Рустам Валеев - Родня
— Эй, мальчики, подсобите-ка забросить мешок!
Юнцы прибегали и закидывали мешок с песком на верх кабины, и он тут же гнал их прочь, а сам принимался бить молотом с обратной стороны кабины. Мальчишки обиженно уходили, но стоило ему опять крикнуть, прибегали тут же. В конце дня они помогали Алпику уносить целую груду инструментов в сарайчик плотников, в котором он отвоевал себе уголок.
Наконец, недели через три он поставил кабину, навесил крылья и покрасил. Краска оказалась плохая, какая-то рыжая. Но и такая она оживила автомобиль, и Алпик ходил вокруг него и посмеивался: «Ну, гнедуха, поскрипим еще, а?» Однажды Стрельников остановился подле машины.
— Ого! — сказал он. — Значит, скоро…
— Ох, совсем не скоро, — искренно вздохнул Алпик.
Он мог не хитрить, уж теперь никто не запретил бы ему заниматься краном, сколько бы это ни взяло времени.
— Да ты не спеши, — сказал Стрельников. — Если помощь понадобится — скажи.
— Мне надо будет поработать в мастерской. На станках.
— Работай, работай. Я скажу.
— А еще, не разрешите ли вы одному из мальчиков помогать мне?
— Бери любого, — сказал Стрельников. — Филиппов! — крикнул он.
— Мне не любого. Там есть Ринат, ему, я вижу, интересно…
— Филиппов! — засмеялся Стрельников. — Есть у тебя Ринат? Пусть он работает с Хафизовым. — Помолчав, он проговорил: — Только краска у тебя какая-то… гнедая.
— Пусть гнедая, — ответил Алпик. «Потом перекрашу», — подумал он.
Теперь он не вылезал из мастерской, опять рассказывал байки, угощал ребят сигаретами, чтобы в удобный момент стать за чей-нибудь станок и сделать нужную ему деталь. И неотлучно вертелся подле него Ринат. Это был деревенский мальчишка, очень живой, смышленый.
— Так ты, говоришь, шоферил в деревне? — спрашивал между делом Алпик.
— Да, дядя. Я ездил на полуторке.
— На по-лу-торке? — удивлялся Алпик. — Видно, берегут в вашем колхозе технику, раз этакая старушка еще ходит.
— Да, дядя, у нас технику берегут. Но у нас ни одного автокрана нет.
Еще неделя прошла. Алпик основательно починил ходовую часть автомобиля, вырезал на ведущих валах новые шпоночные канавки, потом мало-помалу восстановил щиток приборов и заменил всю проводку. Наконец поставили мотор, тот, что после капитального ремонта стоял на складе.
Он завел машину и с полчаса, наверно, сидел в кабине, то едва нажимая ступней на педаль, то отставляя ногу, и рядом с ним, замерев, сидел парнишка.
— А что, дядя, — спрашивал он, — вы многим, наверно, помогали?
— Старался.
— А вы могли бы сделать так, чтобы кто-нибудь поехал учиться на крановщика?
— Дай подумать… постой! А ты, никак, хотел бы работать на кране?
— Спрашиваете!
Алпик заглушил мотор и вышел из кабины.
— Ты сиди тут, — сказал он парнишке, — сиди и жди меня.
Он зашел в контору и стал против Стрельникова. Тот сказал:
— Говорят, твоя гнедая уже на ходу?
— Я хотел поговорить с вами…
— Садись. Кури. Так что же, завтра, например, мог бы ты выехать на автозаводстрой? Или в Новый Город?
— Да, — сказал он. — Но я хотел… нельзя ли послать одного парнишку на курсы крановщиков? Парнишка толковый, верно говорю!
— Ладно, — сказал Стрельников. — Да постой ты!.. — крикнул, махнул рукой и засмеялся вслед убегающему Алпику.
Его зачислили водителем автокрана, он стал выезжать с бригадой Филиппова на автозаводстрой, и опять его жизнь потекла размеренно, спокойно. И только ощутив эту размеренность, он подумал: «А ведь Ляйла ни разу не пришла, пока я тут возился с автомобилем!»
В субботу вечером он поехал в Сидоровку. В дверях общежития его встретила все та же старушка.
— Раи-то нету, — сказала она, упорно принимая его за кого-то другого.
— Ладно, ладно, — ответил он машинально.
И тут прямо на него выскочила Ляйла.
— Я тебя в окно увидала, — сказала она. — Дядя Алпик, дядя Алпик, — сказала она со вздохом, — у нас тут такое!..
— Что именно? Ну!
— Наверно, Тамара все же выйдет замуж за Игоря. Ведь правда, дура?
— Н-да. Но ты, пожалуйста, не лезь со своими советами.
— Почему?
