Борис Бурлак - Смена караулов
Правда, тебя-то, Вика-невелика, вряд ли упрекнешь в потребительском отношении к жизни. Ты ударилась, пожалуй, в другую крайность. Не знаю, как насчет маминого сравнения науки с м о н а с т ы р е м, однако молодость слишком ходка: пройдет без всяких привалов, и ее уже потом не наверстаешь. Подумай-ка ты об этом на досуге, прогуливаясь мимо бакинской Девичьей башни, о которой у вас там сложены всякие легенды…
Конечно, ты можешь распоряжаться моими письмами как угодно, в них нет секретов от мамы. Я собираюсь написать ей отдельно, все никак не соберусь. Не то что не хватает времени — не хватает духа. Ты еще не знаешь, какая это больная, противоречивая любовь, что настигает тебя в поздние лета. Время необратимо — полбеды, но когда любовь необратима — сущая беда…
Сегодня утром видел за городом первого грача. Весна не за горами. А как у вас, на юге?»
«Милый отец! Друг мой верный!
У нас тут весна буйствует вовсю. Наш — в общем-то довольно неприглядный с птичьего полета — Апшеронский полуостров, где одни камни да песок, пышно расцвел, принарядился. Глубокой осенью кажется, что здесь ничто не растет и расти не может, что вороха пунцовых гранатов, оранжевой хурмы, яблок, винограда и прочих южных благ — все это откуда-то завезено на пестрые улицы и шумный восточный рынок. А сейчас город окольцован бело-розово-красным пламенем воспрянувших садов. Ожил, зазеленел и Приморский бульвар. Даже трепетная есенинская березка в Мардакянах, что так болезненно приживается под южным солнцем, и та вольно распустила мелкие глянцевитые листочки.
Весна у нас нынче тихая, влажная. Еще недавно сильные ветры ежедневно налетали на город, зябко было на апшеронском сквозняке, море металось из стороны в сторону с такой яростью, что тревожно думалось о смельчаках, несущих вахту в открытом Каспии, на Нефтяных Камнях. А сейчас стоит удивительное безветрие, и сады, пользуясь случаем, цветут дольше обычного. Но в воздухе уже лениво кружат привядшие лепестки.
Начинаю постепенно собираться к тебе в гости. Знаю, что до отпуска далековато, что рано укладывать вещички в тот единственный походный чемодан, с которым ты хотел бы видеть молодых людей в наш век, но горячее нетерпение одолевает меня все больше.
Мама по нескольку раз перечитывает твои письма. Она живет твоими письмами, ждет не дождется очередной весточки с Урала. Но ехать со мной пока отказывается. «После как-нибудь», — говорит. Чудачка, право! Когда это — после? Ну, приехали бы мы с ней вдвоем, погостили у тебя, посмотрели твой Урал и ничего страшного не случилось бы. Так нет, она и слышать не хочет. Напиши ей, пожалуйста, отдельно. Неужели вы не можете аккуратно переписываться как старые друзья? Если я все упрощаю, то извини, отец. Возможно, я так пристрастилась к «формальной логике», в которой ты косвенно упрекнул меня, что действительно не способна проникнуть в диалектику ваших чувств.
Спасибо тебе за откровенные размышления о молодежи, хотя сама я и вышла из комсомольского возраста. Мама судит молодежь куда более строго, чем ты. Понимаю, она имеет на это право: молодые годы ее прошли на фронте. Но нельзя же мерить только своей судьбой совершенно иные судьбы нынешней молодежи: в конце концов и война-то шла ради нее. Разумеется, всякая накипь обычно бросается в глаза — ну те избалованные сынки и дочки, разъезжающие в папиных «Волгах» и «Жигулях», бездумно прожигающие юность в ночных загородных ресторанах. Таким нет дела до таежных БАМов, если они даже трепетную песнь о Дне Победы легкомысленно переделали в модный вертлявый танец. Они вовсю разглагольствуют о какой-то полной духовной раскрепощенности. Но какое больное похмелье наступает у них потом, когда остается позади легко, бесцельно прожитая молодость!
Я пишу тебе под настроение: мы только что поспорили с мамой, прочитав твое последнее письмо. Она запальчиво обвинила тебя в либерализме, в заискивании перед молодежью, а я стала на твою сторону. Мне кажется, что ты, коренной строитель, объективнее судишь о молодых.
