Аркадий Львов - Двор. Книга 3
Женщины спрашивали, какое можно ожидать понижение цен первого апреля текущего года, и повторяли слух, который неизвестно откуда пошел, что вообще никакого понижения цен в этом году не будет.
Орлова сказала, она тоже слышала, но никаких сообщений в газетах и по радио не было, а гадать не хочет. Мадам Малая со своей стороны добавила, что правительство и так каждый год понижает цены, а зарплату при этом многим категориям повышает, так что можно только удивляться, откуда берутся ежегодно такие средства. Наши моряки загранплавания, которые бывают в Неаполе, в Марселе, Барселоне, Нью-Йорке, в один голос говорят, как там все дорожает на глазах не только каждый год, а каждые полгода. И простым людям, горько усмехнулась мадам Малая, не приходит в голову спрашивать, когда правительство, наконец, остановит и понизит цены, потому что все давно хорошо знают ответ: никогда!
Ляля спросила, какие еще вопросы будут по шестому пятилетнему плану. Дина Варгафтик сказала, подождем, что покажет первое апреля, а пока у нее вопрос к Малой и Орловой: сегодня, когда она ехала с Нового базара двенадцатым трамваем, она случайно прислушалась к разговору, который вели между собой две женщины интеллигентного вида, обе сели на остановке недалеко от медицинского института. Одна говорила другой, что Суслов и Микоян выступили на съезде против Сталина, который, в отличие от Ленина, не хотел считаться с другими вождями, принимал все решения сам, а тех, кто не соглашался с ним или просто не устраивал, убирал с дороги. Суслову и Микояну не дали договорить речь до конца.
Тося Хомицкая сказала, сегодня на Привозе она тоже слышала, что на съезде Микоян и другие, она не запомнила фамилии, критиковали Сталина, который приказывал Ежову и Берии, чтоб приняли меры к тем, кого Сталин укажет. Эти люди исчезали, одни сразу, другие через какое-то время, и никто из близких не знал, куда они девались, что с ними.
— Орлова, — сказала Клава Ивановна, — я сама буду отвечать на грязные слухи, которые принесли с Нового базара и Привоза обе кумушки, Дина Варгафтик и Тося Хомицкая. Первая, по ее собственным словам, случайно прислушалась к трамвайному разговору посторонних женщин насчет Суслова и Микояна, а вторая, тоже случайно, услышала, как на Привозе обсуждали выступление Микояна в Кремле. В одном и в другом случае речь идет о том, как оба выступали против Сталина. Но, во-первых, кто знал Суслова до войны и сразу после войны, если на руководящей работе в ЦК он появился в самые последние годы жизни Сталина и среди соратников его никогда не называли? Я не помню ни одного случая, — сказала мадам Малая, — чтобы Дегтярь вспомнил имя Суслова. Другое дело — Анастас Иванович Микоян. Еще при нэпе он был нарком внутренней и внешней торговли, а в тридцатые годы нарком пищевой промышленности, которую поднял на небывалую высоту. Все пищевики и миллионы советских людей не просто знали Микояна, соратника Сталина, но любили, как любили когда-то Кирова и Орджоникидзе, с которыми Микоян дружил, начиная с революции, всю жизнь до самой смерти. А Киров и Орджоникидзе были среди самых любимых, самых близких соратников Сталина. Так я спрашиваю вас: как Микоян мог выступать против Сталина и как можно было принести эти грязные слухи и клевету в наш двор! Мы не допускаем, что у Дины и Тоси был какой-то злобный или враждебный умысел. Но надо признать, что с тех пор, как не стало с нами Дегтяря, мы запустили общественную и воспитательную работу, которая всегда была у нас во дворе в центре внимания и держала его на нужной высоте, так что двор всегда мог служить примером для всего Сталинского района, а Сталинский район был и остается главным районом в Одессе. Орлова, я думаю, надо договориться с Бирюком, пусть сам проведет итоговое занятие по двадцатому съезду партии и затронет все вопросы, которые накопились и ждут ответа. Орлова поставила предложение на голосование, но мадам Малая сказала, голосовать в данном случае не надо, потому что у нас политбеседа, а не собрание, и надо все решить в рабочем порядке. Если будут какие-то технические трудности, она сама подключится и найдет способ договориться с Бирюком насчет удобного для всех времени, пусть люди успеют хорошо продумать и подготовить свои вопросы.
Ляля планировала на следующий вечер встретиться с Бирюком, рассказать подробно, как прошла политбеседа, и поставить в известность насчет слухов, которые Дина и Тося принесли с Привоза и Нового базара. Хотя рабочий день давно закончился, оказалось, что хозяин еще не вернулся домой и, по словам хозяйки, раньше полночи не вернется, как было все последние дни. Договорились, что Марина передаст Андрею Петровичу просьбу Орловой, а он либо сам, либо через нее сообщит, когда сможет встретиться с Лялей и выделить необходимое время, чтобы не приходилось вести разговор впопыхах.
