Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 2)

—     Тех, кто заставил женщин идти впереди, нужно заставить носом рыть землю, — прогремел бас Инала. — Кто любит соленое, попьет водицы.

Астемир выдержал паузу и продолжал:

—   Валлаги! Я заканчиваю, товарищи. Теперь вы понимаете назначение чистки. Сейчас мы приступим к чистке, будем приглашать сюда людей и говорить о каждом перед всем народом. Будем вызывать людей по алфавиту.

— Что значит по алфавиту? — раздались голоса.

—     Кто с красивой, тот раньше?

—    Ишачья голова! Как знать, какая буква красивее...

—    Самая красивая та буква, какая у самого Астемира. Эта буква похожа на острую вершину.

Может быть, это замечание и было справедливым, но все-таки люди плохо понимали намеченный порядок. Новое замечание Астемира внесло полную ясность. Он так и сказал:

—  По алфавиту — это значит по порядку. И как бы в пояснение, делая акцент на «а»,

Астемир вызвал на помост известного всей Кабарде Абанокова. Это был народный судья. По всему было видно, что Абаноков многое дал бы, чтобы не быть Абаноковым, не носить фамилию на букву «а». Люди увидели даже какое-то предначертание в том, что первым предстал перед ними на суд сам судья.

Процедура чистки началась. Секретарь комиссии читал анкету судьи. Люди внимательно слушали, хотя и без анкеты знали судью по многим делам. Абаноков то бледнел, то краснел, будто его попеременно обдавали то горячей водой, то холодной.

Кто не знал Абанокова? Сын коновала, он рано осиротел, попал в казачью станицу к лавочнику, там научился счету и грамоте и вскоре начал писать за плату разнообразные, хоть и малограмотные прошения. Благодаря этому он и прослыл человеком, знающим законы, и после упразднения шариатских судов быстро пошел в гору: раз пишет прошения, знает названия всех учреждений и в какое из них с чем следует обращаться, ему и поводок от волов в руки. Но знаток юриспруденции все-таки не был уверен в себе, поэтому бегал к руководящим товарищам чуть ли не по каждому делу —упаси аллах вынести опрометчивый приговор. А если случалось, что вдруг по ходу дела выяснялись какие-то непредвиденные обстоятельства, в корне меняющие суть дела, а Абаноков уже имел указания свыше, он оставался тверд и никогда не отступал от заранее согласованного приговора.

Вот каков был судья Абаноков! Но в остальном он был неплохой человек.

Среди присутствующих Абаноков заметил многих из тех, кого он когда-то осудил. Как же при этом не волноваться! История жизни Абанокова была рассказана. Солнышко продолжало ярко светить. Инал по-прежнему ходил вдоль и поперек помоста, тяжело ступая, погруженный в свои размышления. Астемир пригласил желающих высказаться. Но никто не знал, с чего начать. Только Давлет, предвкушая удовольствие поговорить с судьей на равных, воскликнул:

— Дать ему гусачком по голому заду!

Излюбленная прибаутка шхальмивоковцев-жерновщиков развеселила людей. Все как бы очнулись, зашумели, послышались возгласы:

 —   Верно! Гусачком его!

Неслись и более осмысленные выкрики:

—  Его законы привязаны к сапогам начальства. Куда сапог, туда и закон... Не нужно такого судью! Почему новый лесник на свободе?

До сих пор не был забыт случай в Батогинском лесничестве. Молодой лесник получил указание от начальства: стреляй в браконьеров, ответ будем держать мы. И случилось, что лесник застрелил браконьера. Дело передали в суд. Лесника приговорили к тюремному заключению, но лихие начальники велели освободить убийцу. Жена убитого долго обивала пороги, требуя возмездия за кровь, она и плакала, и грозила передать дело в более справедливый, шариатский суд, но, увы, ничего не достигла.

Воспоминания об этом деле разожгли страсти. Одни говорили, что судья потому и называется народным судьей, что он защищает интересы народа, другие не соглашались с этим:

—    А вдова и пятеро детей-сирот — это не люди, не народ?

—    Щитом защищаются, но щитом можно и убить.

—    Гусачком, гусачком судью!..

Инал перестал вышагивать, он все не мог принять решения, какую сторону поддержать. Поддержишь судью — люди скажут: «Инал защищает несправедливость». Поддержишь его противников, значит, судью придется вычистить из партии, и тогда потеряешь нужного человека.

В толпе начала проталкиваться вдова убитого. Она старалась, чтобы все увидели ее детей, кричала:

—  Глядите! Вот дети, которых он сделал сиротами. Глядите, люди! Глядите и вы, мои сыны. А вот тот, кто виновен в нашем несчастье. Смотрите на него, запоминайте! Вырастете — мстите.