Ладно, довольно о серьезном. «Идет-гудет Зеленый шум, Зеленый шум, весенний шум!..» Ты советуешь мне подумать о том, что молодость очень ходка, что и не замечу, как пройдет она без привалов. Я уже писала тебе о доценте, который пытался настойчиво ухаживать за мной. Вообще ухажеры были и до него, но этот больше других нравился маме. Я отказала ему. Вскоре он женился на студентке-первокурснице. И что же? Теперь его отчислили из института за взятки с абитуриентов. Пьет, опускается все ниже. Представляешь, отец, в каком бы незавидном положении оказалась я, став женой интеллигентного проходимца. Мама и тут нашлась, утверждая, что со мной бы он не опустился. А зачем мне муж, которого надо остерегать от дурных поступков? Нет уж, избави бог меня от супружеской «педагогической поэмы»! Лучше отсидеться в бакинской Девичьей башне, о которой ты, оказывается, помнишь.
Любовь не ищут. Любовь ждут, не сетуя на ее опоздание. Смешно, разумеется, что я пишу тебе об этом. Но ты поймешь меня. Будет и на моей улице праздник, будет, ты уж не беспокойся за свою доню.
Снова и снова обнимаю тебя, милый, добрый мой отец! Живу тем, что скоро увидимся. Твоя Вика-невелика».
«Весенний привет, Виктория!
На сей раз виноватой оказалась именно весна, что я опять задержался с ответом. Дела, дела… У строителей и весной много забот, как у перелетных птиц, которые заново вьют гнезда, благоустраивают прошлогодние. Мы тоже закладываем новые дома, начинаем отделочные работы в старых «коробочках». Вот я и замотался. Вдобавок к тому бесконечные заседания, как у тех же грачей, шумливо выясняющих отношения после зимних метелей.
Сегодня выкроил часок и спешу набросать ответ на твое очередное письмо. Ты выразительно нарисовала бакинскую весну, и я живо представил себе цветущий Апшерон. Вся жизнь моя прошла в средней полосе России, однако воевал я на юге. Четыре военных весны запомнились мне: в сорок втором году — на вздыбленных, изрытых воронками берегах т и х о г о Дона; в сорок третьем — на порожистом, пенном Тереке; в сорок четвертом — на белых от цветущих садов плацдармах за Днестром; и в сорок пятом — на людных переправах через мутный, яростный Дунай.
Три из этих весен мы наступали круглые сутки, по сплошному бездорожью, — саперам редко удавалось прокатиться по автострадам, даже в Венгрии или Австрии. Но все-таки не зимы, а весны помогали нам осилить дальние дороги.
Жаль, что ты приедешь на Урал уже летом. Не придется повозить тебя по тюльпанной степи. Взамен ее я покажу тебе наши горы, хотя у нас нет ни казбеков, ни эльбрусов, нет и головокружительных перевалов. Урал не поражает своим величием, зато он богат очень. Именно он защитил Кавказ, когда немецкие альпийские дивизии со всякого рода высокопарными названиями, вроде «Эдельвейс», напролом шли к бакинской нефти. Потом Уральские горы всей тысячекилометровой цепью грозно надвигались на порабощенные Карпаты, Балканы, Татры и закончили свой поход у самого подножия суворовских Альп. Такие-то они, мои горы, среди которых я живу.
Ну да приедешь — посмотришь. Действительно, лучше один раз самой увидеть. Напишу сегодня и маме. Если бы она выбралась на недельку, то был бы двойной праздник. Зачем откладывать на будущее? Теперь идет отсчет не десятилетий, а завершающих годков. Во всяком случае, это относится ко мне. Я строю и старею. Уже недосчитываюсь многих ровесников, прошедших всю войну, но замертво падающих на весеннем цветущем поле. Мирное время тоже густо заминировано для тех, кто отшагал свое по минным полям Отечественной. Правда, и здесь существуют свои «миноискатели» в виде этих кардиографов, да, к сожалению, они срабатывают слишком поздно… Ты, доня, не хмурься: я не пессимист. Это я нечаянно заговорил о грустном. Каждая новая весна вызывает у пожилых людей самые разные чувства — тут и до мажор, тут и ля минор. Кстати, осень-матушка, если она долгая, светлая, больше подходит для спокойных раздумий о пережитом, а весна, черт возьми, искушает и нашего брата: невольно забываешь о прожитых годах, будто все еще где-то впереди вся ц е п н а я р е а к ц и я будущих встреч.
Маму ты не осуждай за ее вечное беспокойство о твоей судьбе. Кто-кто, а мама знает цену женского одиночества. Нет, я не подталкиваю тебя на какой-нибудь опрометчивый шаг, я лишь хочу сказать, что нельзя быть не в меру рассудочной. Надеюсь, Вика, ты не ждешь такого спутника, который бы тоже непременно окончил университет по отделению истории экономических теорий. Шутка шуткой, однако ж бывает, что иные девушки старательно гасят свои влечения только потому, что им все не встречается идеальный ровня-интеллектуал. Настоящая любовь — это мудрость чувств, которая посильнее житейского опыта, тем более книжного. Впрочем, мои рассуждения ни к чему: ты сама писала, что любовь, как правило, не терпит советов со стороны.
