Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
В этот год с группой старших учеников Терёша Чеботарёв впервые пошёл к попу на исповедь. Накануне учитель им говорил:
— Завтра, ребята, вы в первый раз пойдёте к священнику. Заходите к нему по трое-четверо, становитесь на колени и, о чем бы он вас ни спросил, кайтесь, говорите: «Грешен, батюшка!..».
В новой рубашке и новых дешёвеньких штанишках Терёша снарядился в церковь. Поверх он надел домотканный «хохотун» из старой материнской шубейки.
В великопостные сумерки десять коровинских учеников шумно поднимаются по лестнице на паперть. Здесь, в сумеречной мгле, при тусклом свете восковых огарышей, сбившись в кучу, стоят нищие старушки, инвалиды — безрукие и безногие. Все они жалобно просят: «Христа ради копеечку!».
На другой стороне при входе стоят в ряд шесть дородных, тепло и туго одетых торговок-булочниц. Перед ними в больших корзинах дышат паром свежеиспечённые булочки, козульки и уточки с изюминками вместо глаз. Тяжёлая дверь тихо распахивается; ученики вереницей входят в церковь. Сначала они останавливаются около дверей, вокруг жарко натопленной столбянки. Терёша, сняв мокрые рукавицы, жмётся к печке. С клироса доносится протяжный голос дьячка. Перед иконами там и тут теплятся тонкие жёлтые и раскрашенные свечи. Слева, около алтаря, — очередь исповедников и исповедниц. Ученики подходят к ним ближе. И тут Терёша слышит из-за перегородки тихое бурчание попа и звон, медных монет.
— О чём-то он будет нас спрашивать? — шепчет Терёша Серёжке Менухову и замечает, что тот от волнения стучит зубами.
— Трусишь?
— Нет, так, с непривыку боязно.
— Зря, не к медведю в берлогу идём, чего бояться, — успокаивает Терёша Серёжку.
Потом он оборачивается и видит около себя рослого церковного сторожа. Тот проталкивает ребят к боковой двернице, ведущей в алтарь к попу. На двери, в панцыре и в красной юбке до колен, растопырил крылья архангел Михаил. В руке у него огненный меч. Школьники, перекрестясь на архангела и толкая один другого, сразу вчетвером, плечо к плечу, заходят к попу. Терёша и за ним ещё трое вошедших падают на колени. Поп прикрывает их жёлтым передником и торопливо выспрашивает:
— Ходите ли в церковь?
Ребята в один голос:
— Грешен, батюшка!..
— Молитесь ли богу?
— Грешен, батюшка!..
— Не ругаетесь ли нечистыми словами?
— Грешен, батюшка!..
— Репу, горох не воруете ли?
— Грешен, батюшка!..
Наконец поп что-то нараспев ворчит и показывает им на оловянное блюдо, наполненное медяками. Ребята кладут по копеечке.
Из любопытства и от нечего делать, пока не началась вечерняя служба, Терёша бродит по церкви. Он глазеет на расписанные стены, толкается у прилавка, где церковный староста, похожий на угодника, бойко продаёт свечи, он же принимает поминальники с медяками и заказы на завтрашние просфоры. Совсем нечаянно около громадного металлического подсвечника Терёша видит соседку Степаниду. Она отбивает поклоны и, умильно взирая на Егория-победоносца, полушопотом о чём-то его просит.
«Наверное, за своего Сухаря молится, чтобы реже бил», — думает Терёша и, подкравшись к Степаниде, прислушивается.
Степанида, будто бы с глазу на глаз, полушопотом ведёт со святыми такой разговор:
— Святой Егорий, преподобный Власий да мученик Протасий, помолитесь-ко господу за нашу Пеструху, чтоб родила она к лету зараз двух телушечек одношёрстных, а не бычка белоголового, как в прошлый год на Артемьев день… Дай бог быть коровушке солощей и привыкнуть кушать солому, не худеть, не хиреть, игровой быть, стельной, не яловой переходницей… Батюшка Егорий, давай ей молочка вынашивать по целому подойнику. Помолитесь, святители преподобные…
Степанида слышит позади себя смех. В двух шагах от неё хихикает Терёша.
— Ты чего тут, бесёнок, подслушиваешь?
— У тебя учусь за коровье здоровье молиться, — тихонько отвечает Терёша и для приличия встаёт рядом со Степанидой на колени.
— Ишь ты, безотецкий! Ну, учись, учись… — И она снова обращается к Егорью, разящему копьём огнедышащего змия.
Началась вечерня. Исповедники помолились и разошлись на ночлеги: кто домой, кто в село к знакомым, а Терёша вместе с другими учениками — в приходскую келью. Здесь жил звонарь, он же церковный сторож и могильщик. И здесь была курильня для богомольцев и говорильня для любителей рассказывать всякие были и небылицы.
Эта первая исповедь была во второй и последний год Терёшиной учёбы в коровинской школе.
Весной младшие и средние были распущены на летние каникулы. Иван Алексеевич готовил к экзаменам старшую группу. Всё внимание было зубрёжке закона божия. Экзамены прошли благополучно. Терёша получил от попа евангелие с надписью: «За отличные успехи и примерное поведение». Учитель подарил ему дешёвенький томик басен Крылова и от себя надписал: «Недозрелый умок, что вешний ледок, учение — свет, неучение — тьма».
Терёша это понимал прекрасно, но сомневался, что поведение его было примерным.
XXII
За два года сирота успел кончить учение. Енька втайне даже завидовал ему и говорил: «Посмотрим, как он ремесло сапожное изучит, это не букварь». И Терёшу посадили за верстак. Евангелие с поповской надписью Михайла бережно обернул курительной бумагой и положил на божницу. Басни Крылова, чтобы не трепались, он отдал в переплёт Васе Сухарю. Звали Васю Сухарём за то, что он к семидесяти годам весь иссох. Кости в плечах выпирали, как стропила на старом овине, и кожа на них серая, будто солома на крыше, покрытая плесенью. Но Сухарь был жиловатый и крепко ещё держался на ногах.
В свободное от домашних работ время Сухарь по заказам переплетал старинные книги. Он был самоучка-начётчик и такой же самоучка-переплётчик. Десятки раз Сухарь перечитал жития святых и библию. Но самой его любимой книгой был «Потерянный и возвращённый рай». С ним Вася не расставался. Подвязав седые волосы узким ремешком, он всюду, где собирались люди, читал им эту страшную книгу и показывал лубочные картинки, изображающие борьбу сатаны с богом.
Михайла иногда, несмотря на свою скупость, бывая в Устье-Кубинском, покупал книжки. Так он в разное время приобрёл «Житие Алексия человека божия», «Грех Ивана Ивановича», «Оракул», «Колокол святого духа», «Тонул да выплыл, или похождения мужичка в Питере», «Купец Иголкин и его подвиг», «Житие преподобного Ксенофонта и супруги его Марии», «Рассказы про архангельских китоловов» и «Громобой». Была ещё у Михайлы одна книжка без обложки и названия, но Сухарь полистал её и определил, что это есть «Чудеса чёрной магии» — книга еретическая, недостойная быть вместе с «душеполезными» книгами.
Собрание этих книжек Терёша читал и перечитывал попихинским мужикам в воскресные дни. Но чтение одних и тех же книжек быстро надоедало; ему хотелось знать многое: о птицах, о животных, о самом человеке и отчего происходят гром и молния. Хотелось знать как можно больше о других странах, об