Хотя формально никаких претензий не могло быть, у Ляли от визита осталось немножко неприятное чувство: можно было ожидать, что Марина предложит чашку чая, сама захочет поговорить насчет дворовых дел, тем более что в последнее время стала уделять заметно меньше внимания, но весь разговор ограничился конкретным вопросом, ради которого пришлось объясняться с хозяйкой через порог.
Никакой срочности видеться с Малой не было, но Орлова решила навестить ее, чтобы справиться насчет здоровья. По дороге она строго наказала себе не затевать никакого разговора по поводу приема, какой оказала ей Марина. Однако Клава Ивановна сама, когда узнала, что Бирюка не было дома, спросила, как встретила хозяйка, какой был разговор, Ляля замялась, было впечатление, норовит что-то утаить, и старуха, глядя в глаза, выдала полной мерой:
— Ты хочешь, чтобы Малая сама тебе сказала, как она тебя встретила? Я скажу: она держала тебя у порога и даже не пригласила присесть. Ты еще увидишь ее, когда она въедет в новую квартиру с унитазами и раковинами из Неаполя и Марселя. Но не надо здесь ставить знак равенства с Бирюком. Конечно, Бирюк не Дегтярь. Таких как Дегтярь делается все меньше…
— И скоро, — засмеялась Ляля, — совсем не будет!
— Смейся, смейся, — погрозила пальцем Клава Ивановна, — но к этому идет. Слава Богу, старуха Малая не доживет. Не думай, что я фантазерка, чтобы не сказать наивная дурочка или прямо идиотка. Я помню, еще мой Борис Давидович рассказывал, когда приезжал с коллективизации, что при Сталине не все было как надо, не все было правильно. А при Ленине? Ленин сам говорил, что делали ошибки. Но главное не преувеличивать, главное — вовремя исправлять. С Бирюком, какого мы видим сегодня, можно найти общий язык. Но что будет завтра? Орлова, если бы ты знала, какие камни лежат у Малой на сердце! А что еще будет, я даже боюсь произнести вслух. То, что сегодня болтают бабы на Привозе и Новом базаре, то завтра будут кричать на всех перекрестках, как говорили в старое время, во всю ивановскую.
Хотя в конце февраля съезд завершил свою работу и можно было ожидать, что Андрей Петрович не сегодня завтра назначит день, чтобы на политбеседе подвести итоги, никаких известий ни от него самого, ни от его Марины, которая твердо обещала связаться, не было.
В первых числах марта по городу пошли слухи, что на закрытом заседании в последний день съезда Хрущев сделал доклад о Сталине, в котором говорил о его преступлениях и ошибках, начиная с тех дней, когда, вопреки советам Ленина, Сталина назначили генеральным секретарем партии, и до самых последних дней его жизни, когда перед роковым мозговым ударом, как будто уже предчувствовал и торопился, он приказывал расстреливать сотни людей и готовился ссылать и расстреливать тысячи.
Многие вспоминали, как еще до болезни Сталина, в пятьдесят третьем году, стал распространяться слух, что всех евреев будут высылать из Одессы и других городов в Казахстан, в Сибирь, в Заполярье, чтоб, кто выдержит и останется живой, осваивали там пустынные земли и районы. Теперь люди прямо ссылались на своих знакомых железнодорожников, которые готовили на Товарной, на Заставе, на Сортировочной товарняки с нарами и теплушки для привилегированной категории евреев из числа ученых и специалистов, пригодных для использования на урановых разработках и в производстве плутония, необходимого для создания ядерного горючего и ядерных бомб.
Одесситы, которые в первые дни марта оказались в Тбилиси, когда там отмечали третью годовщину со дня смерти Сталина, привезли оттуда известие, что молодые грузины собрались на митинг у памятника Сталина, начались беспорядки, секретарь ЦК Мжаванадзе, сам грузин, вызвал войска, сотни людей были ранены и убиты. Раненых укрывали друзья и родственники, трупы убитых грузили на машины и развозили по моргам городских больниц.
На Привозе, где грузины имели свои места и продавали свежие овощи и фрукты, с одесситами были всегда самые хорошие отношения, хотя домохозяйки постоянно завидовали, что эти кацо и генацвали из своих мандарин, персиков и помидоров могут построить себе дома как в сказке. Грузины весело отвечали, что в самом деле могут построить за этот счет дома, как в русской сказке, на курьих ножках, без окон, без дверей, но в таких домах только русские могут жить, грузин не поселится ни за какие деньги.