Астемир растерялся. Инал подсказал ему:

—  Ведь мы не давали ей слова. Женщина услыхала Инала.

—  Не давали слова! Да разве словами кормят детей? Слово и на углях не испечешь...

Нужно было что-то решить. Астемир, справившись с растерянностью, громко сказал:

—  Я поддерживаю тех, кто требует исключения Абанокова из партии.

Инал хмуро метнул на него взгляд, но промолчал.

Астемир возвестил:

—    Поднимите руку те, кто не хочет оставить Абанокова в партии.

—    Мы не хотим оставить его судьей, — раздались крики.

—    Человек, исключенный из партии, не может быть судьей, — пояснил Астемир.

—    Тогда будем поднимать две руки: одну, чтобы выкинули из партии, другую, чтобы перестал быть судьей.

 Так или иначе, на этот раз не пришлось призывать людей дважды и трижды, как это было при голосовании в Шхальмивоко, — все охотно подняли руки, некоторые не отказали себе в удовольствии поднять обе руки. Судья удалился той же походкой, какой обычно уходили от него осужденные.

На букву «а» было еще три члена партии, и самым интересным из них был молодой балкарец Адыков, председатель окризбиркома[5]. Инал давно был недоволен Адыковым. Он знал немало случаев, когда сельские сходы выносили решения о лишении избирательных прав подкулачников, мулл, скрытых спекулянтов, а окружная комиссия восстанавливала их в правах. Адыков всегда находил мотивы: этот осознал ошибку и встал на честный путь, тот прикупил лишней земли, будучи не в состоянии прокормить большую семью, многие, по мнению Адыкова, страдали от наветов, и, наконец, Адыков утверждал, что к лишению избирательных прав нередко стали прибегать из побуждений кровной мести.

И снова голос народа, на этот раз в пользу Адыкова, помешал Иналу выполнить свой замысел — исключить Адыкова из партии. Инал помнил, что невыгодно ему разжигать и усиливать оппозицию, и без того, считал он, врагов у него более чем достаточно. Надо было хладнокровно учесть все эти соображения. Но чем больше Инал себя сдерживал, тем более внутренне негодовал и начинал чувствовать неприязнь к каждому, кто вольно или невольно шел против его намерений. На Астемира он старался не смотреть и только бормотал достаточно громко, чтобы его слова донеслись до председателя: «Нет, таким способом ты не вымоешь партию, ленивая вода не смоет ил, большевики любят быструю воду».

Уже начинало темнеть, а люди не уходили. Всем хотелось дождаться буквы «м». Всех занимала судьба Матханова.

Много народу оказалось на буквы «к» и «л». Но тут подобрались почти все люди безобидные: заведующий больницей, тракторист (это его трактор пострадал во время паводка, но он сам-то был неповинен, а еще меньше повинен в бегстве Жираслана, и его честь тракториста на чистке не пострадала), налоговый агент (правда, кое-кто был им недоволен, но агент доказал законность своих действий).

Случалось и так, что секретарь только зачитывал анкету и на этом проверка беспорочных людей заканчивалась.

Но вот дело дошло до Каранашева.

Едва секретарь назвал его фамилию, Тагир вскочил на помост и важно подошел к Иналу. Казалось, Тагир, весь ликуя, готов обнять Инала, но сдержался и подал Иналу лишь руку. Тот, не предвидя дальнейшего, протянул свою. Тагир начал яростно ее трясти.

—   Поздравляю! Поздравляю!

Инал ничего не понимал, как ничего не понимали и все другие.

Всеобщее замешательство помогло Тагиру произнести речь, которую, очевидно, он долго готовил. Речь была такая:

—   Поздравляю тебя, Инал! Это ты, Инал, зажег костер в долине. Костер этот виден так далеко, как будто он горит на вершине Эльбруса. Вот мы видим вокруг себя посланцев со всех сторон света. Люди едут из-за Терека и из-за Кубани. Тут есть посланцы Осетии, Ингушетии, Дагестана. Что же привлекает к нам людей? Костер! Костер, который зажжен Иналом, костер, который должен рассеять остатки тьмы и бросить свет социализма на все стороны света. До сих пор Эльбрус назывался Горой света. Теперь долина, где горит костер Инала, будет называться Долиной света. Вы недоумеваете. Вы еще не знаете, что это за костер. Нет, вы все знаете, о чем я говорю. У кого в сердце нет ликования по этому поводу и готовых слов признательности и величания нашему головному коню, головному журавлю — Иналу...