Большая семья - Филипп Иванович Наседкин
— Это оскорбление. Я солдатка. У меня муж за границей воюет.
— Муж тут ни при чем, — спокойно возразил Антон. — Мужа в наше дело не клепай. Речь о тебе. Что ты солдатка — еще ни о чем не говорит. Этого слова ты не достойна. Потому что солдатка должна быть примерной, мужу своему подстать. Понятно? И обижаться нечего. Неприятные слова — правильно. Но справедливые.
— Что ж: не нравлюсь — не целуй!
— Это не проблема, — нравлюсь, не нравлюсь. Я вот четвертые сутки не сплю. Глаза, как через решето смотрят, — хоть очки надевай. И через то не могу разобраться с этой проклятой коробкой. А трактор стоит, время уходит. И получается вред государству. Вот проблема.
В стороне показался Денис. Торопливой походкой он шел от своего загона. Антон окончательно расстроился: не смог без бригадира обойтись! В душе он проклинал и трактор, и себя, и Настю Огаркову.
Вдвоем трактористы скоро нашли неполадки в магнето. Через полчаса трактор двинулся по целине, ровным гулом нарушая тишину поля. Когда Антон сделал полный круг, Денис, убедившись, что машина в полном порядке, ушел к себе.
Антон работал до обеда. Но дальше не мог — окончательно разморило. Глаза слипались, борозда казалась неровной, изогнутой. Антон остановил трактор.
— А ну, садись! — приказал он Насте, показывая на сиденье тракториста. — Да поживей поворачивайся!
Настя взглянула на его измученное лицо и без слов покорилась. Антон включил вторую скорость, медленно отпустил педаль. Трактор с места пошел ровным ходом.
— Правое колесо в борозде! — крикнул Антон на ухо Насте. — Никуда из борозды!
Настя крепко держала руль. Антон подрегулировал газ, выше на деление передвинул рычажок зажигания.
— Так держать! — сказал он. — Я буду здесь, сзади, на каждом конце загона тяни меня за волосы: поворот буду делать сам.
Трактор подошел к лесу. Сильным рывком Антон дернул трос — поднял плуг и, наклонившись над Настей, взялся за руль, поставил трактор в борозду — в обратный путь.
— Так держать! — громко повторил Антон. — Имей в виду! — Он хмуро сдвинул брови и показал Насте кулак.
Настя в страхе зажмурилась. Но когда открыла глаза — Антона не увидела. Тракторист сидел позади на площадке, уткнувшись головой в изгиб левой руки, и спал, не чувствуя толчков, не слыша грохота и шума.
Люди отнеслись к предложению Потапова настороженно и недоверчиво. Много расспрашивали, выведывали, выпытывали. Да и как иначе? Новое дело! Может, выгодное, а может, и убыточное. Нашлись и такие, которые своими силами в состоянии были построить себе хату. Они выступили против создания строительной бригады. К ним присоединились те, кто, как огня, боялись кредита.
— Залезешь в долг, как в хомут, и будешь годами лямку тянуть, — говорили они. — Может, другой какой выход есть?
Многие требовали точных расчетов, просили назвать стоимость сруба. А дед Макар и вовсе озадачил колхозников.
— А давайте, граждане, и совсем не строиться, — предложил он, — пока пожар войны не затухнет.
От неожиданности люди умолкли.
— Что-то ты, дед, мудреное заплетаешь! — крикнул кто-то. — Уж не ждешь ли немца опять?
Низенький, щупленький, как завядший лопух, дед Макар грозно посмотрел туда, откуда раздался молодой насмешливый голос, и нетерпеливо постучал палкой по земле.
— С немцем — шабаш! — крикнул он в ответ. — Свинье на небе не бывать, немцу на нашей земле не хозяйничать. А строиться надо бы погодить, пока война закончится. А там — германца за глотку: сам пожег, паскуда, сам построй!
Речь деда Макара вызвала сумятицу: сердитые выкрики, шутливые возгласы, смех.
— Ишь, чего захотел дед на старости лет!..
— А то что ж? Сгубить сумели — сумей построить!
— Дождешься, держи карман пошире! В курене издохнешь!..
— А в землянке не лучше! Как суслики, закопались. Какая ж то радость, скажи на милость!..
— И-и… Родимые-милые! Слава богу, что живы остались! А там выкарабкаемся как-нибудь!
— На как-нибудь надейся, а сам не плошай!..
Шум затихал медленно. И уж когда все умолкли, поднял свою в кружок стриженную голову Недочет.
— Годить нам, товарищи, не выгодно, — сказал он рассудительно: — проку никакого. Надо поскорей из земли выбираться — вот задача. А что до немца — можно не беспокоиться. Немец нам за все денежками заплатит. У нас к нему большой счет: село спалил, добро разграбил, хлеб увез.
Люди снова заговорили, загалдели. Вспомнили о погибших девушках, о разграбленном колхозном имуществе. Стали считать, подсчитывать и со счета сбились — много получается.
Долго обсуждали дела и планы новой жизни. А когда вернулись к вопросу о строительной бригаде, предложение было принято большинством голосов. Каждому предоставлялось право свободного выбора: хочешь — сам стройся, не можешь — иди за помощью. Тут же составили список. Пять дворов решили подумать.
Арсей и Недочет шли по полю, тихо вспоминая об этом бурном сходе. Арсей направлялся в строительную бригаду, старик — к трактористам.
— Хату построить — не сапоги сменить, — говорил Недочет. — Каждому хочется, чтобы было и дешево и сердито. Оттого и сомненье, как ржавчина, разъедает душу. А пример будет — сомненье разлетится, как туман от солнышка.
Недочет был счастлив. В коллективной работе он видел силу, которая способна побороть любую нужду.
— Рано радоваться, Иван Иваныч, — говорил Арсей своему старому другу. — Еще придется помучиться. Попомни мое слово!
— Э, дорогой мой Арсей Васильич! — восклицал Недочет, заглядывая в лицо Арсею. — Что ж это за жизнь, скажи пожалуйста, ежели она, к примеру, легко в руки дается? А?.. Наша жизнь потому и красивая, мне думается, что трудовая, нелегкая. А все красивое, как и сам человек, всегда в муках рождается.
Он не договорил. Схватив Арсея за руку, показал в сторону. Там по серому загону полз трактор, выписывая, словно пьяный, кривые борозды. Вот он круто свернул влево, дугой пересек угол загона и легко пошел по озимому клину. Теперь в солнечном разливе зелени
