У подножия Копетдага - Ата Каушутов
Овез в нерешительности остановился.
— Как же теперь быть? — произнес он, повернувшись к старику.
Хошгельды тоже ждал, что скажет Дурды-чабан.
А старик, поглядев в сторону багрового зарева, не смог сдержать досады по адресу тех чабанов:
— А я их считал опытными пастухами, как же они могли так обмануться? Зачем это они?.. Вот уж, поистине, у страха глаза велики…
— Дурды-ага, вы уверены, что волки ходят именно вокруг вашего стада? — прямо поставил вопрос Хошгельды.
— Сын мой, Хошгельды, волки наметили это стадо и с вечера бродят вокруг нас, — твердо сказал старик. — Ты взгляни на моих собак, они хоть и не видели еще зверя, но точно знают, с какой стороны он появится. И мне это так же ясно, как солнце в голубом небе.
— Тогда мы не можем отсюда уйти, — заключил Хошгельды и обратился к Овезу. — Иди и делай свое дело.
Овез побежал к шатру и сразу скрылся из глаз. Дурды-чабан стоял на месте и ворчал, выражая недовольство соседними пастухами, их собаками, и почему-то снова заведующим фермой. Потом он спохватился и стал обходить посты, поучая молодых людей.
— Главное не теряться, — говорил он. — Как только собаки сцепятся со зверем, торопитесь им на помощь и пускайте в ход любое оружие. И уж тут надо быть проворнее самого волка… Эти гелекурты что делают — схватят вдвоем барана и бегут от собак. Один забрасывает жертву себе на спину, а второй на бегу пожирает ее. Потом меняются. Да, другого такого свирепого и жадного зверя не сыскать…
По ту сторону ятака, на вершине холма, блеснул огонек. Сначала он был похож на мерцающую в темноте гнилушку.
Но через некоторое время огонек вспыхнул, разгорелся и превратился в крстер, возле которого обозначилась фигура человека. Он двигал руками, хлопотал, суетился, исчезал и снова появлялся.
Это был Овез. Добежав до шатра, он схватил охапку, сена, сунул ее под кучу хвороста и поджег. В ту же минуту стала подавать сигналы полуторка. Свет как бы состязался со звуком, и свет победил, потому что вскоре бушующее пламя достигло нескольких метров высоты. Оно, казалось, лизало своим беспокойным языком самое небо, и его можно было увидеть с такого расстояния, куда не достигали гудки машины. Белый дым клубами поднимался от костра, тянулся за ветром и, выйдя из освещенного круга, сразу исчезал в темных просторах.
Огонь стал таким ярким, что отблески его отвоевали у мрака дальние холмы, и они словно приблизили к ятаку свои мерцающие снегом склоны.
А возле костра теперь появилась еще одна фигура, которая суетилась еще больше, чем первая. Это Вюши, радуясь свету, вертелся возле пылающих сучьев, раздувал и без того жаркое пламя и время от времени забавно приплясывал от охватившего его восторга.
Но недолго длилось это буйство. Пламя стало угасать так же быстро, как разгорелось. Прожорливый огонь поглотил приготовленную для него пищу, — костер сначала перестал дымить, а потом и вовсе угас.
Груда багровых, постепенно темнеющих углей — вот все, что осталось от его былого великолепия.
— Теперь уж волки раньше полуночи не нападут, — убежденно говорил Дурды-чабан, обходя часовых. — Можно и чаю попить, замерзли ведь.
Молодые люди, по очереди сменяясь, ходили в шатер, возле которого соблазнительно кипел кумган. После холодного мрака пустыни здесь, под кровом, было так тепло и уютно, что и уходить не хотелось. Подпасок наливал в пиалы чай, а Вюши, утомленный обилием впечатлений, завернулся в чабанью бурку и спал в углу, положив голову на приклад своего ружья.
Неизвестно, сколько бы он проспал так, не приснись ему волки! С криком — "держи его!", он стремительно вскочил на ноги и, смущенно протирая глаза, оглядел хохочущих товарищей. Только выпив пиалу чаю, Вюши окончательно пришел в себя от пережитого испуга и, смеясь, рассказал о том, как он во сне расправлялся с огромной стаей.
Время тянулось томительно медленно. Давно исчезло тревожное напряжение первых минут. Тучи понемногу рассеивались, одна за другой стали появляться звезды, а после полуночи, когда улегся ветер, на небе не осталось и признака облаков. Тут и луна дала знать, в каком месте она взойдет. Стало заметно светлее.
Люди уже освоились с обстановкой и даже стали подшучивать над трусостью волков, когда окрестности внезапно огласил какой-то ноющий жалобный голос. Все притихли. Вскоре нытье повторилось. Устремив взгляд в ту сторону, Дурды-чабан сказал:
— Ну, что ж, дело наше началось успешно, пусть и окончится оно так же — капканы уже принялись за свою работу.
Приезжие собаки стали проявлять нетерпение и рваться с привязи. Только овчарки пока выжидали и молча сидели где-то в укрытии. Но вот одна из них, притаившаяся под кустом невдалеке от Дурды-чабана, вскочила и ринулась вперед.
— Хватай его! Хватай! — закричал старик, поднимаясь на ноги.
Остальных собак мигом спустили с привязи, и они дружно бросились вслед за овчаркой. Теперь из-за кустов доносились звуки борьбы, сопровождаемые глухим рычанием. Только одна из приезжих собак никак не могла сообразить, на кого ее натравливают, и с громким лаем носилась по ятаку. В конце концов и она ринулась в бой.
Люди побежали к месту схватки, громкими криками подбадривая псов, и в этот самый момент шофер включил фары, осветив поле битвы.
Вот три собаки схватились с большим волком и повисли на нем, не позволяя ему убежать. Неподалеку матерый волк, уткнувшись задом в кусты, скалил пасть и огрызался, отбиваясь от двух наседавших на него собак. Еще дальше овчарка изо всех сил теребила зверя, схватив его за горло. Дурды-чабан подбежал к нему и ловко сунул нож в его тощий бок.
Хошгельды поспешил на помощь двум собакам. Но, боясь поранить их, он не стал стрелять, а лишь несколько раз ударил прикладом по голове.
— Хватай, хватай, догоняй! — то и дело кричал Дурды-чабан. — Так их, негодяев!..
Прогремели первые выстрелы, справа и слева раздавались возбужденные голоса, слышалось улюлюканье.
Вюши вместе с помощником чабана и подпаском пришлось пережить несколько неприятных минут. Бараны почуяли близкую опасность. Увидав свет и услыхав стрельбу, они вскочили на ноги и от испуга жались друг к другу. Больших трудов стоило их успокоить, потому что еще мгновение — и они бросились бы бежать, не разбирая куда и зачем. К счастью, четко обозначенная лучами фар граница мрака казалась им непреодолимой преградой.
Когда стадо несколько успокоилось, Вюши поднялся на невысокий бугорок, чтобы осмотреться при свете только что взошедшей луны. Он остановился у
