звука. Хоть в петлю от такого молчальника». До войны, говорят, был парень как парень. Старухи про него шепчут: это, мол, на войне у него от душевных мук стряслось… А что он, один был на войне?
Дубов походил по кабинету, остановился около окна. По улице торопливо бежали люди, что-то на ходу сообщая друг другу.
«Может, мои люди напутали? Неправильно сообщили об охотниках, что ночевали у Прохора? — подумал Дубов. — Может, охотники действительно ушли, а не уехали?.. — он чуть улыбнулся. — Эх, хорошо бы сейчас, на зорьке, с ружьишком постоять на перелете… Зори-то сейчас, словно радуга…» — Дубов, заслыша шаги, вернулся к столу и, еще видя, как переливаются зоревые краски, ожидал, кто войдет.
Вошел растерянный Кондрашов.
— Зуйков умер, — глухо сказал он.
— Что?! — Дубов резко шагнул к Кондрашову.
Тот пожал худыми плечами, спокойно закончил:
— Соседи уверяют: разрыв сердца.
— Немедленно произведите обыск! Нет, отставить! — Дубов, сжав кулак, стукнул им по столу. — Скажите дежурному, пусть мне немедленно доложат результат вскрытия трупа. Пока все! Занимайтесь опросом остальных.
Дубов вышел и медленно пошел по улице. Прохладный ветер ласково коснулся его открытого лба, пробежал по лицу, будто хотел разгладить суровые складки у переносицы, в уголках рта.
— Афанасий Ильич! Здравствуйте, здравствуйте! Что это у нас творится? Черненко еще не объявился, богу душу отдал Прохор-молчальник. Я недавно обрадовался, про себя подумал, что заговорил наш молчун. В воскресенье покупал он у меня топор, — и продавец магазина рассказал о разговоре с Зуйковым. — Думал, принесет назад топор, опять поговорим, а он… вот.