— Потому что они возьмут и действительно поженятся. — Он скупо улыбнулся. Он уже понял, как ей и Гале интересна вся эта история Тамары с Игорем. Вон какие бесовские глаза у Ляйлы! — Вот что, — сказал он серьезно, назидательно, — вас, кажется, собираются выпустить из училища раньше срока. Так вот, начнете работать — про учебники не забывай. Если хочешь, будем вместе заниматься. Мне, наверно, дадут жилье.
— Правда? Но ты не иди в общежитие, а бери вагончик. И будем жить вдвоем. Вот будет здорово!
— Ладно, — сказал он, — ступай.
И девочка тут лее убежала. Вот так она будет убегать от него каждый раз, когда его назидания покажутся ей скучным, никчемным брюзжанием, и однажды она уйдет совсем, ничуть не сожалея и даже не понимая, может быть, что покидает его. А куда проще было, укутав ее в материну шаль, сказать приказательно: «Идем!» — и она шла, не смея пикнуть, или, точнее, не желая вовсе пищать в предвкушении поездки с дядей в морозном веселом автобусе, а там — яркая комната изостудии, игра — рисование, и потом он, терпеливо ждущий ее в теплом сумраке вестибюля…
Задумавшись, он едва не проехал свою остановку, поспешно стал протискиваться к двери. И тут увидел Галию Фуатовну, ее узкое бледное личико. Она продвигалась в жесткой глухой тесноте, напряженно закусив губу, и коротко, отчаянно ударяла кулачком в чью-то большую спину. Когда они вышли-таки из автобуса, он, к своему удивлению, сжимал ее маленькую пугливую ладошку в своей.
— А вы были у нас? — спросила она, смущенно отнимая ладошку.
— Нет, — сказал он. — То есть я был у Ляйлы.
Она неопределенно кивнула и медленно пошла по дорожке в сторону поселка. Он пошел рядом.
— А ведь я оставляю работу в училище, — сказала она с некоторой как будто виноватой ноткой.
— Ну, понял, — сказал он. — Стройка открывает свои балет.
— Не смейтесь, — ответила она. — Пусть не театр, но уж танцевальную группу мы соберем. И вы еще увидите, какие танцы я поставлю.
— Как же, как же! Я увижу плывущих лебедей… вот ближе, ближе к замку — и вдруг не лебеди, а девушки. Прилетела лебедиха, ударилась оземь и обернулась девицей. Девица, девица, расскажи о своей лебединой судьбе!..
Болтая, оживляясь, он поглядывал на нее и видел, как личико у нее окрашивается слабым румянцем, она покачивает головой как бы в такт воображаемой музыке. В кино, что ли, ее пригласить? Но ему совсем не хотелось сидеть в темном зале и молчать два часа. Да, честно говоря, она ему не нравилась, ну, так, чтобы в кино звать.
Они вышли на центральную улицу к новому зданию почтамта, который, как и все прочие заведения, учреждения, объекты, имел сокращенное название — РУС, что означало районный узел связи. В промежутке между почтамтом и длинным желтопанельным домом проглянули зеленые сосны. А что, если позвать ее погулять в лесу? Или спуститься к реке? Нет, не стал звать.
— Какой вы странный, — заговорила она с улыбкой. — Вы романтик, лирик? Как это по-детски… да, да, только дети могли бы сказать, вообразить сказочное — ударилась оземь и обернулась девицей.
Он насупился:
— Почему — дети? А вы, например?
Она засмеялась:
— У меня испорченный вкус, — но смеялась она с удовольствием. — А вам я дам почитать кое-какие книги.
— Ладно, почитаю, — согласился он.
Теперь это ровное, расчищенное пространство, обнесенное решетчатой свежей оградкой, с рядами крашеных вагончиков и дорожками, посыпанными желтым крупнозернистым песком, никто бы не назвал пустырем.
Алпик получил жилье, вагончик, но — какой! Не цельнометаллический, в котором летом жарко, как в аду, а зимой сосульки с потолка, нет, вагончик был деревянный и напоминал дачный домик.
Он устроил нечто вроде новоселья, а вообще-то был просто повод пригласить к себе девчонок. Сперва он хотел и Галию Фуатовну позвать, но в последний момент почему-то передумал. Втроем они просидели весь долгий вечер, пили чай и лакомились магазинными яствами. Говорили о разных пустяках. Он не спрашивал, почему не пришла Тамара, он был обижен на девчонок. Пока они с притворным ужасом посвящали его в перипетии этой истории и спрашивали совета, тем временем, оказывается, вовсю готовилась свадьба, а после свадьбы новоиспеченный муж тут же уехал служить службу.
Тут девчонкам захотелось поговорить о Тамаре.
— И слышать не хочу! — рассердился он.
— И все-таки ты выслушаешь, — упрямо сказала Ляйла.
Он усмехнулся, махнул рукой: куда, мол, от вас денешься?
Дело в том, говорила Ляйла, что Тамара пока еще просто ученица. А если ей придется по насущной необходимости уйти в долгий отпуск, то ведь кто-то должен ей платить соответствующие деньги.
